Нарцисс и Гольдмунд

Ты явился к нам юношей,
отвергнутый семьей.
За тебя нам дали золото
и коня в придачу.
Где-то в глубине души,
за ширмой благочестия
и вышколенного бесстрастия,
я знал, что мы похожи,
что между нами дружба несколько иная,
чем у братьев монастыря.
Ты упорствовал в своем желании
достичь совершенства,
идеала послушничества.
Ты был мне ученик,
а я тебе - учитель.
Но сквозь твои небесные глаза
и золотые кудри
я видел, что ты другой породы,
плод запретного плода.
Я знал, что рано или поздно
тебя разбудит ото сна
одна из местных девушек,
и что придется нам расстаться.
Когда явился ты,
успел я испытать то нечто,
от чего, как мне казалось,
бежал когда-то я
в обитель богопокорного братства.
Но это не спасло.
Грех не миновал меня.
Признаюсь, гордыня и тщеславие -
мои кармические сестры.
Со мной они, когда я следую
в класс из своих покоев,
когда с мирянами общаюсь,
когда отчитываю юношей, вечно юных,
за вовремя не выученную латынь;
во время всех молитв утренних,
дневных, вечерних гордыня смотрит на меня,
как мать на талантливое дитя.
Тогда я вспоминаю о тебе,
мой беспокойный Гольдмунд,
и задаюсь вопросом:
ужель я верю искренне,
что стану ближе к Богу,
молясь и упиваясь скрипящей чистотой
всех соблюденных ритуалов,
в стерильном от всего мирского заповеднике?
Я хуже во сто крат тебя, мой Гольдмунд!
Как можно отпускать грехи и инспектировать людские души,
когда ты избегал соблазны
и сам в себе греха не победил?
Ты же прошел весь путь существ из крови
и из плоти. Ты жил.
И этим ты прощен в глазах всевышнего.

Дай же мне насмотреться в твои глаза,
пока смерть не разлучила нас навсегда.