Русь утренняя. Глава третья

РУСЬ УТРЕННЯЯ

Эпическая поэма

Глава третья


Князь Игорь. Усмирение древлян и уличей.
Два «пути из варяг в греки». Размышления
о хазарах. Разорение каспийских народов.
Хазарские козни. Вырвались из кольца.
Разгром от буртасов и камских болгар.
Нашествие печенегов. Ах, море Чёрное!..
Письменность на Руси. Борьба с печенегами.
Поход на Царьград. Дьявольский огонь.
Новый поход. Разумное решение. Снова
Каспий. Смерть Игоря


Едва успели в свой печальный день
Славяне по Олегу справить тризну,
Как мрачных и тлетворных слухов тень
Затмила неокрепшую отчизну.

Древляне в стольный Киев шлют гонцов
С посланием, коротким образцово:
«Вам дань не платим. Мы — в краю отцов,
А не в Полесье дойная корова».

«Не дойная? Ну, я вам покажу! —
Вскипает князь. — Вдвойне платить заставлю!»
И, в неслухов вселяя страх и жуть,
Он в них мечом вбивает кротость рабью.

Несут мехов запасы, серебро
И прочее, сгибаясь неумело.
Смотря на горы подати: «Добро, —
Князь говорит. — Теперь другое дело».

Гремит в победном Киеве труба,
Весть воспевая о победах славных.
Но Игорю, как видно, не судьба
Спокойно почивать на пышных лаврах.

Восстали уличи в низах Днепра.
Дружине на расправу ровно сутки.
Пусть воины запасами добра
Невест и жён порадуют. Дала
Удачу жизнь в нежданном промежутке.

О, славный удивительный поход!
Несётся войско, тучей пыль вздымая.
И уличская кровь рекой течёт,
Но не сдаётся улич, погибая.

И третий год уже Пересечень
В осаде непреступным остаётся.
И княже едко над собой смеётся:
«Наступит ли когда счастливый день,
Когда Пересечень пересечётся?»

А день куда же денется? Настал.
Гонца торопит в Киев воевода.
Пересечень пересечённый пал.
И нет здесь больше гадкого народа.

Ушёл куда-то к Бугу и Днестру.
И князь острит: «Перун решает всяко.
Путь из варягов в греки чей с утра?
Был уличский, теперь он мой, однако».

И всё же справедливым, Игорь, будь,
Иначе и расслабиться недолго.
Есть и другой к варягам древний путь.
Не менее известный — Дон и Волга.

Но залегает хитрый враг его,
Евреи ненасытные — хазары.
Всё богатеют. Только для того,
Чтоб в Цареград везти свои товары.

Князь Игорь разрабатывает план,
Любой хазарской хитрости хитрее.
Сначала по каспийским берегам
Собрать оброк, на зависть всем евреям.

Потом усилить Русь, и по врагу
Ударить прикаспийскому. И вольно
Задышат полной грудью на бегу
И ширь Днепровская, и Дон, и Волга.

Но если к Каспию — то у хазар
Выпрашивать придётся разрешенье:
Не просто так, за прихотливый дар —
По землям прикаспийским прохожденье.

Ну что же, если так, пусть будет так.
Отдам своей добычи половину.
Пусть от души порадуется враг,
А я с моею долею не сгину.

*        *        *

Всё получилось, как предполагал
Владыка новый киевский. На сделку
Пошёл еврейский денежный кагал.
Подумал князь князей: «Плывёшь ты мелко.

Вот и тебя я, кажется, надул.
Считай свои торговые доходы.
А я на Каспий-батюшку иду.
О, дай, Перун, удачи нам на годы!»

На этот раз Перун удачу дал,
Олег ограбил Каспий по-злодейски
И дань по чистой совести послал
В казну своих соперников еврейских.

Лишь одного владыка не учёл —
Хазарской алчной наглости извечной.
Кагал, смеясь, границу перешёл
Обычной чести общечеловечной.

Он так сказал: «Уж если по уму,
То я от хитрости отнюдь не сгину.
Награбленное целиком возьму.
Славянскую присвою половину».

И на уставшую в разбоях Русь
Напал своей немереною силой.
И я, как летописец, не берусь
Картиной опечалить вас унылой.

Скажу лишь, Игорь славный дал отпор.
С такою силою сражались вои,
Что таяли хазары, словно бор,
Когда в нём дружно просеку проводят.

Но снова наплывал за валом вал,
И нету больше сил сопротивляться,
И князь в кулак оставшихся собрал,
Чтоб из кольца смертельного прорваться.

И ринулись, и цепь разорвалась,
И вверх по Волге-матушке поплыли,
Покуда их в один жестокий час
Буртасы и болгары не добили.

И вот князь Игорь в киевском дворце.
Ждёт новых непредвиденных известий,
С печалью бесконечной на лице
И в сердце с пламенем кипящей мести.

*        *        *

Читатель мой! Вам нелегко понять
Причины неудач и поражений.
Вам надобно почаще вспоминать
О тройственном законе повторений.

Когда бои выигрывал Олег,
Далёкие от Божьей благодати,
На мир земной осуществлял набег
Период новый внутреннего сжатья.

В сраженьях ярых собиралась Русь
В начальную, но мощную державу.
Так день пригожий часто поутру
В себе содержит Божескую славу.

При Игоре — разжатия распад
Наполнил Русь заботами мирскими.
Об этом беспощадно говорят
Раздоры-споры много лет подряд
С князьями и чужими, и своими.

Конечно, там и здесь, свирепый зверь,
Месть правила — причина всех походов.
Не всех, но большинства, как мы теперь
Сказали бы, спустя века и годы.

А месть — навек Христом запрещена,
Запрещены обманы и убийства.
И если месть подчас разрешена,
То, значит, ей и надо совершиться.

Она как наказанье тем и тем,
В жестокую, но трезвую учёбу.
Но умолкаю. Буду глух и нем.
Мне не пристало походить на Глобу.

И лишь одно ещё добавлю я,
Что сжатия-разжатия бессильны,
Когда мы с Богом — дружная семья,
А души наши благостно-умильны.

*         *         *

Однако время продолжать рассказ.

Предчувствие давно владыку мучит.
Он ходит по светлице. Вот сейчас
Он сообщенье важное получит.

Слуга посланье крымское несёт —
В своём нечеловеческом разбеге
На земли юго-запада вот-вот
Из Азии нагрянут печенеги.

Ах, Море Чёрное! Твои пути
Приносят столько зла и столько горя.
Прольёшь, пока начнёшь по ним идти,
И пота море, да и крови море.

Но и без этого уже никак.
К торговле тягу русичи познали.
Игрушкою заморский был кругляк,
Теперь за деньги кругляки признали.

Князь Игорь думает. — Повсюду знать
Берёт пример в одежде цареградской,
Да учат отпрысков писать-читать,
И сами доки в этой штуке адской.

А впрочем, адской ли? Когда Олег
Свой договор подписывал в Царьграде,
То крестик ставил. Был в письме он слеп,
Как тот гусляр по праздникам в посаде.

Теперь и я подписывать мастак,
И прочитать, а то и сделать вставки.
Кириллица, конечно же, не враг.
Давно пора в наш быт вносить поправки.

Вон Ольга у меня! Во всех делах
Затейница, да что там — мастерица.
Сильна в библейских призрачных словах,
Да и в науках всех, как говорится.

Но, вишь ли, брат, куда нас занесло... —
Так думал князь, по горнице шагая.
Разнежился в мечтаниях зело,
А тут беда надвинулась такая.

Он с первою нагрянувшей волной
Разделался почти что полюбовно,
Услав её к болгарам. Боже мой!
Великий княже, позабыл ты словно,

Что книжный дар — гостинец от болгар,
Кирилла и Мефодия заслуга...
Но вот волна вторая, как пожар,
Всё выжгла от востока и до юга.

До Цареграда стал смертельным путь.
Однако недоступности торговой
Обиднее услышать злую суть
О подлости друзей заморских новой,

Что византийцы златом-серебром
Недавно печенегов подкупили,
Чтобы они у скифов поделом
Охоту к морю Чёрному отбили.

Ну, погодите!.. Игорь заключил
Мир с печенегами. По всем уделам
Призывный бросил клич. Он воин был.
К его языческим набегам смелым

Вполне по-свойски относилась Русь.
И жажда мести. И наживы жажда.
Чего там больше было, не берусь
Судить. Повествование покажет.

И вновь армада русских кораблей
(Не меньше тысячи, напишет Нестор)
Пошла просторами речных путей
В почти забытое святое место.

И снова отличился русский меч.
Дойдя до византийских побережий,
Славяне начали селенья жечь
И уносить мешки добычи свежей.

Немало горя на своём веку
Познала Византия молодая.
Жестокости языческие зная,
Флот цареградский вышел к маяку,
На смертный бой пришельцев вызывая.

Но в узкой горловине — гиблый бой,
Князь отступает, с водной тишью споря,
Уходит и уводит за собой
Весь вражий флот в безветренное море.

Князь усмехается: «Простор люблю.
Нас больше вчетверо, ну, может, втрое.
Я окружу их всех и потоплю.
Русь им напомню — что это такое».

И вдруг какой-то дьявольский огонь
От кораблей противника со свистом
Широкой ужасающей дугой
Летит в пришельцев, яростно-неистов.

Горят, как свечи, Игоря ладьи,
Горит вода морская островами,
Горят славяне бедные мои,
Кляня Перуна бранными словами.

Лишь те спаслись, которые броском
Ушли с начала битвы в мелководье.
Князь говорит: «Мы с моря под замком,
Но с берега, как прежде, на свободе».

До осени свой мстительный разбой
Чинили неуёмные славяне,
Покуда и со стороны земной
Их не прижали крепко христиане.

Теперь одно — в ночь тёмную прорыв,
Да подгорели, видно, лавры славы.
Над ними вновь шлеи огнистых грив.
Не многие спаслись от адской лавы.

*        *        *

И снова князь шагает по дворцу,
Задумчиво и в то же время броско:
«Терпеть обиды русским не к лицу,
Вновь соберу бесчисленное войско».

И князь армаду новую ведёт,
Но снова, по совету патриарха,
Царь греческий, Роман, посольство шлёт:
«Мы в силах избежать потерь и краха.

Недёшево откупимся от вас.
Уже в пути четыре каравана.
Живите в мире завтра и сейчас,
Как подобает нашим мудрым странам».

И князь к дружине: дескать, так и так,
Как скажешь, братия, так и случится.
Дружина отвечает: «Мир — не враг.
Мир — это жизнь. Надёжней примириться».

И договор плоды свои принёс.
Владыка вместе с важными князьями
Перед Перуном клятву произнёс,
А христиане — в православном храме.

Но мир-то мир. А Игорь на Кавказ
Направил вскоре часть своей дружины.
Однако снова я избавлю вас,
Читатель, от мучительной картины.

Не по душе сюжеты мне сии,
Жестокости и хитрости срамные.
К тому же все посланники Руси
В походе сгибли от дизентерии.

Видать, и вправду жизнь пошла вразнос.
В те дни беда и в Киеве случилась.
Ужасную княгине весть принёс
Посланец от древлян. Душа затмилась.

Там Игорь-князь оброки собирал,
Но что-то разыгрались в князе чувства,
«Эх, мало взяли», — он себе сказал
И вновь туда, в Искоростень, вернулся.

А с ним охраны небольшая часть.
И разожглись древляне: ишь ты, власти!..
Привязанный к берёзам, грозный князь
Безжалостно разорван был на части.

8.08.16 г.,
Преподобномученицы Параскевы