колыбельных

ты не сможешь разбить мое сердце
сломанными руками
не догонишь
на вывернутых ногах
не оставишь умирать в одиночку

если первым выстрелю я

забил хер на патетику и манерность,
дорогая, подержи мое сердце,
пока я поправляю шнурки,
чтоб скорее отсюда свалить.

сантименты для консерваторов,
комплименты для мародеров,
вместо леди потрогать вас можно,
я складировал женщин в ножны,
целовал их в прокрустовых ложах,
рисовал ими нечто прекрасное,
а потом поджигал картины,
и когда раздавались крики,
я всегда слышал голос
я всегда оборачивался,
я всегда возвращался,
я всегда прибегал обратно,
пытался выявить закономерности,
антенны впитывали небо,
пепел картин отдавал твоей кожей,
я искал ответы, я искал причины,
в антракте пожара, пробегаясь по черным комнатам,
я искал твой голос,
я искал почерк одного художника в великом множестве,
архитектора всех крушений.


сколько лет я лечился,
как парализованный заново учится подниматься с кровати,
так пошагово я становился злее,
первый шаг
перестать спотыкаться об извинения,
второй шаг
не искать оправданий,
посмотри какой я красивый
посмотри какой я хороший
и не слова о старой коже

мои дома из тонкой бумаги
и в каждом из окон уже не ты
сколько лесопосадок состриг,
чтоб переписать этот гребаный стих
но от количества этажей
тебя в комнатах не становилось больше

только падать с очередной высоты было гораздо больнее


а дома горели

и люди в них спали

люди знали.

и я знал,

что когда-то ты также

сожгла меня,

потому что

боялась, что я успею раньше.

все, чего хотел я

умереть на твоих руках,

все, чего хотела ты

чтобы тебя просто любили.

и пули рыдали в станках,

пока их отливали.

люди в горящих домах крепко спали.