В колыбели огня

- В тот день злосчастный я, о царственная дева,
Был занят чрезвычайно важным делом:
Лежал под деревом, мечтал, жевал травинки
И листья клевера делил на четвертинки.
И незаметно задремал, скользнув в объятия
Зефирной неги и полуденной апатии. 

Но разум мой был потревожен странным шумом.
Мне померещилось во сне – вдали бушуют
Морские волны… Но откуда, к Первотроллю,
В лесу глухом и диком взяться морю?
Сначала волны были ласковы, а после
Всё подступали к моему погосту

И, яростно врываясь в сон, зачем-то
Всё жарче, жарче становились, горячее… 
Мой нос меня опередил, и это «чудо»
Без промедления разгадал – он вмиг учуял
Гарь от пожарища лесного. Впопыхах я
Вскочил, заохал, завертелся и от страха

Все мысли тут же растерял. Вокруг шумели
Отнюдь не волны – то горели сосны, ели,
И плавился сушняк с протяжным треском.
Огонь объел на много миль пролески!
Уж двести лет как огненное море
Не посещало наше тихое подворье.

В обход пожара делать круг мне не хотелось.
Собрав в остатки резвый дух и смелость,
Я влез на холм ближайший и с разгона
Вцепился в мимо пролетавшего грифона.
Он перенёс меня в когтях своих над чащей
И над рекой, от пламени урчащей.

Хоть страшно было вниз смотреть, но всё же…
Я любознателен, и это чувство гложет
Меня не меньше страха… Там… О, боги!
Покрылись павшими деревьями дороги.
Они теряли кожу и горели…
Но в этой пламенем объятой колыбели

Я заприметил удивительное место
И чуть не вывалился вниз от интереса -
Как раз туда, где чёрным дымом занавешен
Был полог леса. И едва не стало меньше
Одним прекрасным троллем в этом мире,
Приветливым и очень-очень милым...

(На этом месте Тинга-Линг с улыбкой
Малютку почесала по загривку.)
- Средь чащи «островок» стоял зелёный,
Не тронутый огнём, не опалённый.
Как будто кто заговорил его от жара!
От удивления едва не завизжал я.

Однако перевозчик мой крылатый,
Держа столь хрупкий груз в косматых лапах,
Метнулся ввысь, где твердь небес синела,
И лишь когтями сжал меня сильнее…
На землю целым, невредимым, без подпалин
Вернулся я, за что премного благодарен.

Спустя шесть дней вернулся я на пепелище,
Подумав про себя: не будет лишним
Получше разузнать про это место,
Затерянное в пустоши безвестной.
Покоя не давала мне загадка...
Я из деревни выходил украдкой,

И озирался, чтоб никто из милых братцев
Не вздумал вслед за мною увязаться.
Хоть путь мой был запутанным и длинным,
Среди обугленных еловых исполинов
Мне не составило труда найти поляну,
Не тронутую жаром окаянным.

Здесь жизнь по-прежнему кипела. Пёстрый дятел
Ловил букашек из древесных нор и вмятин,
В еловых ветках голосили свиристели,
И феи кутались в своей дневной постели,
Средь земляничных зарослей… лентяйки.
А непоседливые белочки-летяги

Мелькали рыжими зигзагами по кронам.   
И вихри огненного буйства и погрома
Это загадочное место стороною
Благополучно обошли… Вокруг стеною
Чернел бурьян и переломанный орешник,
В тлен обращённый пламенем кромешным.

Тут я приметил, что цветущая поляна
Была очерчена безжизненным бурьяном
Как будто идеально ровным кругом.
Совет мудрейшего учителя и друга
Пришёл на память мне… Я вспомнил, что Сфенориум,
Знаток мистерий и фантасмагорий,

Ещё в стенах начальной школы завещал мне:
«Если запутался, утратил все начала,
То призывай на помощь геометрию."
Сию науку почитал я скукой мертвенной!
(Тут покраснела Тинга-Линг невольно.
Ведь со времён скамьи дубовой школьной

Она, к стыду и величайшему смущению,
Того же самого придерживалась мнения.)
- Но, оказалось, что совет его бесценен.
Шагами круг я поделил, и эпицентр
Нашёл, сражаясь с повиликой и репьями.
Здесь, посреди благоухающей поляны

Таилась сила, что лесной огонь сдержала
И сохранила всё живое от пожара...

***