Лапушка, Шишок и Малой
Захватив пакет с мусором, я вышел из дома. Осеннее солнышко слепило глаза. Из–за мусорных бачков кто–то отчаянно махал рукой. Под осенним ветром, в десятилитровом ведёрке, тосковал и волновался комнатный цветок.
Когда у таких цветков молоденькие листья, похожие на неправильные блины, достигают размера хорошей мужской ладони Валуева, на них начинают выделяться «пальцы». И вот всеми своими руками с растопыренными пальцами цветок, жестикулируя, умолял: «Спаси!» Я сам каждое утро молил: «Спаси и сохрани!», так что без слов схватил кадушку в охапку и – домой! Цветок благодарно обнял меня руками.
Дома Мякушка сразу же поздоровалась когтистой лапой с протянутой ладонью цветка, тот вздрогнул, но промолчал.
На окошке потеснились жители – Шишок и Малой. Шишок – росток кедра в пластиковом стакане. Малой – Алой, так называла Алоэ в моем детстве Баба Оня. Новый жилец своими ладонями–лопухами загородил свет старожилам, но это он не со зла, по простоте – лопух, лопушок ещё. Так его и прозвали: «Лопушок, Лапушка!», пришлось под кадушку Лапушки подложить стопку спасенных таким же Макаром книг в п/э пленке.
И стали жить – поживать. Лапушка всеми корнями стремился к человеческой мудрости, ладонями – к свету. Малой, по последней молодёжной моде отрастил прическу: я у мамы – дурачок, какие – то зелёные джунгли на горшке – голове. А Шишок, топорща иголки недоумевал: «Я – Кедр, я должен жить на воле, в лесу, вот подрасту и сломлю ваши окна и решётки!».
В окошко заглядывали птички, стучали клювиками – просились в гости. Лапушка тянул руки, подставлял ладони, зная, что за окном – непогоды: дожди, снега, холода – он готов был обнять весь Свет! Малой, осуждая, прятался в свои заросли: «Пригрели Лопуха, и так весь подоконник занял, ещё всякую мелюзгу зазывает! А птички, выщипывая утеплитель из щелей, щебетали: «Вам хватит, вам хватит, а нам в гнёздышко, в гнёздышко!»
Как-то под осень все испытали потрясение: в приоткрытую форточку стал ломиться Мякушкин «жених», здоровенный рыжий котяра. Мякушка сама испугалась и спряталась за спины Лапушки и Малого. Джентльмены встали стеной; Малой с Шишком ощетинились, а Лапушка руками держал форточку. Под общим напором, с моей помощью, отстояли честь Мякушки, и «агрессор» ретировался , рыча и ругаясь.
Мои законные – оконные жители о чем-то шептались между собой, о чём я могу только догадываться, но по уверениям Мякушки вспоминали своё прошлое жильё: жили в разных квартирах и домах, но судьбы их была похожи – старые хозяева, пенсионеры ушли и не вернулись, а новые – выселили их на помойку! И теперь они каждое утро просили солнце, чтобы оно не забывало приходить, и что - бы хозяин жил всегда!
Так прошло несколько лет. В последнею зиму батареи грели сильнее, Шишок от жары скинул шубку – иголки и .. дал «дуба», «приказал долго жить», а землю свою отказал собратьям! У Лапушки листья приобрели коричневый пергаментный вид, а один спрятался, свернулся в зелёную трубочку, и только последний отчаянно сопротивлялся.
Я про себя уже похоронил Лапушку, но вспомнил, что даже при потере девяносто процентов листвы не всё потеряно! Пришлось вытащить стопку книг томских авторов: «Тоже мне высота, тоже мне Авторитеты!» Воткнул метровую палку, вытянул Лапушка во всю длину, удалил мёртвые листья и стал поливать каждый день.
Первый зелёный листок. … шестой, и к осени пол окна облапали ладони – лопухи, всё свободное место в кадушке занимали усыновлённые пасынки Малова. На этот земной рай взирает патриарх – Последний листок, от огромной ладони осталось култышка – сжатая ладонь: «Но пасаран! Не пройдут! Грозит он в окно!»
Свидетельство о публикации №119122106195