Гроза

Гроза
 
    На родной псковской земле, на горе возвышается храм из старого красного кирпича, чем-то походящий на собор «Спас на Крови» в Санкт-Петербурге. У подножия храма тенистое кладбище. Смотря с горы, меж деревьев в округе видны два озера. При храме монастырь. Я часто ходил туда беседовать с монахами о смысле жизни. Я с уважением относился к ним, но мне  казалось, что христианский дух пропитывала немощь, видимо, исконно проистекающая от слабости еврейского народа перед римским владычеством; от слабости больных, страждущих и немощных, составляющих основу христианской религии и уверовавших в ложь, а потому ещё и не достаточно разумных, знающих.
    Хотя я сам верил в Олимпийских Богов, но понимал, что это мифология, поэзия, отражающая действительность. Почему бы и христианам не верить в свои идеалы? Когда людям плохо или они ищут смысл, они идут в Храм. А храмом может быть и Храм науки.
    Но я сам был христианином и глубоко чувствовал, понимал христианскую культуру, ибо это была и культура моих предков, моей родины. Я даже иногда носил нательный крестик, который мне повесила мама. К тому же в этом горнем храме я стал крестным отцом. Помню, как я стоял со свечой близ купели, под высоким светлым куполом, а батюшка читал молитву... Это был настоящий христианин, а не то лицемерие, надевшее на себя рясу, которое частенько встречалось на моем пути. Когда я разговаривал с батюшкой, то видел, как невинно улыбались его голубые глаза, а за ними улыбалась его душа... и чувствовал, как вокруг его головы словно сиял нимб добра, в котором я тонул всей душой. Ведь тогда, вместе с клубящимся ароматом кадильниц, как мне казалось, моей головы касалась "божья благодать".
    На другой стороне озера, напротив храма, находилась деревня, где  в детстве я проводил каждое лето; это была моя Родина. Я пишу эти строки, вспоминая и тоскуя о ней. Как сейчас помню один день из моей жизни:
    Утром, в лучах Солнца, брызнул мелкий дождик, потом усилился... И я сломя голову побежал под гору, к озеру, купаться. С разбегу, раздевшись, прыгнул в холодную, прозрачную воду природного бассейна... Вода была настолько чистой, что на дне виднелась каждая песчинка, каждый камушек, как в увеличительное стекле, — так, что когда я плыл, то видел перед собой песчаное, местами илистое, дно... Я плыл, колебля стеклянную поверхность, ныряя, а передо мною, в лучах радуги, сверкая, словно бриллианты, плюхались в воду чудесные дождевые капли, усыпая всё вокруг россыпью алмазов... Я был счастлив!..
    Накупавшись, я стал по пояс в озере и начал бить руками по воде, вспенивая брызги и радуясь тому, как капли сверкают всеми цветами радуги в солнечных лучах!..
    День я провел в лесу, собирая грибы. Было ясно. Земля дышала зноем. По голубой выси ветер тихо гнал отару облаков... А к вечеру небо потемнело. Вдалеке за лесом занимались зарницы. Во тьме виднелись белые беззвучные вспышки, танец молний без грома. Надвигалась страшная гроза... 
    С первыми ударами грома в нашей  избе задрожали стёкла. Бабка в старой телогрейке повалилась под лавку у печки, прошептав от страха: «Боженька гневается!..»
    Мне стало смешно и жутко... Я сел посреди просторной комнаты на потемневший от времени дощатый пол и глядел в окна, замываемые дождём... Сквозь них, во тьме, беспрестанно озаряемой молниями, можно было отчетливо увидеть окружающую Природу: деревья, холмы, поля, высокие травы... Свет молний, дрожа в ночи, вырисовывал их контуры... Наконец я встал и, подойдя к окну, увидел:
    Чёрные жернова туч неумолимо двигались. Как огромные великаны, они громоздились друг на друга, стараясь занять место под небом. Казалось, сама тьма обрела плоть и вес, теснясь в вышине. Неистовые порывы ветра и дождя буйно разметали траву, словно густую шерсть земли... Дубы склонялись под натиском, шумя крепкими ветвями, с которых ветер срывал живую листву... Стихия безумствовала! Удары грома сотрясали землю. Молнии беспрестанно рассекали небо из конца в конец, как нервы, рисуясь белыми линиями на чёрном небосклоне. Я не выдержал, выскочил из дома и побежал в поле... О мгновенья роковые!.. Моменты счастливого безумства!.. Небо прорвало. Дождь бил мне в грудь, от порывов сначала мне приходилось закрывать лицо, но я раскрылся, раскинул руки, высоко поднял голову и побежал навстречу ветру, навстречу ревущей бездне, я был опьянён ею... я, как безумный, наслаждался бурей!.. и промок до костей, так что моя одежда прилипала к телу, но я ощущал, как в моем теле горела кровь, — кипела! — согревая влажный холод... И я бегал, прыгал, кружился и танцевал от охватившей меня радости — я слился со стихией и мчался с ней в едином порыве, я был счастлив и смеялся над своим безумством! Я был танцующим демоном!..
    Когда мне надоело бегать, я пошел скорей домой, укрыться под тёплым кровом.
    «Ну, чего, набегался? — спросила бабка. — Да! — говорю. — Ну, давай, раздевайся, сушись», — ответила она и поскорее задвинула задвижку на трубе печи, — чтобы шаровая молния ненароком не проникла к нам в дом.
    Переодевшись в сухую одежду, я завалился на печку слушать раскаты грома. На печи было тепло и уютно, а за окном бушевала стихия, на мгновенья освещая тёмную избу белым светом, — тщетно она пыталась ворваться в дом... Лёжа, я представлял себе, как там, на высокой горе, сейчас себя чувствуют монахи, "житница господня" (так они себя называли): «наверное, собравшись в храме, стоят на коленях и молятся... А я — «мудрствующий плевел» (так они называли меня за мою свободную философию) — лежу себе спокойно в тиши да смотрю в бревенчатый потолок...» И я начал засыпать, представляя любимые картины: тёмную от ила, но прозрачную воду, илистое дно и крупных рыб, как они плавают у тростника, где я поставил сети, и попадают в них... Предвкушая завтрашний улов, я уснул... А моя племянница не могла заснуть до утра, она лежала под одеялом всю ночь и смотрела в окно, как там бушевала гроза; ей было страшно...
    Утром, когда я проснулся, светило солнце; туманное марево поднималось от побитой влажной травы… По местному радио я услышал, что за эту ночь от грозы в нашей округе погибло семь человек…
 
    Прим.  «Плевелы - сыны лукавого; враг, посеявший их, есть дьявол» /От Матфея, 13, 38-39/

(С научной точки зрения не стоило бы танцевать с молниями, понимая опасность и законы её притяжения).