Я рос, грустить и плакать не умея...

Я рос,
Грустить и плакать не умея,
Пока однажды сам не увидал,
Как, камень привязав к собачьей шее,
Столкнули камень с выщербленных скал.

Он потянул собаку за собою,
А два щенка за хвост хватали мать,
И, упершись, над бездною слепою
Она вовсю старалась устоять.

Вцепясь когтями в землю что есть силы,
Она, на смерть людьми осуждена,
Не лаяла, а жалобно скулила,
Но камень был сильнее, чем она.

И кто-то к пропасти по доброй воле
Собаку ту подталкивал, смеясь,
И замер я,
И слов не стало боле,
И только слёзы брызнули из глаз.

И в бездну, полную тоски и мрака,
За нею бросились её щенки,
И прочь,
Как обречённая собака,
Я побежал по склону вдоль реки.

Не ведал я, куда от горя деться,
Мир рушился
С горами заодно.
И было задохнувшееся детство
Под их обломками погребено.

Мне с той поры всё видится иначе, -
В душе печаль,
Рождённая в беде,
Живёт подобно ворону в гнезде.
Протяжный вой,
Предсмертный хрип собачий
Поднесь меня преследует везде.

И со щенками, кажется, опять я
Бездумно брошусь в бездну с высоты.
А рядом -
Точно снятые с распятья -
От смеха перекошенные рты.