Контрольная работа

новелла

Моя бабушка Матрёна Ивановна Красова была удивительным человеком – свободно читала на старославянском языке Библию, Жития святых и другие церковные книги. Она дружила с местными священниками, несмотря на то, что жила в доме зятя, Леонида Федоровича Хоронюка, фронтового товарища моего отца Фёдора Васильевича. Собственно говоря с моей мамой Марией Тимофеевной они и познакомились посредством дяди Лёни сразу после войны Так семьями и дружили всю жизнь.
Леонид Фёдорович не просто возглавлял крупнейший мясокомбинат в городе Ливны, но и был членом горкома партии. Мясокомбинат поставлял продукцию в основном в Московские магазины, поэтому можно представить, какого она была качества. Между тем, жила их семья не богато. Прошедший лагеря, дядя не старался украсить свою жизнь, видимо, из опасения привлечь внимание плохих людей. Дом на пригорке, приземистый, маленький,  отличался от соседних разве что своей неказистостью, словно кто-то сначала наспех вылепил его макет из пластилина, а потом построил точную копию без правки и редактирования. Но домочадцы числом девять на этом не концентрировали внимание. Они жили хорошо, уделяя больше внимания обильному и калорийному питанию: в хозяйстве водились свиньи, куры и корова. За всем этим животным миром ухаживала бабушка.
По утрам она смешивала отруби с каким-то другим кормом, резала крапиву без перчаток, носила из сарая в хлев сено на вилах. Руки бабушки были в заусенцах и цыпках. Предложенный мной крем она отвергла безоговорочно и, как говорят сейчас, «без комментариев» – не нужен и всё.
В наши нечастые приезды в Ливны я исподволь наблюдала за ней, в более старшем возрасте завидуя ее глубоким познаниям в духовном укладе жизни. И мечтала прочитать Библию на доступном мне языке.
Бабушка нас всех крестила, у нее было пять крестников тёти Клавиных детей, и трое нас – детей младшей дочери, Марии Тимофеевны, моей мамы, светлую память о которой я пронесу через всю жизнь, ибо многое из того, что имею и умею, передано было ей, любительницей и ценительницей высоконравственной русской литературы. Она была большой рукодельницей и обладала высоким художественным вкусом.
От бабушки мне досталась икона Владимирской Божьей Матери, старинная, уже без серебряных лат, которые потерялись со временем. Никто не знает, сколько ей лет, помню, говорили, что с ней венчалась бабушка нашей Матрёны Ивановны, а значит – много. Еще я храню акафисты, переписанные бабушкой в школьную тетрадку её рукой особым почерком грамотеев позапрошлого века. В тетрадку она потихоньку вложила бумажную икону Всецарица, ничего мне не сказав. Были в доме и другие иконы, потемневшие, но в лучшей сохранности, из которых помню «Спас нерукотворный». Но они сгорели при пожаре.
Матрёна Ивановна была паломницей. Каждый год ей было необходимо посетить какое-нибудь святое место. Сидя у маленького окна, сплошь заставленного комнатными цветами, она, серьезно посмотрев на тётю Клаву, говорила:
– В Почаеве давно не были…
Конечно, отягощенная детьми и хозяйством, тётя Клава неохотно соглашалась на путешествия, но все же соглашалась, и они отправлялись к одной из немногих доступных в то время святынь: Сергиев Посад (в то время – Загорск), Почаевскую лавру или лавру Киевскую.
– В Иерусалим мечтаю, – как-то призналась она мне по секрету, – побывать на Святой Земле.
И надолго задумалась, видно вспоминая описанные в Главной книге все, отмеченные святостью места Израиля. В то время в эту страну просто, как сейчас, не ездили. Много лет спустя, когда не было в живых любимой бабушки, ушли в иной мир родители, поехали мы с сестрой Наташей в Иерусалим, где вспомнили, как наша Матрёна Ивановна мечтала о поездке в эту благословенную землю и помолились за себя, за неё и родителей наших с доброй памятью.
Надо справедливо отметить, что к тому времени, как я стала взрослой, закончила университет и начала работать на заводе редактором радио, Русская церковь смогла наладить дипломатические отношения с властью, которая уже не очень притесняла граждан за веру, сама (конечно, тайно) крестила своих детей, а потому никого особенно не наказывали. Я, во всяком случае, не знаю таких сюжетов.
В 1980-е годы часто разговаривала с секретарями парткомов, которые получали информацию о том, что у того или иного руководителя жена крестила ребенка, но никто от этого не пострадал, в основном отделывались строгим разговором в парткоме. Во всяком случае, я таких примеров привести не могу. Не встречала.
И всё же первым чтецом Священного Писания была у меня бабушка. Однажды, когда родителям нужно было срочно поехать на лечение среди учебного года, к нам приехала бабуля и привезла среди прочих гостинцев толстую Библию. Вечерами она занавешивала окно на кухне и читала нам из нее наиболее поучительные главы. Вот с тех пор знаю и о Самсоне, и о Иосифе и его братьях, и о многом другом. Новый Завет она нам просто пересказала, так что подробно пришлось прочитать его уже, когда все запреты были сняты, и книги духовные появились в продаже свободно и легально. А до этого пыталась читать на старославянском бабулину книгу, которую она подарила маме. Но понимала текст лишь на подсознательном уровне.
Серьезно к вере приучила нас бабушка как раз в тот приезд, благо папы не было – таиться не приходилось. Нас уже приняли в пионеры, и внушали на пионерских сборах, а то и на уроках, что верить необходимо только в силу разума и основные атрибуты партии. Но бабушка поступила по-своему. Она не твердила, что Бог есть, и надо обязательно в него верить. Когда мы спрашивали, почему учительница говорит одно, а бабушка – другое, она отвечала, не задумываясь:
– У нее работа такая, вбивать в ваши головы то, что постановила власть нынешняя. А я – человек из прошлого века, то есть из девятнадцатого. Для меня власти на земле нет, поэтому могу спокойно говорить об истине. А истина проста и в доказательствах не нуждается.
Но доказать она все же смогла, причем абсолютно без видимых усилий. Однажды бабуля потеряла очки. Классическая история с их поисками не принесла результатов. Мы вчетвером облазили весь дом, заглянули во все щели, но очки, как провалились сквозь землю.
– Стоп, – сказала бабуля, – успокоились, уселись. Буду молиться.
Мы притихли по углам, потому что, когда бабушка молилась шепотом, становилось тревожно на душе, а потом сладостно. Она молилась долго, а потом пошла искать очки сама – по тем же местам, по тем же закоулкам. А лежали они на самой верхней полке книжного стеллажа, куда сама же она их спрятала от нас, чтобы не разбили ненароком.
Не знаю было ли это намеренно, случайно или она, действительно, забыла, куда положила свою вещь, но извлечение очков после молитвы произвело на нас очень большое впечатление. Хотя брат не поверил:
– Бабуль, признайся, ты специально это разыграла?
На что бабушка очень обиделась, она даже блинчики к ужину подожгла, так была расстроена. А настоящим доказательством силы веры стала история с моей контрольной работой. Я училась в пятом классе, и мы начинали изучать решение сложных каких-то примеров по арифметике. Один пример не давался всему классу. Он входил в контрольную работу, которую весь класс написал на двойку.
Учительница, Антонина Андреевна, двойки ставить всем не стала, так как тема была новая, трудная. Она долго объясняла, раскладывала пример на пошаговые действия, мы целый урок пытались новый материал усвоить, но ответ ни у кого не сходился. Домашнее задание состояло из одного этого примера. Вечером я старалась из всех сил вспомнить объяснения учительницы, раскладывала пример на составные части, ответы получались разные, но не сходились с тем, что значился в учебнике.
И в конце концов, заплакала в отчаянии, оттого, что в классе, списывая действия с доски, я была уверена, что понимаю, но, оставшись один на один с книгой, оказалась беспомощной перед каким-то маленьким, но коварным арифметическим действием. Надо отметить, что училась я хорошо, и подобное поражение, тем более в любимой арифметике, било по самолюбию.
Бабушка разрешила проблему по-своему.
– Подумаешь, какой-то ничтожный пример. В твоей жизни встретится таких примеров, знаешь сколько? И что, будешь каждый оплакивать? Замолчи, чтобы я больше не слышала.
И она притихла, положив свою натруженную руку мне на голову. Я боялась пошевелиться, так мне было страшно, тревожно и спокойно одновременно. Она долго шептала молитвы, окропила меня святой водичкой и наконец сказала:
– Решай свой пример, с Божьей помощью всё получится. Вернись к тому месту, на котором начала спотыкаться. Вспомни, что в этом месте говорила учительница. Когда вспомнишь, тогда решение придет само собой. Только в этом месте подумай хорошенько, какова логика решения, чтобы не автоматически повторить, что раньше слышала, а самой понять и запомнить математический ход движения мысли. Ясно?
Я, конечно, не все поняла из её витиеватой речи. Наверняка, слова бабуля говорила какие-то другие. Но я запомнила досконально суть этого наставления на всю жизнь. Взяла чистый лист бумаги и решила пример, словно кто-то водил моей рукой по бумаге. Я делала это, не спеша, как учила бабушка, стараясь запомнить «ход движения мысли» того человека, кто этот злосчастный пример составил. И получилось! С первого раза получилось, так, что я даже запрыгала от удивления и удовольствия
– Ну, теперь поверите в силу молитвы? – тихо спросила бабушка. – Надо верить, что мы не одни в этом мире, и просить помощи. Сказано: «Просите, стучите, и откроются двери».
На следующий день мы опять писали контрольную по арифметике. Бабушка приколола мне на булавке к форменному платью изнутри крестик. В то время прививок детям делали много, почти от каждой инфекционной болезни. Делали их в обязательном порядке в школе. Снимали класс с уроков и вели на прививку в медицинский кабинет. Там мы долго ждали своей очереди, со страхом слушали вопли наиболее трусливых разновозрастных школьников, еще больше боялись, но терпеливо переносили неудобства с сознанием сурового долга. Тем более, что деваться было некуда – от судьбы, как говориться, не убежишь. Раздевали в медицинском кабинете, как правило, до пояса, так как прививали чаще все под лопатку.
Что со мной творилось весь день! Я не думала ни о чем, кроме крестика, запрещенного крестика, о котором так много говорила учительница совсем недавно, и который абсолютно не укладывался в государственную концепцию. Я боялась, что нас поведут на прививку, что нас там разденут, и что все увидят, какую вещь я ношу под форменным платьем. Мне было стыдно за такие мысли, я только что поверила в его силу, и в силу бабушкиной молитвы. Но я не могу передать, как боялась общественного мнения и возможных последствий.
В 1962 году для родителей последствия могли быть ужасными. Но бабушка была бесстрашным человеком. Заручившись поддержкой молитвы, она верила, что всё будет хорошо.
С контрольной работой я справилась быстро, потому что она состояла из того самого примера, который накануне был благополучно решен, разобран на составные части и осмыслен при непосредственном участии бабули. На прививки нас не повели, я спокойно вернулась домой, никто меня не наказал за измену политическим идеалам. Никто и не узнал, с ЧЬЕЙ ПОМОЩЬЮ решила я трудный пример.
Самое интересное случилось на следующий день. Оказалось, что контрольную работу правильно написала только я. Остальной класс окончательно получил по ней двойку.

Как говорил Козьма Прутков: сборник   новелл; Воронеж: Типография Воронежский ЦНТИ ; филиал ФГБУ «РЭА» Минэнерго России, 2018.
ISBN 978-5-4218-0363-8