Дворянское гнездо

Воспоминания о годах ученья в  Елизаветино - школа-интернат (1927-29 годы) – письмо в газету «Гатчинская правда»,1994 год.


ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Пятнадцать лет назад я была в гостях у родственников на ст. Кикерино. Вечером разговорились с хозяином дома, где моя родственница снимала дачу, вспомнили прошлое, и я рассказала о своей учебе в Елизаветино. Хозяин сказал: «Знаю это имение. Там теперь сельскохозяйственное ПТУ. Я очень советую Вам написать туда. Им будет интересно. Пригласят на встречу». Я ответила: «Не думаю, что кому-то это нужно». А вот теперь думаю по-другому. Жизнь каждого чело века интересна. И нельзя, по-моему, уходя из жизни, все уносить с собой. Пусть все, что было с нами, остается людям...

Кстати, пед. техникум им. К.Д. Ушинского, который мы все, «елизаветинцы» успешно окончили в 1932 году, волею судьбы был впоследствии переведен в г. Гатчина, преобразован в пед. училище, которое и сейчас функционирует. Но год назад я, для установления полного стажа, направила письмо в канцелярию училища, в котором убедительно просила выслать дубликат свидетельства о том, что обучалась там с сентября 1929 г. по июнь 1932 г. Увы, ответа не получила...

25 июня 1994 г., К. Трофимова


«Был старый парк и встречи вечером
А где они? Ищи, поди…
Но в памяти навек отмечены
Кусты, аллеи и пруды…»


1. ВСТУПЛЕНИЕ

Вспоминая далекое прошлое на восьмидесятом году жизни, я делю его на три неравных периода: трудные, светлые, счастливые годы до войны; черная полоса военных лет; относительно спокойное, но грустное, серенькое существование после войны, омраченное в 90-ые годы крушением всех надежд и радостей, всего, «чем жили с тревогой, с наслаждением».

И вот там, в далеком, светлом, довоенном, маленькой, но яркой звездочкой светятся годы с 1927 по 1929, наложившие отпечаток на мой характер и на всю дальнейшую жизнь. Пишу об этом в вашу газету, потому что эти годы связаны с гатчинской землей. Но прежде, чем рассказать об этих двух счастливых годах, — небольшое вступление.

Отец мой, в прошлом учитель, рано, из-за осложнения после гриппа, потерял слух и в революционные годы работал в Петрограде в Управлении городских железных дорог делопроизводителем. Мама — домохозяйка...

Голод выгнал их в деревню к бабушке, на родину отца в Новгородскую область. Жили бедно. Голодали. Проедали последние вещишки. Избушка разваливалась. Корова пала. Работать в поле умели плохо...

Я хорошо училась в школе и в числе десяти лучших учеников по направлению Комитета бедноты прибыла в Ленинград. Там, в пед. техникуме им. Д.К. Ушинского (М. Посадская 26) мы держали экзамены в подшефную техникуму школу-интернат, на станции Елизаветино.

Моя мама в это время служила домработницей в хорошей интеллигентной семье на 9-ой линии Васильевского острова. Не буду рассказывать, как меня ошеломлял и волновал «блеск и шум» родного города. Скажу только, что, путешествуя с Васильевского острова на М. Посадскую, останавливалась почти перед каждой витриной... Мама могла давать мне на трамвай 7 коп. - только на один конец: туда или обратно.

Спрашивали на экзаменах строго, по всем предметам. До сих пор помню, что для сочинения я выбрала свободную тему «Как живут и работают в нашей деревне». Тут уж у меня была возможность «развернуться». Но вот экзамены позади. Я зачислена в шестой класс школы-интерната на станции Елизаветино Балтийской железной дороги.

Едем с мамой. Мне 12 лет. Маме 52 года. Мама — женщина большая, немного глуховата, страдает несколькими грыжами живота. Поездка оказалась тяжелой, потому что мы по ошибке сошли на предыдущей станции (кажется, Тайцы) и около 10 км шли по шпалам пешком. Школа, оказалось, располагалась еще в полутора км по направлению к Кикерино, так что добрались «чуть живые» и были приветливо приняты старшими девочками, переночевали у них в общежитии, а утром мама оформила мне поступление в школу и уехала в Ленинград.


II. В ШКОЛЕ

Школа располагалась в километрах от станции Елизаветино, в бывшем имении князей Трубецких и имела учебное хозяйство, «учхоз Дылицы», по названию соседней деревни. В огромном парке с деревьями разнообразных пород, с двумя большими прудами, мостиками на соединяющих их протоках, с пригорками и аллеями, располагался Дворец и другие здания. Классы и кабинеты располагались во Дворце и его пристройках.
Со стороны главного пруда это белое здание с колоннами, террасой, башенкой под куполом выглядело великолепно.

По соседству — двухэтажный полукаменный дом – «Заря»: внизу — мастерские, столярная и слесарная, кабинет труда, наверху общежитие старших девочек. Из парка ведут ворота с двумя белыми башенками, (как в Ясной Поляне).

На пространстве между парком и железной дорогой - другие постройки: «Аврора» — красное кирпичное здание с двумя острыми зелеными шпилями — общежитие девочек и квартиры учителей. Неподалеку — длинный двухэтажный «Белый дом». Там живут мальчики и директор школы Ярошевский Алексей Георгиевич.

В сторонке — огромный скотный двор: десяток (или больше) коров, несколько лошадей, телята, свиньи... Еще дальше, в глубинке — огород, парники и воздушное деревянное здание — «Бельведер», под куполом застекленной крыши, весь в верандах и балкончиках — там живут учителя и работники школы. Там же, у дорожки — амбулатория (мы называли «лазарет»).

Далеко, в глубине парка, переходящего в лес — небольшая уютная церковь... Нас, уже воспитанных атеистами, она мало интересовала, но иногда забегали и туда из любопытства. Там совершались богослужения для жителей окрестных деревень, но иногда мы и учителей там видели.


Ш. УЧИТЕЛЯ И ОБУЧЕНИЕ

Расселились, перезнакомились. Нас из прежней школы прибыло десять человек: брат и сестра Кудряшовы, Саша Федоров, Ваня Егоров, Тамара Опарина, других не помню. Познакомилась и подружилась с Ниной Кировой, Верой Саксен, Шурой Петровой, Леной Ефимовой, Галей Вишневской, Адей Колпонен, Марусей Кочневой, Натой Пикалевой, Витей Александровым и многими ещё. До сих пор в памяти родные и милые девичьи и мальчишеские лица.

Может, и меня кто-то помнит. Тогда я была самая младшая в классе, маленькая, некрасивая косоглазая «замухрышка» Ксана Деянова.

Начались занятия. Заведовал школой Алексей Георгиевич Ярошевский. Он же и преподавал что-то в 8-9 классах.  Заведовавший учебной частью Юрий Николаевич Карпинский учил нас географии, а сестры Ропп, Мария и Маргарита Феликсовны вели одна историю и общение, вторая — физику и химию. Мария Александровна Горская (бывшая актриса) преподавала русский и литературу, Евгения Павловна Митрофанова обучала нас пению и заведовала библиотекой. Много было еще учителей в коллективе, но об этих и других — речь впереди.

Хочется немного рассказать о методах преподавания. Основным был модный тогда «дальтон –план». Знаете ли вы, что это такое? У каждого предмета свой кабинет, печатные программы, вопросы, задания по темам. У учащихся на руках зачетные карточки (на каждый месяц разного цвета). В начале месяца учитель читает вводные лекции по данной теме, а затем учащиеся, по своему выбору, посещают кабинеты и работают по заданиям. Используется бригадный метод. В бригаде 5-6 человек, объединившихся по желанию. Обычно есть и слабые, и сильные. Работать вместе интересно. Подготовим тему, проштудируем как следует, идём отвечать. Тут уж маленькая хитрость, которую преподаватель обычно не замечал или на которую смотрел «сквозь пальцы»: если товарищ затруднялся с ответом, подключались потихоньку
более знающие. И… зачёт получен: в карточке оценка и подпись преподавателя. Оценки тогда были «вуд» — вполне удовлетворительно, удовлетворительно. А если не ответил — «неуд». Когда наши карточки заполнены по всем предметам «вудами» и «удами» — сдаём их в учебную часть и получаем новые, другого цвета, на следующий месяц. Провалы были редко. Отставших узнавали по цвету карточек.

В конце месяца - конференция, доклады учащихся и вводные лекции к следующей теме. Так проходили занятия по всем предметам за исключением «изо» (рисование), физкультуры и пения. Нужно было выполнять чертежи; по труду: в шестом классе — картонажные работы, в седьмом — по дереву и металлу; по химии, физике, естествознанию — проделать все опыты; по русскому языку, по литературе, математике — сдать все контрольные работы.

Чётко работали кружки: математический, военные, спортивные, драматические, изо, библиотечный и другие.

Старшеклассники ставили серьезные спектакли: помню потрясающую постановку «Принцесса Турандот» с девятиклассницей Ниной Каменщиковой в заглавной роли. А мы, шестиклассники, помню к 10-ой годовщине Октября выступили с великолепным лит. монтажом, изображающим прошлое страны и каждый год Советской власти. Текст сочинила преподаватель истории Мария Феликсовна. Остались в памяти такие строки о прошлом нашей школы, нашего Дворца:

Скользили пары при лунном свете,
Благоухала в саду сирень...
Они не знали, что где-то дети
Кричат о хлебе в глуши деревень.
И были люди в шелка одеты
Меха ласкали покатость плеч,
Скользили ноги о гладь паркета,
Звучала французская речь...
Но сон нарушен старого парка,
Огни погасли в стенах дворца
И засияли безмерно ярко
Иные солнца, иного дня.

В литературном кружке Мария Александровна Горская так выразительно читала стихи, что каждый ученик находился под их обаянием. Когда звучали слова Пушкина, обращенные к безвременно ушедшей из жизни Амалии Ризнич — «Исчез и поцелуй свиданья, но жду его... он за тобой» — священный трепет проходил по классу и верилось, что пусть там, за гробом, но встреча будет...

В пристройке, в конце здания располагалась неплохая библиотека. Маленькая, как девочка, стройненькая, на каблучках учительница пения Евгения Павловна Митрофанова кроме уроков пения еще руководила школьным хором и заведовала библиотекой. Ее брат, артист Ленконцерта, приезжал навестить сестру, часто выступал на наших вечерах. Евгению Павловну за малый рост ребята прозвали «блохой»,  и по ходу концерта шалили - требовали «на бис» : «Блоху, Блоху!». И братец, не подозревая подвоха, азартно «бисировал» под её аккомпанемент...

Евгении Павловне я и мои подруги благодарны были за то, что в запаснике библиотеки могли читать запрещённого тогда Сергея Есенина, строки легко запоминались наизусть, волновали молодые чувства и мы были уверены, что когда-нибудь это «степное пенье сумеет бронзой прозвенеть».

В школе была большая пионерская организация. Вожатая Антонина Петровна Алексеева, выпускница педтехникума им. К.Д. Ушинского очень интересно проводила пионерскую работу. Все было: и линейка, и сборы у костра, песни про «картошку» и любимое, жаровское «Взвейтесь кострами, синие ночи...» Особенно любили мы военные игры (прообраз   будущих «Зарниц»). Ночью проходили по коридорам общежития дежурные и будили нас барабанным боем.  Мчались, сломя голову, к месту сбора (чье звено скорей?). Делились на красных и синих... поиск знамени, разные «хитрости» и так до утра, чаще в канун выходного дня. А потом — подведение итогов, выпуск «Молнии» — всё живо, остроумно, интересно.


IV. ТРУДОВОЕ ВОСПИТАНИЕ

Школа не напрасно имела в своем названии слово «трудовая». Я уже говорила, что был при школе «учхоз Дылицы». Рабочие там руководили и выполняли наиболее трудные работы, требующие особой квалификации. Большая же часть работ ложилась на плечи учащихся. Теми же учебными бригадами мы по неделе дежурили на скотном дворе: убирали навоз, закладывали корм, отвозили молоко на ферму. Попить парного молочка нам доярки, конечно, давали. В столовую шли только тогда, когда все ребята уже пообедают, иначе получали кличку: «У, скотники вонючие», будто им это же не предстоит...

Весной и осенью много времени отдавали полевым работам и занятиям «во саду ли в городе». Там нами руководил опытный садовник-эстонец, плохо говоривший по-русски. Свою собачку он звал: «Пусек, Пусек». Вот мы прозвали и его «Пусек». Трудились здесь больше девочки: сажали, пололи, убирали ягоды и овощи. Мальчикам Пусек не очень доверял, они больше работали в поле. Но там, в поле, мы тоже работали: овощи, турнепс, капуста, картошка... Пололи, прореживали, убирали. Даже в сенокос без нас не обходились. Ещё дежурили периодически всей бригадой по кухне, тоже целую неделю. Повар Варвара Васильевна была строга и требовательна, но всегда старалась нас подкормить получше. Во время этих дежурств начинало казаться, что ребята только и делают, что едят: только вымоем посуду после завтрака, вновь накрываем на столы... прибегают, ложками по мискам барабанят — обед требуют. А там и ужин уже маячит.

Надо отдать справедливость хозяйственникам школы — мы не голодали, хотя время было трудное — карточная система. Вкусные мясные супы и щи, котлеты, разнообразные гарниры, часто кофе с молоком, по воскресеньям сдобные булочки домашней выпечки. Грех обижаться. Бедным давали одежду. Мне выдали приличное зимнее пальтишко. Постельное белье меняли через 10 дней. Уборкой, отоплением занимались сами. В бане мылись через 10 дней. Строго следила за нами медсестра Вера Александровна Горская и учащиеся — санитары.

С учителями сложились доверительно родственные отношения: вместе переживали трудности, радости и горести. Любили дежурить в кабинете естествознания в «живом уголке» — там были кролики, черепахи, рыбки, морские свинки.

Не знаю, было ли известно нашим дорогим наставникам, что мы их (прямо как в «Республике Шкид») всех называли ласковыми прозвищами: зав. школы А.Г. Ярошевский — «Алексис»,  зав. уч. частью Ю.Н. Карпинский  — «Юкар», М.А. Горская — «Марьяна», М.Ф. Ропп —«Марфела», Марг.Ф. — «Маргоша», уч. труда Виктор Степанович — «Викстёп» и т.д.


V. КРАЕВЕДЕНИЕ

В конце учебного года на деньги, сэкономленные от хозяйства, Алексей Георгиевич организовывал экскурсии. Так, по окончании 6 класса у нас были экскурсии по Ленинградской области. Группы шли в разных направлениях. Наша группа прошла в направлении Бегуницы, Котлы, Лужская губа крепость Копорье. Плыли на лодках по заливу, купались, исследовали башни Копорской крепости. Собирали местные говоры, песни, пословицы, поговорки, давали концерты. Вернулись отдохнувшие, загорелые. Оформили альбом, стенгазету.

А по окончании 7 класса в июне 1929 г. отправились уже в дальние путешествия. И опять создавали три группы по желанию: 1) Карелия, Мурманск, Кандалакша; 2) Иваново-Нижний-Новгород; 3) Серпухов, Тула, Ясная Поляна, Москва. Я записалась в последний маршрут. Это увлекательное путешествие запомнилось на всю долгую жизнь. Доехав до Москвы, перебрались на Серпуховское направление. В Серпухове посещали и бумажную фабрику, и ткацкую. Запомнились уютные домики в три этажа и каждый этаж был покрашен другим цветом. Потом шли где-то пешком по берегу Оки, ночевали в школе в деревне Лужки. Видели один из первых колхозов, общались с населением, вместе пели песни, записывали местные говоры. Из Серпухова отправились в Тулу. Посетили самоварный завод и даже один цех оружейного завода. А в Косой Горе наблюдали выплавку чугуна, растекающуюся по канавкам огненную жидкость. Там же спускались в шахту, где добывают бурый подмосковный уголь. Оттуда направились в Ясную Поляну. Ночевали в основанной ещё Л.Н. Толстым Яснополянской школе. Исследовали все уголки заповедника: дом, парк, соседнюю деревню, взволнованные, в скорбном молчании постояли у его скромной могилы, там, где в детстве великий писатель вместе с братьями искал «зеленую палочку» счастья.

В Москву приехали переполненные впечатлениями от встреч с людьми, от всего увиденного. А здесь новые экскурсии, новые встречи. Чудо деревянного зодчества — дворец графа Шереметьева в Останкине. Великолепный крепостной театр. Трагическая судьба Прасковьи Жемчуговой, талантливой крепостной актрисы, её брак с графом Шереметьевым, болезнь и ранняя смерть – это настоящее потрясение для юной, почти детской души.

Незабываемыми остались впечатления от Красной площади, башен Кремля, куполов Василия Блаженного, и, конечно, от посещения Мавзолея В.И. Ленина:

Однажды солнечным летом
Попала в родную Москву
И того, кто знаком по портретам
Довелось увидать наяву...
Там печально склонились знамена
В вечном трауре спит Мавзолей
И проходят пред ними миллионы
Увлеченных мечтою людей".

Для людей нашего поколения В.И. Ленин был (и остается) вождем, талантливым политическим деятелем... И сама Москва - ее музеи - дом Л.Н. Толстого, музей быта 40-х годов (дом Хомякова), Исторический музей, зоопарк... И все это впервые в жизни! А театр! В Большом театре слушали оперу «Борис Годунов» (тоже впервые в жизни!). В Малом театре посмотрели «Дни Турбиных»... Потом  этот  спектакль ведь надолго исчезал со сцены...

Возвращаясь, ещё по дороге в стихах, рассказах, разговорах раскрывали впечатления, переполнившие наши души. Эта поездка осталась самым ярким впечатлением, воспоминанием от двухлетней учебы в Елизаветинской школе.

VI. РАДОСТИ И ГОРЕСТИ

А в повседневной нашей жизни, как в любой большой семье, были свои радости, огорчения и даже не миновали большие, горестные утраты… Рассказывали старшеклассники, что за год до нас утонули в пруду две милые девочки, купавшиеся после дежурства на кухне. А однажды три наши одноклассника поехали в поле по переезду через железную дорогу, а молодой жеребец Красавчик бросился на паровоз и погиб. Мальчики Коля Оликов, Коля Лялин и Саша Иванов долго лежали в Гатчине в больнице: двое с сотрясением мозга, а третий с оторванной ступней. Умер от воспаления легких мой земляк Витя Тычкин: колол дрова в апреле без рубашки и «сгорел» за четыре дня… А с девятиклассником Колей Левицким произошла трагическая история. Во Дворце, в башенке наверху, находился военный уголок, Коля им заведовал. Это был умнейший парень, сын преподавателя математики в техникуме, шефствовавшем над школой...

И вот однажды, в начале занятий, нас всех собрали в актовом зале. Вышли заплаканные учителя, расстроенный, с покрасневшими глазами Алексей Георгиевич. Тихо, срывающимся голосом проговорил: «Дорогие дети! Вчера в 11 часов вечера в военном уголке застрелился Коля Левицкий…».

Мы все были потрясены. Всей школой проводили его до деревни Николаевка.  Хоронили в Ленинграде. Причина гибели? Безответная любовь... Была милая прекрасная девочка Люся Иванова. Что произошло между ними? Кто же знает? После 9-го класса она поступила на третий курс педтехникума и благополучно закончила педобразование.

Хочется немного рассказать о наших шалостях и развлечениях. Были кружки, вечера, концерты, танцы... Еще был старый парк с прудами и аллеями, где мы любили гулять. Объедались ягодами коринки, кизила. Иногда, если у кого-то появлялся сахар, варили в круглой печке кизиловое варенье.

Часто появлялся с голубой тележкой старичок-мороженщик. Он, как демон-искуситель, возникал на дорожке от школы к общежитию именно в то время, когда мы возвращались после занятий. Такого мороженого я никогда больше не ела. Он сам приготовлял разные его сорта: сливочное, малиновое, смородиновое... Но, что было особенно соблазнительно, он накладывал мороженое ложечкой на круглые вафли и ими же прикрывал. А на вафлях — имена мальчиков и девочек. Вот и гадали мальчики и девочки о будущих «суженых». Цена была 3 коп., 5 коп. и 10 коп.

И уходили родительские копейки, выданные на учебные принадлежности, в карман этого милого соблазнителя. Впрочем, тем, у кого не было денег, он и в долг верил. Иногда, конечно, ребята и обманывали его, но, видимо, все же он всегда бывал «в барыше».

Я слыла тихоней, была младше всех в классе (в школу-то пошла с шести лет), поэтому подружки охотно делились со мной своими секретами. Вся обстановка, природа, возраст располагали к сердечным волнениям, все были в кого-нибудь влюблены. Уговорили девочки и меня «влюбиться». Мне понравился хорошенький, рыженький одноклассник Ваня Егоров. По совету подружек я написала «Егоров, я тебя люблю» – без подписи, конечно. На танцах записку вручили и с интересом наблюдали, как он пожимает плечами и смущенно поглядывает по сторонам. Об этой моей «любви» он так никогда и не узнал, хотя потом ещё вместе учились в техникуме.

Однажды я и подружка Нина Кирова совершили «страшный проступок»:
«зайцами» съездили на майские праздники к её родителям в Копорье и обратно. И под скамейкой в вагоне лежали, и, будучи обнаруженными, дежурному по станции в Копорье назвали ложные адреса. А обратно, несмотря на данные родителями Нины 10 руб., решили повторить «подвиг» и сохранить деньги на мороженое. И снова лежали под сиденьями, и опять были обнаружены… Нависла страшная угроза разоблачения. Но на станции Кикерино мы не только убежали из вагона, но и показали фигу задержавшему нас проводнику вслед уходящему поезду. Прошагав утречком по шпалам около десятка километров, мы вовремя явились на занятия. И никто ничего не узнал...  А ведь за такое дело могли бы исключить из школы.

VII. КОНЕЦ «ДВОРЯНСКОГО ГНЕЗДА»

Школа дала нам многогранное образование и воспитание. Углубленное изучение русского языка, литературы, математики, географии, краеведения, воспитание трудом в поле, в огороде, на скотном дворе, в живом уголке, знакомство с интересными местами нашей Родины, самодеятельность, чтение, пение, пионерская работа — всё это было!

Но всё ли, что нужно «юноше, обдумывающему житье?» Оказывается, мы жили в своем замкнутом, почти сказочном мире, совсем не зная, что происходит в стране, в огромном мире. Только по возвращении из дальних экскурсий зав. школой Алексей Георгиевич Ярошевский рассказал нам о первом пятилетнем плане. Это явилось открытием, окном в большую жизнь. А потом... приехали преподаватели педагогического техникума, провели экзамены, и все мы стали студентами первого курса. Только некоторые мальчики с этими результатами ушли в другие учебные заведения.

И вот произошло нечто совсем неожиданное и странное. При педтехникуме был образован двухгодичный факультет по подготовке преподавателей Ш.К.М. (Школа колхозной молодёжи). Там обучались уже поработавшие в школе учителя, в основном коммунисты и комсомольцы. Техникум получил новое название: Агропедкомбинат им. А.С. Бубнова, потом переименован: им. Н.К.Крупской, а впоследствии преобразован в педагогический институт имени М.Н. Покровского, который мне довелось заочно с отличием окончить в 1939 году.

Но вернемся в 1929 г. Так вот студенты отделения ШКМ проводили сельскохозяйственную практику на базе учхоза Дылицы. Им многое не нравилось в работе нашей школы: оторванность от жизни в стране, аполитичность преподавания и воспитания... Уж не знаю, как у них обсуждался вопрос и какие шаги предпринимались. Но их приезд на практику весной 1929 г. сопровождался общением с нами, учениками. Они объяснили нам, что школа закрывается, так как является настоящим «дворянским гнездом», что заведующий школой (директор) — А.Г. Ярошевский — бывший царский полковник, сёстры Ропп — прибалтийские баронессы, учительница естествознания Александра Владимировна — дочь священника, М.А. Горская — «несостоявшаяся актриса» и т.д.

Нам сообщили, что учителя будут «распределены в разные школы». Для нас это было страшным потрясением. Ведь учителя заменили нам родителей. Именно к ним мы шли со своими бедами, горестями, болезнями. Иногда мы шалили, озорничали и довольно оригинально: сочиняли сатирические стихи и вывешивали рядом с расписанием занятий, а потом откуда-нибудь из уголка наблюдали, как наши наставники читают и смеются. Доставалось не только товарищам, но и учителям.  Помню, что-то сочинили на мотив знаменитых «Кирпичиков»:

Про кирпичики, про чугунные
В нашей школе теперь не поют,
А поют теперь песню новую,
Как девчонки филонить идут.

«Филонить» тогда обозначало примерно «на любовное свидание». Или вот ещё:

«Аврора» пылает, «Заря» догорает, 
А «Бельведер» горит...
В порыве страсти сердце стремится
— Викстёп за водой бежит...

И так продолжалось, пока Александр Георгиевич не запретил ... А сколько забот и хлопот доставляла нашим воспитателям организация быта, питания учащихся! В то трудное время мы жили в тепле, были сыты, одеты, обуты, имели все условия для учения и ещё могли поехать на такие замечательные экскурсии... Да, мы все были потрясены расформированием школы. А учителя? Они-то, конечно, знали, что их ждет, чего не могли, по малолетству, понять мы...

Был конец июня... Сиял огнями актовый зал. Распахнуты двери на террасу. В парке благоухает сирень и поют соловьи. Звучит музыка, все мы принарядившиеся, взволнованные. Нас поздравляет А.Г. Ярошевский, читает стихи Мария Александровна, поёт Евгения Павловна, мы тоже выступаем с благодарственными речами и стихами... Богато накрыты столы. А потом танцы.

Но грустное было прощание. Плакали и учителя, и ученики. Расставались под утро и... навсегда...


ПОСЛЕСЛОВИЕ

Осенью 1929 г. мы, «елизаветинцы», встретились уже на первом курсе педтехникума на Малой Посадской. Нашей группе дали литеру «В». Отношение к группе «В» было особое, настороженное. Когда же говорили об успеваемости, замечали с гордостью: «Так что вы хотите? Это же "елизаветинцы!». Ну, а когда решали вопрос об общественных поручениях, о политической подготовке, тут уж с опаской и с сомнением произносилось: «Ну, что вы... ведь это «елизаветинцы»… Но мы своих учителей ни в учебе, ни в жизни, ни в общественной работе никогда не предали и не подвели. Вот только так и не узнали, как сложилась судьба каждого из них. М.А. Горская работала в одной ленинградской школе, приходила в техникум, интересовалась нашей учёбой, рассказывала, что все наши учителя работают в школах области.

Сколько лет прошло, а память хранит то прекрасное, светлое начало юности. И, конечно, приходят на память незабываемые стихи А.С. Пушкина:

Наставникам, хранившим юность нашу,
Не помня зла, за благо воздадим.

25 июня 1994 г.