Рождество

Показался рассвет над равниной,
Над травой, над засохшей землей,
Солнце медленно, будто лениво,
Заливало весь край тишиной.

Я в тумане не слышал ни звука,
Только легкий, пустой ветерок…
Мы не знали тогда слова «чудо» —
Лишь пробравшийся холод в окоп.

Чуть дрожала трава под ногами,
Серый лист, просыпаясь в росе,
Всё болтался, никак не слетая,
На затоптанной немцем земле.

Здесь не видел никто даже птицу,
Не летал ни один воробей,
Чаще слышен нам был чей-то выстрел,
Или стон умиравших парней.

Нам траншеи уже стали домом,
Знали мы, где спастись от огней,
Когда враг наступает под пули,
Не стихающих очередей.

Смерть за смертью, взрывы за взрывом,
Воздух стертый, всё будто в пыли,
И рассветы, закаты другие,
Словно кровью залитые дни.

Нам казалось — нет больше мира,
И не слышен приказ был «назад!»
И в окопе напротив так жили…
Черт их ждет, ты стреляй наугад!

Посеревшие дубы и ворох,
В пепел стертые камни дорог,
Площадь, дом и оставшийся порох…
«Третьим рядом добавьте окоп!»

Там, на фронте мы ждали, не спали,
Мы мечтали вернуться домой!
И в грязи, будто в сточной канаве,
Посмеялся б над чудом любой…

…

Свет взошел над полями, лугами,
Над холмами, над лесом живым,
Тишина замерла, ожидая,
Звука пули, уж ставшим родным.

Где-то там, далеко, за траншеей,
Засвистел гордо вдруг соловей,
Вместо звука стрельбы батареи,
Мы услышали зов прошлых дней.

Миг вчерашний, рассветы, закаты,
Миг, когда к моей теплой груди,
Мать прижалась, ко мне, обнимая,
А слова пели нам соловьи.

Вспомнил дом свой родной, вспомнил город,
Вспомнил то, как, играя в снегу,
Мы с друзьями смеялись, чтоб холод
Принёс снега побольше в году.

И теперь он блестел по окопам,
Слабо тая у линий огня,
Там, где стихла гроза очредная,
Там, где стихла внезапно стрельба.

Присмотревшись в бинокль, я вскрикнул —
На другой, у врага, стороне,
На Рождественской елке поникнул
Белый флаг, с ним — слова на стене.

«С Рождеством, милый друг, англичанин!»
«С Рождеством!» — крикнул кто-то у нас.
«Не объешьтесь колбасками, фрицы!»
Смех раздался у склада припас.

Пепел, снег и Рождения чудо,
Вдруг смешались на небе, вверху,
Испарив облака, чёрну тучу,
И оставив на вечер мечту.

Наконец я своими глазами,
Увидал безоружных «врагов»,
Тех, кто назван был раньше друзьями,
Отказавшихся брать пулемет.

Среди наших такой же мальчишка,
Совсем молод — вчера лишь на фронт,
Сжав в руках подарённую книжку,
Первый шаг сделал к немцам за форт.

А за ним — за ним наши и наши,
Впереди — ждут друзья по беде,
Впереди все такие же парни,
Все, кто праздника ждал в Рождестве.

Там был Карл, отличнейший летчик,
Рядом Вернер — гражданский хирург,
С ними часто хромал рядом Райнер,
Что стал за ночь одну лучший друг.

И с моей стороны бравый Батист,
Мой товарищ, с которым вдвоем,
Мы немецких не знали ни слова,
Но пытались встречать на родном.

Помню, мне повстречался там Фреддерк,
Добрый парень, слегка лишь косой,
Светлоглазый и темноволосый,
Без руки — отнята та войной.

Мы сидели с ним долго, так долго,
Говорили, смеясь обо всём,
Пусть в словах было тех мало толку,
Но он был мне совсем не врагом.

Он делился со мной своим миром,
Я рассказывал, что вспоминал,
И о брате, о матери, жизни,
Словно хрупкий держал я кристалл.

Освещалось Рождественской Елкой
Место, где проводили мы день,
Где подарки дарили друг другу,
Где войны отступила и тень.

Звуки леса мы слышали снова,
Снова слышали топот копыт,
Будто мимо пустого окопа,
Нам ягнёнок оставил следы…

Рождества ночь была бесконечной.
Мы впервые открыли глаза,
Мы впервые увидели вечный,
Праздник в мире, что страдал от огня.

В небе звезды мерцали всё меньше,
Лишь огонь Вифлеемской не гас…
Больно было прощаться нам с немцем.
«По окопам» — был отдан приказ.

Мы не знали тогда слова «чудо»…
Мы не знали, есть Бог или нет…
Затаившись, мы ждали в окопах,
Кто же первый стрельнет через снег?...

…

Показался рассвет над домами,
Над крыльцом, над брусчаткой пустой,
Солнце медленно, солнце над нами,
Заливало бульвар тишиной.

Я в тумане не слышал ни звука,
Только легкий, пустой ветерок…
Мы не знали тогда слова «чудо» –
За чудес мы не ставим крестов.

В небе птицы кружили — как чайки,
Так и редко мои соловьи,
Собирались они, словно в стаи,
И летали под небом одни.

Закрывала тишь весь этот город,
Закрывала и после войны,
Закрывала обломки и порох,
Неостывший с недавней борьбы.

А мы с Фреддерком быстро шагали,
По нему, по его тишине,
Мы спускались, а мимо трамваи,
Проносились по рельсам к реке.

Десять лет мы друг друга уж знали,
Десять лет с того мига прошло…
До сих пор он не знает английский,
Как  в прошедшее то Рождество.