Цветок из Сухуми

На углу этой улицы растет олеандр,
Раньше она была вымощена
Прогретой солнцем морской галькой,
И по этим камешкам ступали ноги
В войлочных чувяках старой армянки
Со складным стульчиком в левой руке.
Она ходила в русскую церковь.
Ставила стульчик у входа и молилась,
Уперев локти в колени и
Поддерживая ладонями обвисшие щеки.
Так она молилась еще в Ризе,
Где у нее были родные, добротный дом и
Обширный сад, в котором играли
Все семь ее детей.
И была маленькая молельня,
Где она стояла на коленях
Перед старыми иконами из Эрзерума.
Пришел черный день, и пришлось бежать
Из родного угла в тирхандиле сквозь ночь.
Бог смиловался над ней:
И муж, и все дети уцелели.
Лишь спустя много лет
Она получила случайную весточку
От бывших соседей, осевших в Пирее:
Ее родители были изрублены,
А младшая сестра
Изнасилована и распята на кресте.
По этой улице она возвращалась
В свой слепленный из глины и досок домик
И ждала русскую Матрену,
Которая  по воскресеньям приходила на кофе.
– Полно, Манушак, мой горный цветок,
Все дети с тобою, все любят тебя,
А Божьего солнца хватает на всех…
Спасенные иконы она отдала
В разоренную безродными безбожниками
Русскую церковь и теперь по воскресеньям
Навещала их как родных…
Уже нет Манушак, износившей чувяки
По галечной мостовой,
Только у старых темных икон из Эрзерума
Я ставлю свечи.
Морские камешки закатали в асфальт,
Но я все иду по невидимым следам
Старой армянки,
И олеандр шевелит веткой, приветствуя.



Фото автора.