l itineraire

Руками моими костлявыми
Сколько сломано было рёбер?
Сколько чужому и ближнему
И сколько себе?
 
Сколько домов было спалено,
Подъездов души выжжено,
Вырвано сколько сердец?
Оставлено рыхлых впадин,
Простынь смято у спален,
Поставлено ноющих ссадин?
 
А голос лепечет мне сзади
 
О десятках старых вокзалов,
Ароматах духов, что память под кожу вонзала,
О гурте покинутых женщин
И ушедших женщин.
О закадычных, да о товарищах,
Что тобой отоварившись
Давеча, будто вещью,
Разменялись тобой, будто вещью,
И оставив с этим чувством давящим
Твои плечи, ушли. Это бьёт,
Будто голову меч настиг.
 
Устремившийся к вечности,
Подсчитать пытаюсь на глаз,
Как стоматолог, что ищет кариес:
Что такое прощение?
И сколько нужно бездонного времени,
Чтобы и ты и они самозабвенно покаялись?
А голос всё шепчет мне
Над щекой моей выбритой
О том, сколько чернил было вылито,
Сколько выкинуто черновиков,
Сколько слов породил мой рот
И сколько букв тяжким бременем сыпалось
В исхудавший затертый блокнот.
 
Не сосчитать уже
Сколько раз, нутро своё обнажая
Для предметов восхищения и обожания
Да идолов, сысканных ранее,
Не находил ничего, что бы смысл имело
И наполняло мой ум,
Так как я себе напридумывал,
Образ выдуманный лелея дотоле.
 
Давно ли всё это было?
Опустошенных -надцать бутылок назад?
Из всех этих стёкол
Уже можно было б
Обустроить прозрачный мансард
Или вымостить большую дорогу.
Сколько песен спето
Да связок сорвано,
Сколько сна у ночи своровано
В поисках хотя бы минуты счастья,
Крошки радости или улыбки сантиметра?
Этих всех сантиментов
 
Не сосчитать уже,
Как всех мест и людей покинутых
И тех, кем покинут когда-то был я.
Натянув улыбку свою на щёки
Подобно веревкам для сушки белья,
Я смотрю на образы столь далёкие,
Что в голове от целой картины
Остаются лишь небольшие намёки
На остывшие кухни и заполненные гостиные,
Где однажды меня приютили.
А теперь — я дальше вью мили,
Равно ткачу и его паутине,
Продолжаю свой путь.
 
Память крошится как сахар и соль,
Остается рассыпанное собрать в ладонь:
Радость и боль, ненависть и доброту.
Собравши всё это, я молча иду
Осанкой увядшей
И осознать пытаюсь,
Сколько было забыто лиц,
Стёрто напрочь наждачкой лет —
Отполированный череп изящен.
И не вспомнить уже,
В скольких из дней я был счастлив,
Держа за руку настоящее,
Стоя ногами голыми на ноже,
С ощущением, что иду как по маслу,
С ощущением, что теряюсь в маске,
Что к лицу моему прирастала бурно.
И, вернись назад, я сейчас же
Начал молиться бы всем — от Христа и до Будды.
 
Я уставший, да буду
Таковым, пока не кончится этот век.
И за этот путь умудрюсь — добуду
Хоть немного блаженных нег,
Хоть немного, но нежных лет,
Чтоб заполнить внутри пробел,
Чтобы с пят своих сбить пробег,
Остудить дотлевающий пыл у стоп.
Посмотри, сколь остались теперь со мной?
Никого, только пыль и стол.
 
А на нем только лишь листок —
Самый верный последний надёжный друг,
И его я порву всё равно потом,
Одиночеством кутаюсь весь маршрут.
На листке подсчитан, просчитан
Каждый старый и грядущий манёвр,
А на обороте — памятка выткана
О доле сломанных общих рёбер.
 
И от этого уцелевшие
Прошу раны не бередить,
Ведь впереди — неизведанный
Долгий путь.
Даже если мне до конца не дойти — пусть.
Стрелки доходят до девяти,
Комкаю лист — каждый шаг будет на весу.
Этот маршрут
Сулит ещё много ран,
Которые мне зашьют.
Сулит ещё много ран,
Которые я
Нанесу.

28 декабря 2019