Лазарет в подвале

     Как же всё-таки изменились времена. Полвека назад в школе были совсем иные порядки и другие отношения. Никакого тебе социального расслоения, моббинга, насилия и прочей скверны.
     У нас был дружный класс. Это не значит, что все друг другу нравились. Но явной вражды, зависти и агрессии не было. А если и случались недоразумения, неприязнь, конфликты, то носили они парный характер по рыцарскому чину "один на один". И даже "двое на одного" считалось гнусностью, не говоря уже о толпе. Что произошло с тех пор? Куда и почему это ушло?
     Может быть, в том числе и потому, что были возможности и условия куда направлять излишки энергии. Кружки, секции, походы, соревнования, турниры, слёты, внеклассная работа, художественная самодеятельность. Да и к учёбе было другое отношение, и на неё находились силы и время. Другая атмосфера.
     В классе нас было три друга. Саша, Сергей и я. Мы жили по соседству в смежных дворах. Свободное от учёбы время проводили вместе. Лапта, вышибалы, штандер, чижик, футбол, волейбол, настольный теннис. Секции бокса, борьбы, хоккея, тяжёлой и легкой актетики, водного туризма. И, конечно, походы. Мы все
любили нашего учителя по столярному делу. Николай Максимович, фронтовик, танкист, ушёл на фронт в 17 лет. Дошёл до Берлина. Максимыч, как мы любя звали его за глаза, был не только мастером своего дела, но ещё и опытным таёжником, охотником, рыболовом. С 5-го по 10-тый классы в летние каникулы он водил
нас в удивительные путешествия. Наши экспедиции имели две темы. По местам боевой славы и познавательно-развлекательный отдых на бескрайних просторах родной природы.
     Я жил чуть поодаль от своих дружков, и по традиции заходил за ними по дороге в школу.
     Стоял ноябрь. Раннее заснеженное морозное утро. В этот день друзья ждали меня у своего подъезда. Постояли одну-две минуты, и только хотели было двинуться в путь, как заметили на снегу тянущуюся в полисадник петляющую дорожку красных пятен. Кровь, подумали мы, и, затаив дыхание, пошли по следу.
Кровавая тропинка уводила в густые кусты. Чья кровь? Думали мы по дороге. Человек? Собака? Ещё кто-нибудь? И тут мы увидели выделяющееся на снегу чёрное пятно. Собака. Мы подошли поближе, и увидели, что она дышит. Живая. Голова лежала на красном снегу. Глаза были закрыты. Собака изредка вздрагивала всем телом, тяжело дышала, слегка постанывая.
      Были ещё сумерки. У Сергея оказался фонарик, и мы смогли лучше рассмотреть страшную находку. Взрослая собака, дворняга. Тело было покрыто многочисленными широкими ранами, из которых медленно сочилась кровь.
Похоже, это случилось недавно. Всё еще было свежее. Кто-то на исходе ночи нанёс ей эти ужасные раны, и бросил умирать. Повинуясь инстинкту самосохранения, собака добралась как могла до кустов, чтобы укрыться подальше
от людей.
      Не сговариваясь, мы решили отнести её в подвал дома. Там было тепло и светло. Соорудили ей лежанку из подручных материалов. Когда мы несли её в подвал, она, обессиленная, не сопротивлялась, только смотрела на нас
полуоткрытыми глазами с опаской, как бы соображая: "Кто эти люди?". "Такие же как те, кто только что порезал меня?". "Вроде бы нет, не такие". "Другие". Так могла думать бедняга по дороге к своему спасительному убежищу.
      Пока всё это происходило, никто из нас не вспомнил про школу, про невыученные уроки. Мы понимали, есть дело поважнее.
      Как мы не старались, в крови мы всё-таки вывозились. Отнесли портфели домой одному из нас. Родители были уже на работе. И отправились в аптеку за бинтами и лекарствами.
      Мы решили выходить страдалицу. Обработали и забинтовали раны. Принесли еду. Установили дежурство. Повесили возле её конуры объявление: "Внимание! Здесь находится на лечении раненая собака. Просьба не пугаться и не беспокоить
её. Мы ухаживаем за ней и убираем".
      О том, что произошло и чем мы занимаемся, мы сообщили родителям и классному руководителю. Встретили от них поддержку, что ещё более укрепило нас в важности нашего поступка. Казалось, вся школа знает о нашем "подвиге".
Ученики и учителя каждый день интересовались, как идут дела, есть ли улучшение у нашей подопечной.
      Подопечная тем временем, как нам казалось, понемногу освоилась. Начала самостоятельно есть. Встречала нас
радостно, пытаясь вилять забинтованных хвостом, хотя удавалось ей это с трудом.
      Всё это время мы раздумывали о том, что же могло случиться? Первая наша версия было в пользу пострадавшей. Нам представлялось, что какой-то негодяй, ни с того ни с сего, ради забавы и куража набросился на беззащитное животное, мирно гулявшее во дворе. Каких только несдержанных слов мы не посылали в адрес этого или этих мерзавцев, сотворивших такое. Была и другая, менее популярная, версия. А что если, подумали мы, эта собака по какой-то причине сама набросилась на мирно гулявшего во дворе благообразного гражданина, который вынужден был защищаться. Но эта версия не показалась нам убедительной. Во-первых, убеждали мы себя, мирно прогуливающиеся граждане, как правило, не носят с собой ножи на прогулку. А судя по ранам на теле, коих мы насчитали двенадцать, нож бы явно не перочинный. Во-вторых, продолжали мы разрушать неугодную нам версию, если уж на то пошло, и у кого-то оказался с собой какой ни какой кухонный ножик, для самообороны достаточно было отпугнуть собаку, или на крайний случай пырнуть её ножом раз или другой, но не добивать же её уже лежащую на снегу. А именно это последнее следовало из того, что раны были расбросаны по всему телу, на животе, на боку, на лапах и даже на хвосте. Изверги! Одним словом, мы решили, что наша страдалица - жертва, а никакой не агрессор. Эту гипетезу подтверждало и то, что собака очень дружелюбно принимала нашу заботу, и никакой враждебности с её стороны мы не наблюдали. Нам было невдомёк, что проявлять агрессию ей в её положении было не с руки. О том, что собака могла покусать человека или его ребёнка мы и не думали. С чего это ради? Собака - друг человека. Она в беде. И мы спасаем её.
      Пошли третьи сутки. Мы уже обдумывали, как мы назовём её. Будем гулять с ней, когда она встанет на лапы. И когда мы в очередной раз зашли проведать её перед школой, мы нашли её бездыханной, холодной с открытой пастью
и высунутым языком. Мы молча стояли возле неё, отвернувшись друг от друга.
      Мы плакали...