Венок Есенину

                Пустая забава.
                Одни разговоры!
                Ну что же?
                Ну что же мы взяли взамен?
                Пришли те же жулики, те же воры
                И законом революции
                Всех взяли в плен…

                С. Есенин "Страна негодяев"
1.
Жить в эпоху больших перемен
и погибнуть – большая удача,
если жить не зажатостью стен,
а пришпорив истории клячу.
Есть отметка судьбы роковая.
Распознать ее может не всяк.
И без разницы что - родовая ль,
или Бог тебе ставит в яслях.
Вот и он, как певец бездорожья,
лишь в душе сохраняя Добро,
нес в себе ту, которая божья.
В остальном Время выжгло "тавро".

Начинался тот век тяжело.
На Владимирке будто распутье.
Города будоража, село.
И, как вишенка торта, - Распутин.
«Бес попутал» одних - чтоб блудить.
А другим - как на печке Емеле.
Угораздило ж бабу родить
в этот век гениального Леля!
О березах и ивах поет,
над щенками убитыми плачет…
Но почувствовал вдруг: он - Поэт!
И уехал навстречу удаче.
Как понять, куда катит страна?
Но он верит, что жребий назначен.
С ним рязанских небес синева
их пожар - голубой, не иначе.
Эту потом пропахшую выть,
Анну Снегину, страсти гостинец,
и дороги, где любит ходить,
он оденет в березовый ситец.
Как же славы хотелось ему!
Чтоб – российская, чтоб – мировая.
И, пока не в угарном дыму,
рвался к ней, всех вокруг задирая.
Не сопливым мальчишеским «ячеством»,
не надменностью позы «на ять», -
до Египта бы раскорячиться,
над Европой кудрями свисать!
И, чтоб образ поярче создать
то зипун, то цилиндр одевая,
он умел свои маски менять,
будто женщин, к тем целям шагая.
Кто взрастить его гений готов? –
Клюев? Блок? крикуны футуристы?
Шершеневич, Мариенгоф,
эпатажные имажинисты?
Девочка в Мариинской обители,
(образ выдуман, светел и чист)?
Не о них ли потом: «Накопытили
и пропали под дьвольский свист».
И мосточком в успех мировой,
вдруг удача - сирена, Даная
увлекла не в Пречистенский зной,
а в Европу и Штаты, за раем …
Этой страсти не нам быть судьей:
что здесь – Рок ли, понты ль полушпанские.
И экстрактом любви на убой
были деньги и море шампанского.
Не огонь это – угли, зола.
Не успех, а дорога к беспутству.
И салютом звенят зеркала –
слава, отданная безрассудству.
Да, поэту – не щит его стих.
Ведь две жизни в руках у поэта.
Здесь – Пророк он, здесь – жалок и тих.
И Есенин смешал ту и эту.
В эмигрантский попав Вавилон,
чьи сердца покорять, чем их ранить?
Тут кумиры свои и салон,
не поплакать и не побуянить.
А что Штаты? - Для них чистоган -
и душа, и амвон, и Мессия.
"Это – Миргород. Злой балаган.
К черту их!" – И уехал в РАCЕЮ.

Но и родина вовсе не та,
что он помнит, уехав за данью.
Не нужна здесь его маята,
как той женщине, страсти недавней.
Он пугал своим буйством родителей,
их крестьянская суть – не вина.
Но - толпа новой власти радетелей,
для кого его РУССКОСТЬ – чума.
Критики местечковой той масти,
в новой жизни кто строят уют,
во всех порах сидят новой власти
рррреволюционность блюдут.
Революции кто мать и мачеха,
все здесь переиначут, сомнут.
Да, с него они бойко начали.
Маяковского позже добьют.

… Он устал, как его жеребец:
перегнать ли «стальную конницу»?!
Понял вдруг, что крестьянам – конец
и конец поэтической вольнице.
И чтоб пламень души не затух,
черным гостем к себе не явиться,
вновь буянил и дрался, пастух,
жизнь в кабак превратил, чтоб забыться.
На колени шалаву сажал,
а вокруг пели, плакали воры…
Русь казалась той девкой, и знал:
плакать ей и плясать у забора.
И, кабацкой Москвы плоть и кровь,
он сбегал к вам, рязанские дали,
где мычащая нежность коров
и где хмель молоком заливали.
И остался застольный шедевр,
что кабацкой Москвой озаглавил.
И соловушки песню пропел,
и бежал на погибель едва ли.

Много позже другой повторит
тот загул, где от славы - к беспутству.
(Только русский рязанский пиит
может так – от гармошки – в искусство).
И вослед грустный бард тихо спел,
спел свой реквием, им помолился:
«Белый аист на белое небо взлетел.
Черный аист на черную землю спустился».

2.
Как богата ты, Русь, ширь твоя и душа,
плач твоих журавлей и монисто цыганки.
И слезу рукавом, как и в старь, не спеша,
вытрешь молча и спляшешь под говор тальянки.
Старый клен у больницы, сказать я боюсь,
облетевший стоит, стылый, заледенелый.
Отцвела твоя липа, как "новая Русь",
рэкетирам отдавшись душою и телом.
Не хочу разбираться с чужою виной,
как навесили ценники пошлые дивы.
Как прицеп к олигархам с охраной-шпаной,
расползлись по Мальдивам и корпоративам.
Мне ж близка твоя повесть кабацкой Москвы,
где гремела чуть скрытая русская удаль.
Где буянил ты дерзко, сжигая мосты,
не хватался за жизнь, что пошла уж на убыль.
Хоть противник-соперник и визави
говорил, что в перчатках ты будто корова,
но не знали вы оба, что нет вам пути
в той России советской, где правде хреново.
И персидских мотивов умолкнувший стон,
и кандальную Русь, и плетень в буераке,
рассиропят потом и отпляшут шансон,
как ты галстук повязывал каждой собаке
Да, стихов твоих сладость в гитаре излив,
веселимся, деремся мы и колобродим.
Только жаль, что шансон исковеркал мотив,
блатняком заменив всю напевность мелодий.

Нам те песни знакомы до звука,
и не вытравят в нас голос твой:
"Сыпь, гармоника. Скука, скука.
Гармонист пальцы льет рекой".

 3.
Ты смеешься, пацан, что пою,
я про жизнь не его, а свою,
и глаза мне слезою опять,
эта песня начнет увлажнять?
Да, крапива пожухла. Плетень
также сохнет у деревень.
Тех людей в кандалах грустный взор
навсегда влился в образ озер.
Поминальный мне слышится звон
в тусклом карканье наглых ворон.
Но меня та дорога манит,
душу трогает и бередит. -
Как «кандальников» взор полюбить
смог, кто пел про рязанскую выть?
Я понять его жизнь не берусь,
уходящей ли видел он Русь
или новой, советской признал:
может, даже и Маркса читал...
Может, было, а, может, и нет –
кто ответит, что думал поэт,
когда кровью записку писал
где, как будто, уход заказал?

Неужели российский талант -
лишь бутылкой подпертый Атлант,
и лежит на поникших плечах
всех, кто в пьянках бесславно зачах,
уходящая, сильная Русь?
Так ли это? - Сказать не берусь.

А чтоб гения плащ одевать,
надо дьяволу Душу продать?

Говоришь, не типичная грусть?
Говоришь: "Все придумал"? - И пусть:
ведь российских поэтов следы
засыпают листвою сады …