Слаще мёда

                СЛАЩЕ МЁДА

                ***
Труден путь в барханах по пустыне:
Утомлённый солнцем и жарой,
Я ищу в песках там и доныне 
Девушку —  под голубой чадрой.

Но пока всё попадались чаще
В чёрной над закрытой головой.
Может быть их губы даже слаще,
Только я ищу — под голубой!

Часто мне встречались под зелёной,
И хоть надоел пустынный зной,
Я, от странствий долгих утомлённый,
Всё равно ищу —  под голубой.

Сколько раз встречались и под красной —   
Дивной, видно, девы красоты.
Не тревожьте сердце вы напрасно.
Мне под голубою снишься ты!

Даже под коричневой однажды
Встретил я прекрасную ханум,
Но не смог влюбиться, словно каждый,
Так, как прыгнуть в воду наобум.

Жёлтой и оранжевой чадрою
Прикрывая прелесть чёрных глаз,
Говорили пери мне порю —
Чтоб забыл я голубой соблазн.

Что они всех девушек игривей
Будут в сказках тысячи ночей.
Только мне не надо, чтоб красивей,
Я хочу чтоб была — как ручей.

Что бежит по камешкам и влагой
Жажду утолит в истоме дня.
И чтоб кровь моя бурлила брагой 
От её лобзаний у огня.

Миражами хитрая пустыня,
В голубое наряжая всех,
Ждёт, пока душа моя остынет
Или превратится  в белый снег.

Но я вновь, с надеждою и верой,
Даже если душу погублю,
Всё ищу в виденьях дымки серой 
Тот родник, что сердцем пригублю!

Много лет уже среди барханов
Мучаюсь я, путаясь в следах,
Или в глубине пустых духанов
Изливаю боль свою в слезах.

Я тебя не видел, но узнаю,
Сколько бы пустыня не врала,
Когда ранит взглядом, нарезная,
Из под голубой чадры — стрела!

     НЕТ ЛУЧШЕ В МИРЕ НАГРАДЫ

Белое море пустыни,
Скаты барханов в песке,
Солнце всю душу вам вынет
Или зароет в тоске.

Тонкой цепочкой верблюдов
Движется в зной караван.
Как выживают здесь люди,
Где лишь мираж и обман?

Мозг затуманен жарою:
Словно оазис —  мираж,
И этой сладкой игрою
Я наслаждаюсь весь, аж.

Стройную, нежную пери
Встретить мечтаю в пути,
Чтоб открывая мне двери,
В дом пригласила войти.

И из ручья, что за домом,
Воду внесла в кувшине,
Ведь на востоке истому
Не утоляют в вине.

И накормила обедом —
Всё чтобы не попросил,
А я за нею бы следом
Взглядом влюблённым водил.

Ну, а когда, осторожно,
Вечером выйдет луна —
“Что подарить тебе можно?”—
Спросит стесняясь она.

И, улыбаясь глазами,
В сад поманила б пойти.
Может не грех и в исламе
Страннику счастье найти?

Там я ночною прохладой
Розу бы ей подарил:               
“Нет лучше в мире награды,               
Чем поцелуй!” —  говорил...

    НАЛИВАЙ, ЧАЙХАНЩИК, ЧАЮ

Наливай скорей, чайханщик, чаю —
Тёрпкого, янтарного на вид,
Я уже не раз ведь замечаю,
Что душа горит не от обид.

Кто обидел, тем всегда прощаю,
Пусть их стрелы не вернутся вспять.
Только никогда не обещаю,
Что любить потом смогу опять.

Если ранят томным взглядом очи,
Хоть бровей не видно даже дуг,
Я ведь не обижусь, а все ночи
Проведу у ног других подруг.

Или, если лёгким станом манит,
Когда тени удлиняют тополя,
Девушка к ручью, то не обманет:
Я пойду вслед — не забавы для.

Даже если просто под чадрою 
Уловлю печально-нежный вздох,
Я лицо прелестницы открою,
Чтоб потом любить её — всю мог!

Ты, хозяин, знаю, славный малый,
Только вот зачем твоя ханум
Приоткрыла скромно ротик алый,
Чтобы растревожился мой ум?

Или незаметно взгляд лукавый
Исподволь бросает на меня.
“Берегись, чайханщик, худой славы,
И моя душа полна огня!”

Наливай скорее чай горячий
В эту полудневную жару,
Лучше, чтоб я вовсе был незрячий,
Чем от прелестей ханум — умру!

    Я ДАВНО ХОЧУ ВЛЮБИТЬСЯ

Как мираж и наважденье,
Ангел жизни неземной,
Ты пришла из сновиденья —
Для души моей больной.

Совершенно очумел я
От небесной красоты:
Только в тамошних владеньях
Есть подобные цветы!

На губах твоих улыбка
Сладкой ягодой манит.
Ах, она и стан твой гибкий —
Поцелуевый магнит.

Опахалами ресницы
Прячут томность чудных глаз.
Я бы, аж до поясницы,
Целовал их и не раз!

Взгляд, глубинной синевою,
Проникает прямо в грудь.
Я нырнул бы с головою
В этот омут — утонуть!

Щёчки с персиковым пухом
Аппетитностью влекут.
Я бы съел их одним духом,
Пусть меня потом убьют!

Нежных рук твоих касанья
Возвращают отчий кров,
А коленей лобызанье 
Будоражат мозг и кровь!

От сползающей одежды
Улетает вверх душа,
Чтобы там повиснуть между
Ангелов, едва дыша.

Трепет тела под руками
Дарит пламя и восторг,
Сердце спазмами арканит,
Рвущееся на простор!

Лепестки сосков алеют
На волнах груди нагой.
Я б губами их лелеял,
Целовал, как аналой!

Шемаханская колдунья —
От волос и аж до ног.
Ах, когда ж тебя найду я,
Чтоб любить безумно мог!

Королева и царица
Моих мыслей и мечты,
Я давно хочу влюбиться —
Только бы явилась ты!..

   ОТ ТЕБЯ СЛОВНО ГОЛОВУ КРУЖИТ

Ты такая красивая, словно —
У черешни цветущей наряд,
Когда пчёлы вокруг поголовно
Её любят и благодарят.

От тебя хмелем голову кружит,
Даже без ароматов цветов,
Даже море становится уже,
И тебя по нему, как по лужам,
На руках понести я готов!

К берегам заповедного счастья,
Где сирени цветущей туман
Наши руки возьмёт за запястья
И, венчая божественной властью,
Окунёт нас в любви океан.

Потому что с тобою — царица —
Невозможно без счастья прожить,
Можно только любить и молиться,
И с улыбкою преданным быть!

Ведь у нас говорят — на востоке,
Что не слаще ни мёд, ни халва —
Поцелуев журчащих в потоке
Таких слов, что шумит голова!
          
                ***

Ты нездешняя, что-то вроде 
От цветов есть в тебе, даже птиц,
Только глубже и без пародий
Про ромашки и голубиц.

От распущенной белой розы
У тебя благородная грудь,
А от жёлто-лимонной мимозы —
Колдовская, грешная суть.

Потому что, раскинув руки,
Чистым ангелом пав на кровать,
Отдаёшься, но не на муки,
А вольною птицей летать.

Чтоб забравшись в синие дали
И разгуливая между фей,
Сладкозвучную изливали
Песню — ты и с тобой — Орфей!

Или, жалобно крики роняя
Белой чайкой над каждой волной,
С бурей споря и умирая,
Трепыхалась одной рукой.

А потом пробежавшись дрожью 
В теле, выставленном на показ,
Затихала, уснувшей рожью,
В колдовской, предрассветный час.

Полудикая персиянка,
С тёмным пухом над верхней губой —
Ты, как мёд или валерьянка,
Иль мираж из воды голубой!

                ***

Ни Хорезм, ни Бухара, ни Хива,
И ни в сказках тысячи ночей,
Никогда такой как ты красивой
Не встречали — чистой, как ручей.

Даже в Самарканде, когда груши
Зацвели, как шёлковая шаль,
Шла молва восторженная в уши —
“У неё ресницы, как вуаль!

А глаза, как воды на Байкале —
В глубине прозрачней лишь стают.
Синие, как озеро, вначале,
В душу западают и поют!”

В Шемаханском царстве и в Ташкенте
Для тебя соперниц не сыскать.
Хоть во что их всех не разоденьте,
Только тенью твоей могут стать.

В миражах пустыни — водной гладью
Ты томимых жаждою влечёшь,
И, волнуя лебединой статью,
Как бальзам — Аму-Дарьёй течёшь.

Лишь Коканд, в прославленной долине,
Девушками славился вокруг.
Только твои косы были длинней,
И бровей чернее полукруг!

Падишах и слуги все Аллаха,
Как бы Муххамеда не толкуй,
Положили б головы на плаху —
За один твой лёгкий поцелуй!

Все сравненья на седом востоке 
Сладкие и нежные, как лесть,
Меркнут, если взгляд твой, с поволокой,
В моём сердце я смогу прочесть.

Но, как рассказать тебе про это,
Если ты с улыбкой на устах
Слушаешь несчастного поэта —
Где-то в неизведанных местах?!

                ***

Старый евнух — страж у падишаха
Не спускает глаз с тебя на миг.
Обмани его и я Аллаху 
Посвящу свой самый лучший стих.

Пусть луна, над облаком колдуя,
Спрячет, как и ты, своё лицо.
Прилетай на праздник поцелуев,
Как пчела весною за пыльцой!

Дивная ханум, ты этой ночью
Подари мне прелести свои,
Ведь в гареме днём тебя воочию
Видеть могут, только, соловьи.
  -------------------------------------
Звёзды смотрят сквозь твои ресницы
И волнует пьяный запах роз,
Что к ногам любимой мной блудницы
Я волшебной ночью преподнёс.

Наслаждаюсь вкусом — будто персик,
На колени голову склонив,
Когда ты к ней прижимаешь перси
И руками тонкими обвив.

Поцелуи и твои лабзанья —
Слаще мёда, сказочней луны,
И тревожат сердце, как касанья
У гитары пальцами струны.

Нежная, чарующая телом,
Вздохами и запахом полей,
Ты берёзкой кажешься мне в белом —
Из далёкой юности моей.

Для тебя, царица, — всё на свете:
Позабуду пьянство чужих губ,
И зарю, янтарную в рассвете,
Подарю, как верный однолюб!

Только утром, ласковая пери,
Всё ж уйду в свой северный предел,
Где берёз — серебренные двери
Открывать Пегас мой улетел!

   Я ТЕБЯ ПОСЛУШАЛ, МОЯ ПЕРИ

Ты сказала, ласковая пери:
“Не целуй меня в нагую грудь,
Когда вечер зоряные двери
Закрывает, чтобы отдохнуть,
Не целуй меня лишь как-нибудь.

Не целуй меня в нагую грудь,    
Потому-что в пламенном закате
Сердце только мелочью заплатит 
За любви не пройденный твой путь,
Чтобы с пол-дороги повернуть.

Когда вечер зоряные двери
Закрывает, чтоб настала ночь,
Только поцелуями измерить —
Жажду, что душе не превозмочь.
В этом я смогу тебе помочь.

Закрывая, чтобы отдохнуть,
Ставни окон и упав на ложе,
Ты увидишь, что я не похожа
На других — с кем можно и уснуть.
Только поцелуй мой не забудь!”

 “Не целуй меня лишь как-нибудь!” —
Мне шептали ищущие губы —
“Только грудь лаская не будь грубым,
А настойчивым и нежным будь,
Выбирая поцелуям путь”.

Я тебя послушал, моя пери,
И, целуя шёлковую грудь,
До утра уже не мог поверить,
Что других ласкал лишь как-нибудь,
Только бы себя чтоб обмануть...

                ***

Ручей в оазисе весь день потел до муки,
Но перед пальмой извиняясь и бледнея,
Под вечер стал прозрачней, леденея,
И вдруг хрустальные рассыпал в беге звуки.

У многопальцевой и многорукой пальмы,
Синеющей на бархате заката,
Вызванивает ветерок, стаккато,
И жёлтой пудрой у барханов красит спальни.

Пески змеинново вползают в норы  лени — 
В их тёмно-фиолетовые ложа,
А снятая карминовая кожа
Живёт отдельно ещё несколько мгновений.

Шипя, высовываясь жала этих гадов
Выискивают бренные остатки,
Как осы прилетев на запах сладкий
Жмыхов из косточек и шкурок винограда.

Уснёт в оазисе барханная пустыня,
Изморенная миражами зноя,
И кварцевые змеи мезозоя
Утихомирятся и вся она остынет.

Закат, совсем непродолжительно алея,
Оазис подготовит к тайнам ночи.
И ручеёк у пальмы запророчит
И запоёт уставшим путникам смелее.

И ночь, стремительно планирующей птицей,
Слетит на шёлк в бархановые спальни,
И опахала — пальцевые пальмы —
Вздохнут и звёздные пошевелят ресницы.

В Прохладном воздухе засеребрятся тени: —
Висячие сады Семирамиды,
Кочевники, рабыни и мюриды,
И тысячи веков мелькнут и поколений...