Кафе, которого никогда не было. Кафе, которое было

Зеленая дверь выкрашена по старой моде масляной краской, местами уже облупившейся. Внутри – полумрак, с десяток столиков неуверенно жмутся по стенам. Воздух – да, кажется, сами стены и столы, и напечатанные на желтоватой рыхлой бумаге меню – пропитан запахом кальяна. В кафе почти нечего есть - как, говорят, в старых опийных заведениях Сингапура или Китая, но можно заказать пиццу, которую принесут... когда-нибудь. Нет, правда, бармен так и говорит: будет. В каком тысячелетии, да вообще – в каком измерении, не уточняет.

– Пока я здесь, пока не уехал из города...
– А ты уезжаешь? – перебивает его второй, более грузный, который словно врос в деревянную скамейку. Этот-то точно никуда не уедет!
– Всё может быть, – отвечает рыжеволосый, и в словах его дует ветер.

На улицу выходят два окна-витрины, по обе стороны входной двери. Стекло в них то ли матовое, то ли запыленное. Надписи "Кофе" на разных языках. Хотя, по-хорошему, надо бы писать не "Кофе", а "Шиша" (кальян на местном наречии), поскольку табаков в меню гораздо больше, чем видов кофе, которые освоил мальчик-бармен. Он юн и, кажется, боится новенькой итальянской кофе-машины, сверкающей за стойкой, словно инопланетный космолет - на задрипанном земном аэродроме.

– Ты пиши, пиши! – говорит девушка в светло-голубой вязаной шали. У неё узкие плечи, отчего концы шали похожи на сложенные крылья. Она переводит взгляд со своей спутницы на стену, выкрашенную зелёным в цвет входной двери, однако вместо обшарпанной краски видит своего лирического героя – высокого, худощавого мужчину с белыми волосами. Тот глядит куда-то вдаль, в сторону, и ей кажется, что именно там, на конце его взгляда, счастье. "Вот бы дойти туда!" – думает обладательница голубой шали – но тут же представляет, как натрет по пути ноги новенькими ботинками, впервые  надетыми сегодня ради прогулки с подругой, вздыхает и опускает голову на сложенные на столе руки.

– Ты видел, какой там формы облака?! – почти с восторгом спрашивает рыжий.

– Я не смотрю на облака... – виновато пожимает плечами грузный. "Заметно", - думает про себя рыжий, но вслух ничего не говорит. Вопрос про облака остается без ответа, и они словно бы повисают под потолком здесь же, в кафе, пока все присутствующие не рассмотрят как следует их необычную форму. Однако под потолком витают клубы дыма, и пахнет вишней, клубникой и мятой - и облакам, призванным сюда рыжеволосым, скоро становится всё равно, какой они формы... Молодые люди заказывают новый сорт табака, бармен скрывается в маленькой подсобке в углу, а девушка у дальней стены, привлеченная их голосами, смотрит в окно, пытаясь угадать, какой за ним город, день и век. 

Прошлый раз это кафе обнаружилось в Цюрихе, и она забрела туда после прогулки по центральному парку. Была осень, и отчаянно хотелось кофе, чтобы разбавить им вездесущую рыжину осенних кленовых листьев. Их было так много, что рыжий цвет, казалось, проникал под одежду и дальше – под кожу.  Тёмно-коричневый кружок эспрессо в белоснежной чашке казался почти спасением, а плитка горького темного шоколада завершила излечение от всепроникающего рыжего. Потом было ещё много других кафе – на работе и в старом городе – но именно это запомнилось своей зеленой дверью и спасительным кофе.

– А я видела это кафе в Риге, точно помню, – подхватывает та, что в шали. Хотя вроде бы вторая не произнесла ни слова. – Только там не кальян подавали, а мороженое, и сливок сверху было много-много. – Она погружается в сладкие воспоминания, но тут же выныривает: – А дверь была такая же – зелёная и немножко обшарпанная. Как будто и надо бы её отремонтировать – но ты точно знаешь, что так будет всегда. Ну, потому что так всегда было... – она замолкает на полуслове, словно коснувшись чего-то неведомого, словно занёс уже одну ногу над пропастью – и пути назад нет, только выбор: свалиться с обрыва или полететь.

За столиком наискосок обнаруживается мужчина европейского вида, в белой рубашке, с небольшим животиком добропорядочного бюргера. Вроде и дверь входная не хлопала – а вот он уже сидит, озирается по сторонам, нервно поглядывает на часы – или ждет кого-то, или просто спешит и забежал выпить кофе по-быстрому. Как только показался из подсобки мальчик-бармен, бюргер замахал руками, словно флюгер на ветру – и почти разогнал собравшиеся под потолком облака. Те как раз устроились на отдых и задремали... сплошное беспокойство от этих людей! Сначала придумают тебя – а потом спать не дают! Однако подошедшему бармену посетитель заказал не кофе и не пиццу, а кальян. Говорил он, будто захлебываясь словами, и долго не мог выбрать желаемый вкус табака. Когда же кальян принесли, достал блокнот и стал что-то торопливо строчить. Ага, значит, он ждал не другого гостя, а возможности записать рвущийся наружу текст в подходящей для этого обстановке! Тоже дело.

– Дома я пью растворимый кофе, а тут уж можно себе позволить! – говорит тем временем своему приятелю рыжий. В ответ на его заказ через несколько минут заурчала кофе-машина – и по кафе поплыл запах свежесмолотого кофе. Казалось бы, что необычного для кафе, что там пахнет кофе? Но в сочетании с ароматами табака, облаками, спящими под потолком, и особенно, почему-то, зелёными обшарпанными стенами этот запах казался посланником другого мира – того, где гладкая кафельная плитка кофейного цвета идеально сочетается с бежевой сантехникой и где у хозяек всегда идеально белые кружевные переднички. Девушка в голубой шали снова возвращается из своих воспоминаний и, встряхнувшись, словно большая птица, обращается к подруге:

– А что ж мы кофе-то не закажем?

В ответ та кивает на бокал с ирландским кофе, правда, почти опустевший. Девушка в голубой шали подзывает бармена:

– А у вас есть кофе с клубничной пенкой? – и сопровождает вопрос взмахом таких длинных ресниц, что на скулы ложатся тонкие тени.

– Это в Риге мы его подавали, а здесь – нету, – вздыхает бармен. – Не водится тут зимой клубника.

– Значит, в Риге… – задумчиво повторяет девушка, и ей кажется, что воздух в кафе стал вязким. – А вы, значит?..

– Ничего не значит, – мягко обрывает её бармен. – Так что будете заказывать?

– Латте с клубничным сиропом, - решает посетительница, но вид при этом имеет загадочный и смотрит куда-то мимо бармена, словно бы за стеной бара вдруг обнаруживается какое-то ещё, ей одной видимое пространство.

Её подруга продолжает писать, не обращая ровным счётом никакого внимания на происходящее. Девушка в голубой шали пожимает плечами и отворачивается – словно бы сразу и от бармена, и от подруги, и от самого кафе – но через минуту снова поводит плечами, плавно встаёт, отчего концы шали взмахивают как крылья, и идёт в уборную. Та от пола до потолка оклеена старыми газетами. «Забавная идея», - думает девушка, аккуратно снимает и сворачивает голубую шаль и, смахнув невидимую пыль с полочки у стены, укладывает туда шаль. Когда она подходит к рукомойнику, взгляд невольно задерживается на фотографии красивого седовласого мужчины на газетном листе, чуть выше её шали. На колонтитуле – название газеты и дата: "Латвия Авизос", март 2015 года. «Март две тысячи пятнадцатого», - эхом повторяет про себя девушка. – «Как раз когда я была в Риге…» На мгновение становится тяжело дышать и хочется на воздух.

Она выходит из уборной, почти залпом выпивает заказанный кофе, молча расплачивается с барменом, тянет за рукав свою подругу. Та недоуменно глядит на неё, но, не сопротивляясь, убирает в сумку блокнот и ручку, прячет в карман куртки телефон, надевает куртку и идёт за голубой шалью к выходу. Облака под потолком, проснувшись, заинтересованно глядят им вслед.

***

Дверь хлопает, по пыльному стеклу витрин проходит лёгкая рябь. С крыльца кафе в небо взлетают две птицы, у одной – слегка голубоватое оперение. Бармен провожает их взглядом, потом достаёт из-под прилавка сложенную вчетверо карту мира, расстилает её на круглом столике возле стойки и задумчиво водит над ней рукой, выбирая новое место для встречи.

06.03.2016