Увертюра фарта - 2

     Давнишняя проба пера...

Двуногие готовились к встрече Нового года.
От их жилищ, в сторону леса второй день
веяло разносолами и течной сукой.
Переплетаясь, эти два «аромата» не давали
покоя серому. А в гнезде – хоть шаром
покати – на сносях, да без снеди подруга. Он
метался, как ошпаренный, не находя себе места,
выжидая, когда же усилится вьюга и вместе
с ветром начнёт отплясывать свой январский
канкан. Изо рта клубился пар. Снег, словно мята
холодил  язык. Требуха – не дура, урчала от
голода, но её – волчью, снегом то, не набьёшь?
И вот, после  полуночи, когда уже залегла
беспросветная мгла, и пляс зимы перешёл в
неистовый хоровод, серый двинулся по
заметенным звериным тропам, в направлении
людского жилья. Просочился сквозь тугой
ельник, обогнул замёрзшее болото и, забегая
от околицы к «терему», где дремали овцы,
вновь учуял отголоски этого «аромата». Ему,
как кобелю и охотнику, конечно же, было
знакомо это чувство – когда теряется разум и
сносится «кровля». Нет, эту рыжую бестию он
знал не понаслышке, а был знаком с ней ещё
с прошлой осени. То были не шуры-муры,
(его подруга в разы краше). Это была, и охота…,
и битва за добычу. Всё бы ничего, даже и
не зияющая рана на боку, от её клыков, но когда
примчалось ещё пять разнопёрых шавок,
пришлось бросать полугодовалого агнца и рвать
когти в лес…
 Больше недели зализывал серый раны. Как
охотник-стратег прокручивал в голове свои
допущенные ошибки и грядущие вылазки.
 Овчарня расположилась поодаль жилья.
Перемахнув через плетень, серый на миг
замер, превратившись в чутьё и слух…Никого
рядом не было. Сытые «сторожа», прикормленные
похлёбкой, по-видимому, дрыхли, свернувшись
клубком в своих конурах. Лишь опять этот «аромат» –
он то удалялся, то снова приближался? Забежав
с севера к лазу, какой ещё летом был прорыт
лисами, (они тогда воровали курей), серый
проник в него, как игла в дерюгу и оказался
внутри тепляка. Овцы, стали испуганно метаться
и галдеть. Изобразив звериный оскал, он сходу
оборвал жизни двум голосистым агнцам.
Остальные, сбившись в кучу, на миг присмирели.
Стало так тихо, что было слышно, как за стенами
хороводит вьюга с ветром, как сучьим шепотом
ворожит ночь, как зычно щёлкает железный
капкан, закусывая в обхват дугами лапу волка…
Боль пробежала по телу, по крови, как будто
вылили на него ковш кипятку…, словно кожу
заживо содрали. Волк не взвыл, не стонал –
не издал ни единого звука. В его голове, стала
разом прокручиваться вся жизнь: та осенняя
охота, его разборки с псами и то…, что его
ждёт в гнезде любящая и голодная подруга,
которая к тому же, ещё и на сносях, что
приплод может так и не увидеть его, а он
волчат. Предвкушая ошейник, цепь и стальную
клеть, сознание понимало, что двуногие
не приголубят? что его ожидает верная смерть…?
Превозмогая неимоверную боль и чтобы смерть
от него отвязалась, серый ей на «бис» перегрыз
свою лапу, угодившую в капкан. И на сей раз
бедняга не взвыл, лишь душа не по-волчьи орала.
Схватив мелкого агнца, волк, подался к лазу.
Снаружи всё также тянуло знакомым "ароматом".
Держа в зубах свою добычу ОН ковыляя
уходил в лес, а январская  вьюга заботливо
заметала свежую кровь... (1993г.)