Клятва
Со временем значение лексемы менялось: стало возможным клясться чем-либо. Например, говоря «клянусь здоровьем своей матери», человек как бы приносил в залог некоторый дорогой ему «предмет», понимая, что в случае нарушения обещания, он лишится «этой ценности». Когда вера в сверхъестественное утратила силу, люди стали клясться своей честью. Клятвопреступник становился презренным изгоем, с которым никто не станет иметь дела, человеком без чести и совести. Фактически слово «клятва» утратило свой мистический смысл и стало просто «словом» в смысле: дал слово – держи.
В Нагорной проповеди Иисус Христос говорил: «Не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или чёрным. Но да будет слово ваше: «да, да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого».
Нечто похожее встретилось мне в Описании всех народов российских, составленном в XVIII веке немецким этнографом и историографом, членом Петербургской Академии наук Иоганном Готлибом Георги. Вот что он пишет о казанских татарах: «Весьма редко заключают они письменные обязательства; а и словесные договоры сохраняют твердо и нерушимо. От сего самого чрезвычайно редко доходит у них дело до присяги. Воров наказывают они пенею, бесчестием, а иногда и побоями».
И тем не менее, слово «клятва» продолжает оставаться востребованным, хотя теперь клянутся, не проклиная себя, не выставляя на поругание свои святыни, и даже не особо рискуя потерей чести. Просто клянутся. Для высокопарности слога, что ли?
Свидетельство о публикации №120010803812