Письмо подруге детства

Дорогая Мариночка!

От нашей большой, почти родственной дружбы остались только ты да я — «последние могикане». Вот мне и захотелось рассказать - напомнить тебе, как всё это было. Может, тебе интересно. Но сначала немного о моей маме, Ирине Ефимовне Деяновой.


1. До революции 1917 года

Мама родом из Карпиной Горы, деревни Маловишерского района Новгородской области, из семьи Ефимовых. Год рождения 1875. Семья была большая. Вот и отдали родители младшую, пятнадцати лет, Ирину «в услужение «барыне Николаевой в Санкт-Петербург. «И с лёгкой руки так пошло и пошло», до замужества в 35 лет.

Мама любила вспоминать: «И у немцев служила, и у евреев, и у французов. И няней была. И «подняней», и горничной, и кухаркой». В 1910 году служанка соседних «господ», тётя Поля, познакомила маму со своим «деверем» - двойняшкой её умершего мужа, дяди Пети, Деяновым Алексеем Диевичем, моим папой. Он учитель, на полгода старше мамы. Даже соседние гувернантки завидовали маме: «Учитель женится на кухарке!» Мама впоследствии объясняла: «Меня соблазнило, что он учитель». А он: «У неё деньжонки были в банке».

«Вот и встретились два одиночества…» Уехали в Могилёвскую губернию, где папа учительствовал в церковно-приходской школе. Всё нарушила обострившаяся папина глухота.

Мамина «барыня» Софья Львовна Коган написала маме: «Иринушка,
приезжайте, Саша Вашего мужа устроит». И её муж, Александр Борисович, устроил папу «письмоводителем» в Управление городских железных дорог. В Петербурге родители поселились в Новой Деревне, у хозяев Горячёвых, снимали трёхкомнатную квартиру, две комнаты сдавали, в большой жили сами. Родился братик Николенька, умер в возрасте одиннадцати месяцев, Андрианушка родился мёртвым, я родилась в канун дня Ксении Блаженной - 5 февраля 1915 года.


2. После революции, 1917 -1927 гг.

В 1918 г. голод заставил родителей покинуть город и поселиться в селе Видони, ныне Новгородской области, у бабушки Дуни, папиной мамы.

Было трудно. К сельской работе непривычны. Голодно. В 1920 году родился Рома. Вскоре умерла бабушка. Глухота у папы усиливалась. Родители ссорились. Даже дрались. Я бежала ночью раздетая, стучала соседке - родственнице, тёте Шуре, та прибегала, «наводила порядок». Мама грозилась уехать в Питер «к господам». Ни папа, ни мы с Ромой не верили… Но вот однажды ушла и не вернулась. Писала, посылала деньги, посылки.

Через год приехала. Через «комитет бедноты» получила для меня направление на экзамены в ленинградскую школу № 132, подшефную педтехникуму им. К.Д. Ушинского, Малая Посадская, 26. Школа находилась на ст. Елизаветино. Вот тогда-то, осенью 1927 года, и состоялось моё знакомство с обитателями квартиры четыре 4 на Васильевском острове, дом 54 (или 52?) на 9-ой линии. Ты спросишь, как мама пришла к вашим родным. Об этом позднее расскажу. А сейчас — о первом своём появлении у ваших родных, о первых впечатлениях.


3. Ленинград – Елизаветино

Папа и Рома остаются в Видонях, Роме семь лет. Меня и маму папа везёт на станцию Уторгош (у нас уже была вторая, после умершего Пегана, лошадка - Гнедко). Прощаемся. Приезжаем на Витебский вокзал, оттуда — трамваем до 9-ой линии. Приходим в дом, поднимаемся на второй этаж. Мама звонит. Открывает молодая и красивая Ганя. Мама расстроена: пока она улаживала наши дела в деревне, на её место взяли Ганю. К счастью, появляется красивая, нарядная, обаятельная Маргарита Людвиговна и первые её слова: «Вот она какая, маленькая поэтесса!» — это обо мне — и целует меня. Успокаивает маму: «Иришенька, вы не расстраивайтесь. Вы так и будете жить у нас в тёмной комнате, а работу вам найдём подённую у наших друзей и знакомых. А Ганя будет ухаживать за мамочкой».

Кстати, маме и некогда было расстраиваться. Она повела меня в педтехникум, оформила направление. Взяла расписание экзаменов, познакомилась с дорогой — как мне добираться самостоятельно. В день приезда на 9-ю линию познакомилась я и с вашей милой бабушкой, бедной больной Евгенией Александровной. Она приласкала меня, поцеловала, расспросила, часто приглашала посидеть около неё, даже что-то делали мы вместе, кажется, изюм чистили. Мученица, страдалица она была.

Начались дни консультаций и экзаменов. Мама мне давала 7 копеек на трамвай, чтобы доехать до Каменноостровского проспекта, тогда он назывался «Улица Красных зорь». Дальше я шла пешком до Малой Посадской и по ней до дома 26. Возвращаться же я должна была пешком, так как у мамы денег было мало. Соблазняясь на ириски или на пирожное (11коп), иногда я и утром шла пешком, останавливаясь и глазея на богатое убранство витрин. Как я выдержала экзамены? Математика — устно и письменно, русский язык и литература устно и письменно, обществоведение. Выдержала! Оценки не помню. Думаю, что выручило сочинение. Темы были по Пушкину и Горькому (“Буревестник”), а я выбрала свободную тему: «Как живут и работают в нашей деревне». Расписала всё очень красочно. Из «Вшельской школы повышенного типа» направление имели десять человек, и все поступили (из 6-го подготовительного класса в 6-ой основной). Все в квартире, даже Ганя, очень беспокоились за мои походы и возвращения.

Однажды, возвращаясь, я услышала шум и детские разговоры в ранее пустовавшей столовой. Выбежали две хорошенькие девочки моего возраста. Это были ты и Вера. Все трое мы сначала смутились, а потом обрадовались. Быстро подружились. Этому способствовали ваши родители — Эмилия Людвиговна и Иван Яковлевич. Они сажали меня за стол вместе с вами и вкусно кормили. Вы показывали мне книги Л. Чарской, альбомы. В свободное время мы ходили гулять в садик около церкви…

Но пришло время ехать в школу на станцию Елизаветино, располагавшуюся в бывшем имении княгини Елизаветы Трубецкой. Мама купила мне красивое голубое ватное одеяло. Пошли мы с ней на «барахолку», где она приобрела мне платьице фланелевое в клетку и сатиновый халатик. А ещё скороходовские ботинки «на вырост», соответствующие нынешнему 38-му размеру. Кстати. они меня всю жизнь выручали: и в болоте под Мясным Бором, и в лесу у партизан, и даже в Ушаках в 1944- 45 годах.


4. 1927-29 годы

Не буду описывать два года своей учёбы в Елизаветино. Я их описала в заметке «Дворянское гнездо», напечатанной в 1994 году в «Гатчинской правде». Это помогло мне встретиться со своими соучениками Андреем и Верой Бушами, их дочерью Валей, дочерью соученицы Люси Ивановой - Ларисой. Дружба продолжается.

Но эти два года мне ещё очень дороги тем, что укрепили дружбу с вашей семьёй, с тобой и Верой. Ведь каждые каникулы мама привозила меня к вам. Дорогая Эмилия Людвиговна даже спать меня укладывала в вашу комнату. А Маргарита Людвиговна следила, чтобы, поговорив вволю о своих ученических делах, мы вовремя засыпали. А днём занимались чтением, рисованием, ходили к Ивану Яковлевичу в магазин, отоваривали карточки продуктовые…

Но самое светлое и памятное воспоминание — Рождество. Иван Яковлевич устанавливал и украшал ёлку, открывали дверь  в комнату бабушки, подвозили к двери её кровать, чтобы ей всё было видно. Зажигали свечи… А под красавицей ёлкой находили подарки тебе, Вере и мне, да ещё пакетики с вкусными сладостями и фруктами. Вот была радость  На всю жизнь сохранился в памяти этот праздник!

По окончании 7-го класса, а для других детей — 8-го и 9-го — всем нам устроили экзамены и приняли  в педтехникум соответственно на первый, второй и третий курсы. В техникуме было четыре курса, но сократили до трёх лет — не хватало учителей в связи с введением всеобщего семилетнего обучения.

А школу нашу, дорогую и любимую, закрыли, преподавателей умнейших, любимых, много нам давших, обвинили в недостаточности коммунистического воспитания.


5. ТЕХНИКУМ им. К.Д. УШИНСКОГО,  1929 - 1932 гг.

Теперь я жила в общежитии при техникуме. Мама нанялась к Инне Романовне Чудовской нянчить мальчика Вирочку (по-моему, Виссарион) и жила у Чудовских (угол Малой и Большой Посадских). В эти годы (1929-32) мы с мамой реже бывали у вас. Помню, Вера и ты однажды приходили ко мне в техникум на какой-то праздник. Но зато мама как-то внедрила вас на летний отдых в Карпину Гору. Так
вы познакомились с нашими родственниками. Там всех вас помнили и любили. Дуня, моя двоюродная сестра (до смерти в 80-х годах) всех вспоминала. А из тех лет, что мама жила у вас, хочется привести одно её воспоминание. В вашей семье восстановилась переписка с тётей Олей, жившей тогда в Китае, до переезда в Америку. Стали поступать посылочки оттуда. И вот однажды во двор подъехал «воронок» и увезли Иришу. В семье — паника, гадают: «Может быть, Алексей Деянович лишнее наговорил? Пропала Ириша!». Все расстроены… Между тем, маму привезли в «Большой дом» и оставили наедине с доброжелательным военным. На первые заданные вопросы мама сказала: «Молодой человек, я плохо слышу. Сверните, пожалуйста , из газеты трубочку и побеседуем». Беседа состоялась. Вопросы о маме, её семье. А потом — о вашей бабушке, Маргарите Людвиговне, о вашей семье. Наконец, о посылках. И напоследок: «А крепко они ругают советскую власть?» Мама — умница. Разумно отвечала на все вопросы. И наконец ответила: «А кому ругать? Семья Савченко живёт своими делами и трудами. А посылки получает больная недвижимая старушка, да её дочь, крутящаяся между домом, больной матерью, ещё и парализованной, и работой, как белка в колесе». Маме подписали пропуск и отпустили. На дорогу мама попросила и ей дали 15 копеек на трамвай. То-то рады были все домашние, когда Ириша благополучно вернулась.


6. 1933-1941 гг.

Но вот окончен курс техникума и курсы преподавателей ШКМ. Я получаю назначение в Тосненский район, в Коровье-Ручьёвскую ШКМ (школу колхозной молодёжи). Мама уезжает к папе и Роме в Видони. У Инны Романовны умирает Вирочка. Она сетовала в письмах маме, что если бы она не уехала, ребёнок был бы жив (так ей казалось)… А наша дружба продолжается. Здесь, наверное, уместно рассказать, как мама попала в вашу
семью.

Тогда, оставив меня, десятилетнюю, и Рому, пяти лет, с глухим отцом, она разыскала в Ленинграде Александра Августовича Шрейдера, сына барыни - подрядчицы, у которой жила в юные годы, его сестру Марию Августовну Готлиб с дочерью. Семья Александра Августовича пустила маму жить и прописала. Сначала мама торговала сладостями, сидя с корзинкой на углу улицы, потом продавала газеты. Дело подошло к зиме. Разыскала потомков Коганов (Инну Романовну), навестила Горячевых в Новой Деревне. Оказалось, всё из нашей квартиры разворовано или сгорело. Пропали и деньги в банке, и права на приобретённый на станции Сергиево дачный участок.

Нанялась временно нянчить мальчика у молодожёнов - студентов… Трудно понять, кто из этого её окружения привёл её к Маргарите Людвиговне. А может быть, родственники папы, сестра, тётя Нюша или невестка тётя Поля? Не знаю… Мама не очень с ними дружила…

А тогда, в 1932 г., мама с папой продали козочек, купили корову. А я получила зарплату за сентябрь месяц 118 рублей. На радостях еду в Ленинград, приезжаю к вам. Зову тебя и Веру в кино, в к/т «Форум». Уж не помню, какой фильм шёл. Но вы обе отказались. Иду одна. И там… у меня украли кошелёк с моей первой зарплатой. Это было после похорон бабушки второе большое горе. Как я рыдала! Меня утешала Эмилия Людвиговна, И не только утешала. Она дала мне 12 рублей («потом отдашь, когда получишь»). Я купила в коммерческом магазине четыре буханки хлеба по 2 рубля 50 коп. И на дорогу до Любани хватило. Под таким грустным впечатлением и уехала я в свой Коровий Ручей.

Деньги через месяц отдала, но в кино не пошла и вас не звала. Так и находила в вашей семье отдушину по-прежнему. Почему-то не к тётушкам, не к землякам меня влекло всегда, хотя и там меня принимали.

В 1934 году я поступила на заочное отделение пединститута им. М.Н. Покровского, Малая Посадская, 26. В 1936 году вышла замуж за студента ЛСХА Трофимова Василия Ивановича. Встречи наши стали реже. Но всё же я познакомила Васю с вашей семьёй. Помню, мой супруг — «деревенщина» — страшно возмущался, когда друг вашей семьи Лев Александрович   поцеловал руку Эмилии Людвиговны. По-моему, и вам всем Вася не очень понравился: слишком прост, но для меня был всех дороже…

А потом была война: у каждого из нас своё горе, своя дорога…


7. После войны

В феврале 1944 года после долгих скитаний, горя и потерь я с шестилетним Олегом прибыла в Ленинградский штаб партизанского движения, который располагался в Институте физкультуры им. Лесгафта. Регистрируют, дают талоны на питание и на общежитие. От последнего отказываюсь: «Много  родных и друзей в Ленинграде, надо разыскать». «Ну, если не найдёте, приходите за направлением в общежитие», — говорит молодой лейтенант. Первый маршрут — к вам. Там принимает нас известная вам Нюра. Она меня помнила. Её ответ: «Мужчины все умерли, а женщины и дети эвакуированы». От её приглашения вернуться переночевать, если никого не найдём, — отказалась: «Тогда пойду в общежитие». На Съезжинской улице двоюродная сестра и её муж «умерли, а её дочь с ребёнком где-то в общежитии» — объяснили соседи. На Исаакиевской площади тётя Нюша, сестра папы, умерла. Нас приняла её сводная племянница Валя. Она выжила, так как работала санитаркой в Институте Бехтерева. Вот у неё мы и жили десять дней до 4 марта, пока не получили направление в школу в Ушаки. За питанием я ходила с посудой в столовую Штаба в Институт Лесгафта на улице Декабристов. Питание было такое, что по двум талонам нам троим хватало.
4 марта 1944 года вместе с завхозом школы Анной Матвеевной Арсеньевой я и Олег уехали  в Ушаки. Анна Матвеевна — исполняющая обязанности директора школы, а я — учитель. Тут у меня, моя дорогая, разрыв в памяти. Может быть ты помнишь: 1) Знала ли я до войны Борю? 2) До или после войны я видела у Эмилии Людвиговны его маму: она пила чай, с трудом его глотала? 3) Как возобновилось наше общение: может быть, сначала письменно? Или я или мама поехали узнать? Веру с Серёжей и тебя с Кирой я помню до войны. Но тут у меня дети один за другим, госэкзамены, переезд в Ушаки, призыв Васи в армию в ноябре 1939 года. Война.

А дальше. Есть фото: встреча нового, 1953 года у Веры на 7-ой линии. Там вы все: и Боря, и муж Веры (Александр Иванович?), и дети ваши, и друзья и вы все молодые и красивые, и Олег, и я. А до этого? А потом? Маргарита Людвиговна — у тёти Оли в Китае, Вера с больным мужем, с Серёжей и Марьяной на Васильевском острове в двух комнатах.  Эмилия Людвиговна в своих двух комнатах, в комнате Маргариты Людвиговны — Ахмет. Помню первое знакомство. А ты с Борей и Кирой приобретаете
комнату в том же дворе на первом этаже.

А я, такая нахалка, приезжаю к вам в любое время дня и ночи без предупреждения. Иногда с Олегом. И ты, и Боря, и Эмилия Людвиговна никогда не выгоняли нас, и всегда любезно принимали и устраивали на ночлег. А ещё: Эмилия Людвиговна напомнила маме, что она до сих пор у неё прописана. На этом основании она прописала и внука мамы Олега, и мы получили на них иждивенческие карточки, в то время в сельской местности они не давались или были очень бедные. А так нам через вашу дорогую мамочку перепадало кое- что.

Но я тоже по возможности старалась облегчить ваши трудности и горе. При получении комнаты дала взаймы денег сколько могла. Очень больно пережила твою разлуку с Борей, смерть Александра Ивановича, а потом и смерть Ахмета. А гибель Юленьки!? Кошмар! Сколько сил и мужества нужно, чтобы всё это перенести. А ты, несмотря на все трудности и горести ещё и нам с Сашенькой предоставляла место в квартире.

А вот ещё помнится сопереживание с тобой и с Борей, когда вернулся его брат Рома. Ведь и я тогда его приютила и даже прописала в доме у одной коллеги. В Петрозаводске ему повезло. Он был на своём месте. Жаль, что рано его жизнь оборвалась после всего пережитого.

Эмилия Людвиговна — молодец —долго жила, хотя после самостоятельной жизни не всегда чувствовала себя уютно на Проспекте Науки, 8. Она говорила: «Хозяева позовут, хозяева купят» Но всё было при её жизни ещё хорошо. К праздникам она писала мне поздравления, с восторгом вспоминала пасхальный звон колоколов. Теперь бы это её обрадовало… Верочке, может быть, тоже не всегда уютно было в семье Марьяны. Но, по-моему, они все там очень хорошие. У Игоря, видимо, славные были родители. А вот Серёжа другой оказался. Хорошо, что Костя не в него. А я помню, как он маленький удивлялся: «Почему у меня папа Лев?».

Мариночка, всего не скажешь. Люблю тебя, восхищаюсь твоим мужеством. Желаю всего самого доброго всем твоим родным, особенно молодым. Мужества Кире, внимания близких. Вспоминаю нашу поездку на лютеранское кладбище и к Ксении Блаженной… Вечная память ушедшим. Бодрости и радости живым.

По-моему, много радости доставляло тебе и Вере общение с сёстрами - француженками. Приятно. А мне помнится встреча с тётей Олей (из Америки). Эмилия Людвиговна была патриотка своей страны. Её страшно возмущало, что тётя Оля в политике не разбирается. А мне интересно было с ней беседовать. Она показывала фото Фила и его «маленькой подружки», говоря при этом: «Но ведь она жидовка, он на ней не женится…», и в тоже время: «Ниночка — ангел». А потом мне: «А вы не комиссарша?» Она много рассказала о себе, о своём домике, садике. По-моему, им с Маргаритой Людвиговной вдвоём было хорошо.

Желаю всем здоровья, душевной бодрости, дружбы. Всех люблю. Приветы от всей семьи, от Сашеньки особенно. Детские впечатления много значат…