Эмигрант

Любовь в чужих глазах, трагедия и фарс,
Не в двух словах, не в трёх словах, а более.
Куда мужчин приводит в гневе злобный Марс,
Пишу от первого лица, в том волен я.

Случилось то давно, в истории Париж —
Мечта и Мекка для  влюблённых пламенно…
— Я слушаю… о чём сейчас ты говоришь?
— Вот, посмотри, колье надела мамино.

За окнами весна, звеня прошёл трамвай.
Квартирка съёмная, дом на окраине,
Двор пыльный серый. Дальше? Жизнь трещит по швам.
Прошу героев то простить заранее.

Последний франк вчера прибрал азарт игры,
Фортуны благосклонность переменчива.
Поношенный сюртук. Вдали балы, пиры,
Сурова правда жизни: "кушать нечего".

— Ты знаешь, Аннушка, давно хотел сказать,
Закончились те деньги, из России… И...
И не могли бы, мы, чего-нибудь продать,
Из украшений, что-то некрасивое?

Да, жест отчаянья, такие, брат, дела.
В чужой стране, беглец, пусть в эмиграции.
Военный, офицер, как крошки со стола,
Смахнула дома новая формация.

Не жалуюсь своим мытарстствам, не впервой.
Париж… Встречает аркой победителей.
А что в реальности, для них я здесь чужой
И свет в конце тоннеля всё сомнительней.

Достойно б пережить в чужом краю княжне.
Ох, Аннушка, когда бы Божьей милостью,
Тогда, быть может не случиться и войне,
Как уберечь тебя, родную, милую.

Кому здесь нужен, нищий русский эмигрант!?
Без званий, без регалий и без имени!
Тут, где прижимист и расчётлив гордый франк
И жизнь свою взаймы на грош не выменять…

Посыльный, мойщик окон, мальчик при дверях,
Бывали в преферансе дни везучими.
Всё чаще у неё в глазах я вижу страх
И что своей беспомощностью мучаю.

Не выход же, не выход, впрочем, всё равно.
Смотреть, голодным псом, глазёнки выпучив.
Вот этому, как будто жизнью всей дано,
Наверное деньгами сможет выручить.

Не озарение, но вдруг пришло на ум,
А что французик… вроде мы знакомые,
Тогда, спасаясь новостей и горьких дум
Их с Аннушкой на рауте знакомили…

-— Месье, позволите предложить серебро…
Работа редкая… в нужде… фамильное…
Ты знаешь цену, соглашайся, друг Пьеро…
Понравилось!… Был хвост бы так повиливал.

— Месье Григорий! Бог мой, сразу не узнал,
А как здоровье у княгини Аннушки?
Мне можно ей вернуть утраченный металл,
Чудесно обрамивший вязью камушки?

— Прошу вас, Пьер, но будет ли удобно вам?
Рассчитывайте на моё радушие.
Простите, что не пригласил к нам в гости сам,
Надеюсь ваши планы не нарушены.

Как унизительно, но в Анне расцвело
Воспоминание о прошлом красками…
Быть, может, он, напишет жизнь ей набело
И одарит судьбой достойной, царскою...

От мыслей тягостней и тягостней… Дурак.
Прости меня в моих минутных слабостях,
Я постараюсь, слышишь, очень. Очень рад,
Что у тебя лицо светло от радости.

Но почему-то дни, чем дальше, холодней,
Ты улыбаешься, в ответ на мрачное,
Молчишь, что часто пропадаю без вестей.
Мне стыдно брать из рук твоих горячее.

Признаться должен, Пьер хороший человек.
Не позволяет в разговоре лишнего,
Но этот взгляд участливый больней, чем стек…
А дома сад расцвёл, наверно, вишнями….

Как пусто, отчего так пусто на душе,
Так словно повторился день тот, в Ревеле.
Предчувствуя, что не вернусь сюда уже,
Обнял, закрыв её, дул ветер северный.