Каждому своё. Коллега

Максим был коллегой по работе и, для Ольги, недостижимым идеалом на расстоянии вытянутой руки. Она грезила о таком мужчине. И вот он рядом, совсем близко, совсем случайно…, а ей так хотелось, чтобы дело было не просто в случае.
Ей хотелось оказаться с ним. Где угодно, не важно…, наедине. За бокалом вина и милым разговором. Ей хотелось расположиться поближе, положить голову на его жёсткие, подстать нраву, колени и слушать-слушать… В присутствии Максима Ольга неизменно теряла дар речи.
Антон знал о ней всё. И это тоже. Будь его воля, он стёр бы её безумные мысли, как мел на школьной доске. Однако таким деликатным ему хотелось быть не всегда, иногда его «подмывало» просто свернуть ей шею, за её непроходимую глупость, за её мечты. Но что это решало?..

Максим был старше Ольги, в его глазах она была совсем юной и совсем неискушённой. Слишком юной и слишком неискушённой, он видел в ней не женщину, а дитя. Не то что бы он был слеп и не видел – просто как женщина, Ольга Максима не интересовала особо.
Однако это неуёмное непосредственное дитя притягивало его интерес и делало, порой, безвольным. Он ничего не мог поделать с этим «безволием», стыдился его, но всё равно оберегал. В каком-то смысле она была его иконой. Он считал, что Антон, недостоин целовать её следы, считал его этаким Повсекакием из фильма «Скоро лето».

Антон, войдя в жизнь Ольги, нарушил, на то время уже сложившуюся, их с Максимом идиллию – Максим незримо заботился об Ольге, развлекал её любимыми программами и фильмами; в ответ Ольга ловила каждое его слово, каждое движение с таким восхищением, на которое способны только дети. Ни он, ни она не претендовали на большее, довольствуясь и радуясь тому, что есть.

Ольга узнала о Максиме относительно недавно. Он нарочно пришёл в шоу, чтобы она увидела его. Он терпеливо дожидался, пока её глаза заблестят от восхищения. Всё так и случилось однажды. Но когда Ольга поняла это, было поздно что-то изменить. Да и как? Максим не то чтобы знал, он предугадывал Ольгу.
Он не просто предугадывал её, он мог ей управлять. Управлять не только за счёт её поступков, но и напрямую. У вас когда-нибудь было: вы собирались сказать одно, а вопреки себе сказали иное? Или собирались повернуть направо, а повернули налево?.. Обычно после такого человек чувствует опустошение. Ольга не чувствовала опустошения, Максим «прикрывал», но оставалась в итоге боль, тупая ноющая боль.
Когда он причинял ей эту боль, пытаясь увести то в одну, то в другую сторону – подальше от этого «голодного волка» – от Антона, всегда находил оправдание в так называемой «высшей» цели. Ольга презирала любые оправдания любых целей – она считала, что ни какая цель не оправдывает ни какие средства. 

Максим хотел и мог бы «свернуть шею» Антону, но ему не хотелось выглядеть слишком скверно, тем более Ольга так просила за него, за недостойного. И он аккуратно его теснил, делая вид, что оставляет и его, и её в покое.
В промежутках короткого относительного покоя Ольге хотелось отдохнуть, забыть всё, уйти из мира в какой-нибудь уединённый монастырь... А потом, немного отдохнув, снова хотелось расположиться поближе, положить голову на его жёсткие, подстать нраву, колени и слушать-слушать… Начиналось всё сызнова. 
Кто-то должен был разрубить этот узел, но никто не решался.
Кто-то должен был разрубить этот узел, но ни у кого не получалось.
Продолжение следует