Дополнительные опровержения

 

    В этой части нашего труда мы разберём такие опровержения Зенона, которые не могут быть признаны достаточными или сами по себе существенными опровержениями, но представляют из себя скорее - сигналы и внешние указатели его неправоты, или нечто такое, на что следовало бы обратить внимание.
     Первое опровержение - это абстрактная надуманность ситуаций или полное отсутствие реализма, или безразличие к конкретике. А второе - это "побивание Зенона самим Зеноном", аргументы его логики против аргументов его же логики - нечто пожожее на дразнилку теперь уже для самого Зенона, чтобы нас не дразнил.

       Первое... Не думайте, что замечание насчёт слишком быстрой по здравым меркам черепахи, было всего лишь шуткой или досадным недоразумением,потому что всё это лишь наши современные выдумки, а сам Зенон, мол, вообще о скоростях не говорил, им только подразумевалось, что они разные, а какие там по количеству не важно, главное что у заднего скорость больше, но он однако не догонит, впереди бегущего,у которого скорость меньше. Да, всё это казалось бы так... Но если вдуматься хорошенько, то и не так.
       Кажется, что скорость черепахи могла бы быть взята и вполне реальной, парадокс от этого не изменился бы нисколько, но в том-то и дело - что он нисколько не изменился бы от того, реальные мы предметы рассматриваем или же чудовищно фантастические, несуразные - в том-то всё и дело! Мы должны ясно увидеть, что в апориях Зенона вообще НЕТ НИКАКИХ ПРЕДМЕТОВ - чтобы их "мыслить" о всякой реальности нужно напрочь забыть - потому что несомненно настанет такое время, и всё мы это также прекрасно понимаем, как и вообще слово "что такое бежать", - настанет такое время, когда пока Ахиллес догоняет черепаху, сама черепаха сможет только приподнять и занести вперёд ногу, а вовсе не передвинуть центр своей тяжести как некоторую определённую координатную величину вперёд. И понимаем, что за это "трудное мгновение" для черепахи, Ахилл может вполне себе пролететь несколько метров и оставить её позади. Даже по "логике" Зенона - в их фиктивной связке друг с другом может наступить подобное реальное опровержение, если только не абсолютно и полностью забывать о реальности. Однако, чтобы парадокс выполнялся, чтобы в этот парадокс "вляпаться" и он нас именно своим рассуждением напугал и поглотил - нужно забыть про такие "частности".

        И когда Гунсунь Лун( 325-250 до н.э.), китайский двойник Зенона, утверждает, что "если каждый день отнимать половину от палки,длиною в одно чи, то этот процесс нельзя закончить и через десять тысяч поколений", мы также хорошо понимаем, что начни мы говорить реально о том, о чём сказал Гунсунь Лун, то этот процесс вполне себе закончится, как только разделение палки дойдёт до атомного уровня, то есть до уровня, на котором палки уже не будет, а вот деление материи можно будет продолжать и дальше, чем и занимается, кстати говоря, наша безмозглая физика.

        Следовательно, дело тут не в палке, не в Ахиллесе, не в черепахе, а сдаётся нам в абстрактном теоретическом мышлении, автономном по отношению к реальным содержаниям предметов - в том, чем мы можем исключительно гордиться, и что казалось бы само собой и подразумевалось с претензией на философию и философское мышление, но не тут-то было! Оказывается, что мышление, если оно подлинное мышление, никогда не может быть абсолютно стерильным и чистым, абсолютно занятым лишь самим собой и нисколько не интересующимся своим предметом. И раз на то уж пошло, то в том и заключается главный, не высосанный из пальца, как у Зенона, а истинный познавательный парадокс, единственная, завещанная нам теорией познания, апория. С ней столкнулся некогда Сократ в образе софистов. Ведь последние и были "чистыми", то бишь "волюнтарискими теоретиками".И вопрос этой подлинной "познавательной апории" звучит так:
    Когда мышление, далеко ушедшее от бытия, всё таки равно бытию?
    А когда мышление,полностью отпадающее от бытия - лишь дурно произвольно?
         
       Действительно, не можем же мы предположить, что между этим миром и нашим мышлением нет ничего общего. Вот ничегошеньки совсем общего - "ни-ни", - что он сам по себе, а мы со своим мышлением сами по себе. Но именно такое "положение дел" и преподносит нам Зенон, именно жертвами "такого положения дел" становятся и софисты.

         Вот давайте обратимся к ещё одной апории Зенона под названием "Просяное зёрнышко". В списке главных хитов парада она не фигурирует. Мы любим те апории Зенона, в которых явственно не просвечивается какая-нибудь глупость. Но в "Просяном зёрнышке" исчезновение реальности и при том полное и безапеляционное, лежит прямо на виду.

         Как-то раз прогуливавшийся Зенон задал софисту Протагору коварный вопрос: "Скажи-ка мне, Протагор,издаёт ли шум при падении одно просяное зёрнышко или одна десятитысячная часть зёрнышка?"
        Скажем себе на этом месте "стоп" и прервём дальнейшую речь Зенона. Подключим именно в этом месте - ответ Аристотеля, взятый из его "Физики". "Из того, что целая сила двинула тело на такое-то расстаяние, не следует, что половинная сила двинет его вообще на сколь угодно малое расстояние". Итак, Аристотель мыслит процесс как некоторое событие или качество, под это событие или качество, чтобы оно произошло, нужно необходимое количество чего-то - силы или субстанции, не важно. И Аристотель прекрасно понимает - не будет количества, не будет и события.
         А теперь включаем "заторможенного" нами Зенона и слушаем дальше как он доказывает свою "герунду".
         Когда Протагор ( и это будучи софистом, представьте себе!) ответил Зенону, что нет, не издаёт, тот продолжал в своём духе - "А медимн просяных зёрен издаёт ли шум при падении или нет?" Протагор ответил, что медимн, конечно издаёт шум. И тут наш Зенон, словно бы "неожиданно" спрашивает его: " А нет ли пропорции между медимном просяных зёрен и одним зёрнышком или десятитысячной частью одного зёрнышка?"
         Кто же не согласиться с тем, что математически такую пропорцию можно установить?! Мы же устанавливаем в математике какие угодно пропорции. Без помех и ограничений величины. Так что Протагор вынужден на это кивнуть и уже тем самым попасться в "ловушку" Зенона.
         "Ну так не относятся ли между собой их шумы в той же пропорции - как шумящиеся тела относятся между собой - в общем, как шумящие, так и шумы, не так ли? И тут, как раз и следовало бы Протагору сказать резкое и решительное "нет!" - не относятся также, но Потагор молчит, сбитый с толку.
        И Зенон, торжествующий свою победу подытоживает поражение противника: "А раз это так, то если шумит медимн проса, должно шуметь и одно просяное зёрнышко и одна десятитысячная часть зёрнышка". И таким образом, Зенон из "ничего" - из одной формальной логики создаёт своё событие, которое в реальности никак не происходит, зато происходит "на бумаге" - всё, готово, зеноновское "дельце" сотряпано. И максимально шаткий переход от одного к другому удалось и прикрыть, и одновременно, пропихнуть.

        Что же здесь неправильного? Да ничего, всё именно правильно - ПРАВИЛЬНО как раз всё - если критерием у нас является одна только ПРАВИЛЬНОСТЬ!
        Тогда, что же здесь не истинного? А вот это уже другой вопрос. И на него совершенно верно указал Аристотель. Из того, что два тела соотносятся друг с другом по метрически измеряемой величине, отнюдь ещё не следует, что они будут соотноситься друг с другом и в своих качествах, ибо вода при 50 градусах не на половину кипит, а вообще не кипит, а кипит при 100. Но если никаких качеств и никакой реальности у тебя нет, если они только называются словами, как то происходит в формальной логике, а как "данности" полностью отсутствуют или имеют "пустое содержание", то тогда и проблем то в общем нет - кроме проблем правильности самой логики.

       Так взбесившийся разум начинает кусать себя самого за хвост и болезненно подрагивать при каждом укусе. Софисты без разбору кусали всех окружающих, сделав вышеописанные махинации разума "орудием пыток" для допросов обыкновенных жизненных ситуаций и людского здравого смысла,прикреплённого к ним. Но вот Зенон, нечаянно, обратил "орудие пыток" и на самого себя, и вовлёк тем самым в "ад кромешный" ещё и всё целокупное заблудившееся мышление. С тех пор софизм перестал быть искллючительно лишь увеселительной забавой, а стал ещё и безвыходностью тупика. К чему приводит нас мышление, когда оно ходит само по себе, как лунатик по крыше? Или что может быть хуже дурака? - только деятельный, активный дурак, - как уверял Гёте.

      Итак, не можете ли вы закончить деление обыкновенной палки, встать со стула и дойти до противоположной стены родной комнаты, вообще встать, так как это тоже движение, или вы не можете даже и рассказать саму апорию Зенона, ибо и рассказ - это несомненно некоторое совершающееся движение - можете не беспокоиться, ни одной апории это нисколько не важно. Она, как красавица перед зеркалом, чересчур занята собой, чтобы услышать, что вы ей сообщаете, даже если вы сообщаете ей, что она - уродлива. Нет, не внешней своей личиной, вполне таки прекрасной и привлекательной, а каким-то таким особенным внутренним уродством, что и передать-то трудно и на словах не скажешь.

       Проблема софистов в отсутствии движения мышления. Каковое, как отсутствие, обеспечивало им статику смешения всех понятий и категорий друг с другом, их полный дурдом, а жизнь привлекалась лишь для того, чтобы организовать этот дурдом самым весёлым и потешным образом. Но никто из софистов не говорил о проблеме, на которой они воссели - о движении мышления, о движении понятий, вообще о движении. Это слово, словно бессознательное табу обходило софистов стороной. И только Зенон нарочно и через Парменида был вынужден попасть в ту область, где настоящая "собака зарыта". И попав в эту область, Зенон был вынужден также иметь дело с пространством и временем. А иметь с ними дело нелегко даже и для сегодняшних мыслителей.

        Но и с пространством, и с временем, и с просяным зёрнышком, Зенон имел дело совершенно ОДИНАКОВЫМ ОБРАЗОМ - он их "делил" и "считал". А затем, разделёнными и сосчитанными, пытался соотнести с реальностью, а в особенности с видимой частью реальности - с естественным созерцанием. Получалась апория: ни от созерцания нельзя было перейти к такому счёту, ни счёт этот напрямую не прикладывался к элементарным событиям. Более того, при сравнении их друг с другом, правда оказывалась на стороне живого созерцания.