Царевна-лягушка Часть 1

Русская народная сказка
Авторская пересказка
Часть 1.

1.
Жил когда-то царь Василий.
В славе, почестях и в силе
Правил он, судьбой храним,
Царством лапотным своим
Как умел и как хотелось.
Побеждая жизни серость,
Счастлив, горд и шуму рад,
То устроит он парад,
То учения откроет:
Ям себе стрельцы нароют,
В них залезут и палят
В белый свет дня три подряд,
На деревне баб пугая.
Всё какая-никакая,
А забава для царя:
Дескать, жизнь идёт не зря.
Что-то к трём сынам в придачу
Сделать надо, а иначе
Для чего земной свой век
Проживает человек?
Но однажды, утром ранним,
То ли съев какой-то дряни,
То ли в поисках невзгод,
Пресной жизни поворот
Царь решил устроить новый.
Сыновья уже подковы
От избытка силы гнут –
Где её приложишь тут?
Значит, надо им жениться!
Благо, в царстве есть девицы
Всех сословий и родов
Подходящих лет-годов.
Не спросив их личной воли
(Чтоб чего не напороли),
Всех троих на разговор
Он собрал на царский двор
И сказал слова такие:
«О, сыны мои родные!
Порешил я, что сейчас
Время самое для вас –
Гнёзда вить свои приспело.
Знаю я: женитьба – дело
Непростое, ведь жену
Не отправишь на луну,
Коль придётся не по нраву.
Но у каждого есть право
Выбирать. То право вам
Я, как ваш родитель, дам,
Чтоб нашли свою вы долю.
Как искать? Идите в поле
И, как наш велит закон,
Там в любую из сторон
По одной стреле пустите.
В чью она падёт обитель –
В чей, к примеру, сад иль двор
Или даже в чей забор,
Или в тину на болоте –
Счастье там своё найдёте…».

2.
Покорясь отцовской воле,
Сыновья пошли на поле.
Детство кончилось, увы.
Не сносить им головы,
Коль не выполнят указа.
Пусть жениться так вот, сразу,
Не хотелось, но куда ж
Стрекача от батьки дашь?
Царь же, как всегда бывало,
Сразу вызвал генерала
Всех сыскных и прочих дел,
Дабы тот поприглядел
За царевичами. Всё же.
Оставлять-то их негоже
Без пригляда в трудный час.
А труднее, чем сейчас
Им пока не приходилось.
Зря ли впали все в унылость!
Недосмотришь – втихаря
Гнев свой выльют на царя!
Старшим был средь них Никита.
Братьям молвил он открыто:
«Слово царское – закон!
Хоть неправ сегодня он,
Суперечить толку мало.
Надо, чтоб стрела попала
В чей-нибудь богатый двор.
Дочь боярская в упор
На меня глядела часто,
К ней во двор стрельну – и баста!
Знать, судьба лишь ей одной
Стать мне любящей женой!» –
И стрела помчалась к цели.
Брат второй сказал: «Глядели
Девки мне вослед всегда,
Если я ходил куда.
Что ж, за то на них жениться?
Пусть свободная, как птица,
Полетит стрела моя
В чужедальние края,
Мне найдя жену оттуда.
Если то случится чудо:
Пир на весь устрою мир
Я – царевич Любомир!».
Младший сын, как то ни странно,
Назван был в семье Иваном.
Имя редкое весьма.
Сколько было в нём ума –
Государственная тайна.
Но как будто бы случайно
Братья старшие тайком
Звали Ваню дураком,
Если царь их речь не слышал.
Рос царевич тише мыши
По закону поступал:
Старшим братьям уступал
Он всегда во всём без спора,
Дабы не было раздора,
И проигрывал всегда
Без обиды и стыда.
И сегодня вышло то же.
Шансы выстрелов итожа,
Понял он, что хуже всех
Шансы на его успех.
Тут забудь про «или – или»:
Братья первыми пустили
Стрелы острые туда,
Где есть сёла, города,
Ну, и, стало быть, невесты.
А ему – стрелять в то место,
Где болото. Девок в нём
Не найдёшь и днём с огнём.
И, вздохнув от огорченья,
Словно грешник на мученья,
Он стрелу пустил свою
В новой жизни колею.

3.
И полдня прошло едва ли,
Как царевичи стреляли,
А о стрельбах генерал
Все бумажечки собрал
И примчал к царю с докладом,
Словно с ними был он рядом
В исторический момент.
Вот что значит ушлый мент!
Царь, отбросив дел рутину,
Сразу общую картину
Приказал нарисовать.
Генерал достал тетрадь,
Из неё – отчёты, справки,
Разложил их все на лавке
И озвучил свой доклад:
«Перво-наперво, я рад
Доложить, что офицеры
Обеспечили все меры
Безопасности стрельбы.
И скажу без похвальбы,
Обошлось без происшествий –
Травм, ранений, сумасшествий
В сей ответственейший час
Не прибавилось у нас
В силу принятых усилий».
Тут скривился царь Василий:
«Ближе к делу! Ты мне суть
Изложи хоть как-нибудь:
Отыскали все ли стрелы?»
«Тут оно… такое дело. –
Впал в кручину генерал. –
Первым, значитца, стрелял
Как положено, Никита.
Волю он свою открыто
Братьям выразил при том:
Дочь боярскую бы в дом
Привести своей женою.
Чтоб не вышло бы иное,
Лишь стрела ушла в полёт,
Самый быстрый скороход
Из кустов за ней был пущен.
Где они росли погуще,
Там и он держал свой путь.
И бежал не как-нибудь,
А догнал ее в полете.
По царевича охоте
На боярский двор отнёс.
А царевич-то всерьёз
Порешил, что метко целил,
И готов на самом деле
Хоть сегодня под венец!»
Царь доволен: «Молодец!
Всё ты сделал так, как надо.
Ждёт тебя за то награда.
«Ну, а что же Любомир?»
«Пир на весь устроить мир
Обещал он, коль случится,
Что женой его девица
Станет с чужедальних стран.
Тут мы маленький изъян
Допустили ненароком.
Как жену в краю далёком
Для царевича найти,
Коль туда сто дней пути?
Да пройтись по «Интуристу!».
Мой фискал такую быстро
В той гостинице сыскал:
У неё из глаз тоска
Прямо так и исходила,
А она при этом мило
Восклицала: «О, майн гот!».
Вот стрелу ей олух тот
И подсунул тихой сапой.
Надо ж быть таким растяпой –
Не проверил, чьих краёв
И каких кровей-основ!
А девица (вот беда-то!) –
Дочь купца, зовут Агата.
А в гостинице была,
Потому что там дела
Вёл купец тот месяцами
С иноземными купцами.
И её он брал с собой,
Дабы договор любой
Легче было навязать им.»
«Зарубежным нашим братьям
И партнёрам, может, даст
Тот купец урок не раз.
Вижу, есть такая хватка! –
Молвил царь. – А для порядка,
Раз он станет сватом нам,
Я ему и должность дам –
Главного негоцианта.
Ну, а что же наш Иван-то?
Кто по слову моему
Стала суженой ему?
Генерал понурил плечи:
«Тут пока похвастать нечем.
Упустили мы стрелу:
Словно канула во мглу –
Ни следа её, ни тени!
Все углы твоих владений
Обошли уже семь раз.
Объявили всем: кто сдаст
Ту стрелу – дадим награду.
Не сдают. Быть может, надо
Поискать среди болот?
Он, царевич-то, полёт
Той стрелы туда наметил…».
«Столько лет живёшь на свете,
А не можешь ничего! –
Царь прикрикнул на него. –
Потому вы и в пролёте,
Что не ищете в болоте.
Ведь никто из вас туда
Нос не сунет никогда!
Что за прихоть? В чём тут дело?»
Генерал взглянул несмело:
«На болоте? Там ведь – жуть!
Там ведь можно утонуть
Или с нечистью болотной,
Безобразной и бесплотной,
Повстречаться невзначай…»
«Ты мне это тут, кончай
Разводить свои страшилки!
Пусть у тех дрожат все жилки,
Кто такую муть плетёт!
Ну, а вы – не тот народ,
Чтобы нечисти бояться!
Человек пятнадцать-двадцать
Набери! – бушует царь. –
Если что – зажги фонарь
(Нечисть света дня страшится),
Но позорную страницу
Сей истории закрой!
Пшёл в болото! Эх, герррой!».

4.
Нет здесь леса позолоты,
Здесь расквасилось болото.
На болоте – смрад, туман.
Сквозь туман бредёт Иван.
Вот судьба же, в самом деле!
Стрелы братьев улетели,
Чтобы им найти невест.
Здесь же – кочки лишь окрест,
Нет ни терема, ни хаты.
И идёшь-бредёшь куда ты –
Сам не ведаешь о том.
А болото жадным ртом
Проглотить тебя стремится.
Молча омутов глазницы
Наблюдают за тобой –
Стать хотят твоей судьбой,
А стрелы не видно что-то.
Вдруг шалаш среди болота
Появился перед ним.
Кто же, злой судьбой гоним,
Поселился в этом месте,
Где царевичу уместен
Будет отдых в шалаше
И, конечно же, фуршет?
К шалашу Иван подходит –
Смех оттуда слышен, вроде,
Или то поёт тростник,
Что к ногам его приник?
Он в шалаш глядит, и что же
Видит там? Простое ложе
Из осоки. А на нём
(Лучше б это было сном!)
Со стрелой сидит лягушка.
Да лягушка – не простушка,
А в короне. Знать, она
Властью здесь наделена.
«Что, нашлась твоя пропажа?»
Тут Иван опешил даже:
Ведь до этих самых пор
Он с лягушкой в разговор
Не вступал ещё ни разу.
«Говорю тебе я сразу, –
Продолжала та. – Стрела
Мне у ног на пол легла,
Лишь в шалаш мой залетела.
Ну, а коль такое дело,
Здесь умерь и ты свой бег:
Ты, как честный человек,
В жёны взять меня обязан».
«Погоди, не так же сразу!
Что ты давишь на меня?
По болоту я полдня
Разве же за этим лазил? –
И Иван на этой фразе
В лужу сел у шалаша. –
Может, ты и хороша!
Но не кажется тебе ли,
Что мы малость обалдели?
Видно, то болотный газ
Плохо действует на нас,
И сознание хиреет.
Отдавай стрелу скорее,
Да пойду я что ли прочь…».
«Ну, куда ты? Скоро ночь
На дворе уже наступит…
Что толочь нам воду в ступе?
С милым рай и в шалаше…»
Тут тоскливо на душе
Стало вовсе у Ивана:
Вроде, он ничуть не пьяный,
А вот не сообразит,
Как закончить свой визит.
«Знаешь, мне идти далече,
Так что брось ты эти речи.
Понапрасну не блажи.
Мне такие виражи
Выкрутасить не пристало, –
Ей сказал Иван устало. –
Дай стрелу, и я пошёл…
Не отдашь? Ну, хорошо,
Отниму её я силой».
«Я тебе тогда, мой милый,
Путь-дорогу заплету
Навсегда на пустоту,
Ляжет марь на всю округу.
Будешь ты ходить по кругу
И не выйдешь никогда
Из болота никуда».
Понял тут Иван: наскоком
Не возьмёшь такую. Боком
Выйдут все труды твои.
«Знаешь, это… не таи
За слова мои обиду.
Я же просто так, для виду.
Если ты – судьба моя,
Рад жениться буду я! –
Начал речи он иные. –
Но сейчас мои родные,
Со стрелою ждут меня.
Отпусти! Пройдёт полдня –
Завтра, где-то так к обеду,
За тобою я приеду,
Всем представлю на балу…
Ну, так что? Давай стрелу!»
Тут она вздохнула: «Что же!
Не лукавишь ты, похоже,
В этот раз передо мной.
И за то совсем иной
Ты меня увидеть сможешь!» –
И на том лягушки кожу
Мигом сбросила она…
Вся прекрасна и юна
В шалаше стоит девица.
А Ивану удивиться
Лишь осталось: «Вот те на!
Вдруг за нею, как стена
Отодвинулась куда-то,
И богатые палаты
Распахнулись перед ним.
«Гостем дорогим моим
Будь Иван-царевич ныне, –
Молвила девица. – Кинет
Жребий под ноги судьба,
Увлечёт её тропа
К неизведанным высотам…
Позабудь свои заботы,
Сядь со мною за столом.
Мы с тобой вина нальём...».
Словно в сладостном тумане,
Сам себе неведом, странен,
За столом сидит Иван.
От усталости ли пьян,
От её речей ли сладких,
Что текут сплошной загадкой
Без ответа на вопрос,
Почему он вдруг прирос
К чаровнице долгим взглядом,
Будто бы ему не надо
Больше в жизни никого?
Что так манит в ней его?
Или он искал такую?
…Перед ним она танцует,
Страсти искренней полна.
«Ты… зачем обнажена?
Но – до свадьбы?.. Да, отрада!..
Что ты?.. Может быть, не надо?..»
…Ложе мятое из трав…
Прав царевич иль не прав?

5.
Царь сегодня впал в унынье.
Весь с утра в болотной тине,
Но от счастья словно пьян,
Утром прибыл сын Иван,
Всё стрелу искавший где-то.
Ну, про «где-то» до рассвета
Генерал принёс донос,
Дабы ясен был вопрос,
Где царевич якорь бросил.
Только были в том доносе
Непонятные места.
Например, девица та
Утром без следа пропала.
Окружив шалаш, фискалы
Ждали, силясь углядеть,
Кто такая – может, впредь
Это знанье пригодится.
Но коварная девица
Всех вкруг пальца обвела,
Вдруг пропав, как не была.
Шёл Иван один оттуда.
В шалаше же – ни посуды,
Ни одежды. Лишь трава
Да увядшая листва
Со следами бурной ночи.
Все фискалы были очень
Озадачены тогда:
Как исчезнуть в никуда
Умудрилась чародейка?
Мимо них пройти сумей-ка –
Сразу спросят документ!
И ещё один момент
Очень даже интересный.
Любят женщины, известно,
Разбросать и тут, и там
Им сопутствующий хлам:
Пудры, зеркальца, губнушки
И другие безделушки
Для привады мужиков
В лоно цепких их оков.
Ну, а эта, как ни странно,
Хоть и действовала рьяно
(Вопли страсти всё окрест
Заполняли до небес),
Собрала к едрёной Фене
Все свои помады, тени,
Все духи и зеркала
И с собою унесла.
Ничего не потеряла,
Даже пудреницы малой,
Что не свойственно для них,
Этих «самых дорогих» –
Для мужского-то кармана.
Как сумела утром рано
В абсолютной темноте
Все найти вещицы те,
Если всё там вверх ногами?
От таких вестей кругами
Царь ходил и взад-вперёд,
А потом наоборот,
А потом присел за столик
И, хотя не алкоголик,
Прошептав: «Эх, жизнь-река!»
Трижды хлопнул коньяка
И собрал совет келейный
Под названием семейный,
Чтоб итоги подвести,
Ибо, как ты ни крути,
Поползут по царству слухи.
И хотя он был не в духе,
Выбор старших сыновей
Посчитал большой своей.
Несомненною заслугой.
Будущей своей супругой
Старший сын был очень горд,
Пусть отец её не лорд,
Но зато он наш боярин.
Взгляд у Златы лучезарен,
Высока, стройна, легка,
Как осиночка, тонка.
Вот она вдвоём с Никитой,
Взяв рушник, узором шитый,
С ею найденной стрелой,
Под притворный бабий вой
Ту стрелу царю с поклоном
Преподносит. Частым звоном
Бьют в церквях колокола
И звучит ей похвала –
Царь одобрил выбор сына!
Любомир обряд старинный
Выполняет вслед за ним.
С мужем будущим своим
Шествует к царю Агата.
На подушечке богатой
Их положена стрела.
Во дворце царя нашла
Дочь купеческая мужа.
Уж она сумеет – вскружит
Буйну голову ему,
Не уступит никому,
А потом царицей станет!
Но пока что в гибком стане
Лишь красу увидел царь.
Веселей ударь, звонарь,
Пусть запляшет колокольня,
Все сердца надеждой полня,
Что им счастье суждено!
Вот уже пора давно
Подойти к царю Ивану.
Но стоит он, как ни странно,
Со своей стрелой один.
«Ну, чего ты? Подходи
Со стрелой к отцу. Поведай. –
Шепчут братья, – про победу.
Так в какие же края
Унеслась стрела твоя?
И кого ты встретил с нею?»
«Никогда я не посмею
Царь-отец мой, твой приказ
Не исполнить даже раз, –
Пред царем Иван в поклоне
Предстаёт. – Куда погонит
Воля царская твоя,
В те края и двинусь я.
И когда моей заботой
Полетела на болото
Судьбоносная стрела,
То, конечно, повела
И меня туда с собою.
Я препятствие любое
Быстро преодолевал,
Будь то омута овал
Или гибельная тина.
А в конце дороги длинной
Вдруг шалаш увидел я.
В нем была стрела моя,
У сидевшей там лягушки».
«Это дело – не игрушки, –
Почесал макушку царь. –
Ну, и что твой инвентарь?
Отдала она стрелу-то?»
«Отдала. Но почему-то
Мне понравилась она.
Будет мне она – жена,
Как и велено тобою».
«Ты чего несёшь такое? –
Перешёл на сленги царь. –
Прочь поди, мозги пропарь –
У тебя же в них простуда!
Кто в роду у нас откуда
Жён себе ни привозил,
Но у всех хватало сил
И ума на всяких птицах
И лягушках не жениться.
Ты в роду такой – один!
Что ж ты выдумал, мой сын?!
Брось сейчас же мысли эти!
Девок всяких – тьма на свете.
Мы любую подберём.
Постоишь пред алтарем –
И живи с ней, как все люди!».
«Счастья в жизни мне не будет,
Коль на этой не женюсь! –
Возразил Иван. – Боюсь,
Поздно ход давать обратный!»
«Поздно? Нет, невероятно!» –
Царь тут вспомнил про донос. –
С кем ты, как паршивый пёс,
Куролесил на болоте?!»
«Куролесил? Нет, напротив! –
Стал Иван вина красней. –
Мы беседовали с ней
О… стреле и… все такое, –
Тут Иван махнул рукою, –
Пусть расскажет всё сама. –
И полез рукой в карман.
Ящичек резной он вынул
И раскрыл наполовину.
Все вокруг застыли враз:
Что произойдёт сейчас?
А из ящичка – лягушка,
Вся собой – такая душка,
Словно всех она нежней,
И… короночка на ней.
«Добрый день, о царь великий!
Пусть богов святые лики
Над тобой парят всегда
И во все твои года
Освещают путь из мрака!» –
Молвила она. «Однако! –
Царь, опомнясь, произнёс. –
Это – шутка иль всерьёз:
Земноводное с речами?»
Тут все разом закричали:
«Глянь, в короне!» – «Ну, дела!» –
«Что, она стрелу нашла?» –
«Как на ней жениться можно?»
«Что-то на сердце тревожно:
Ну, куда идём, куда?».
А царевич старший: «Да!
Неприглядная картина.
Жизни лапотной рутина
Всех лягушек нам милей.
Елисейских мы полей
Не имеем и не знаем.
Жизнь у нас – совсем иная.
И с лягушками, друзья,
Нам в родство вступать нельзя!»
На него любовно глядя
И волос поправив пряди,
Злата, стоя рядом с ним,
Взглядом царственным своим
Обвела собранье тоже:
«Я считаю, что негоже
Нам лягушек брать в семью!
Пусть Иван любовь свою
Отнесет назад, в болото.
Ну, кому из вас охота
Думать, будто бы она –
Настоящая жена
Для царевича Ивана,
Хоть Иван у нас и странный?
Надо раз и навсегда…».
Но Агата: «Ерунда!
Говорящая лягушка?
Что с того? В лесу кукушка
Тоже, сидя на суку,
Весь свой век кричит: «Ку-ку!»,
Только что с того нам проку?
Удавить бы ненароком
Эту выдру из болот!,,».
«Ну-ка, тихо! Наперёд
Попрошу без оскорблений!
А не то к едрёной Фене
Зашибу кого… И впредь –
Не желаю я терпеть
Безответственные речи! –
Крикнул царь. – Пока что не в чем
Обвинять Ивана вам.
Сам дам волю злым словам,
Если что. Покинуть залу!» –
И присел на стул устало.
Спрятав ящичек в карман,
Рядом с ним присел Иван.

6.
Стало тихо в Тронном зале.
Посидели, помолчали.
Царь спросил: «Ну, что ты, сын?
Против всех пошёл один,
Жизнь на муки обрекая?».
«Знать, судьба моя такая, –
Отвечал Иван. – Но тут,
Хоть от трона отрекут,
Я люблю её, и – точка!»
«Может, скушаешь биточка?
Иль давай по сотне грамм?
В первый раз ли это нам? –
Предложил вдруг царь Ивану. –
Правильных решений спьяну
По стране у нас не счесть!»
«А домашняя-то есть?» –
Оживился сын опальный.
«В кабинете, что за спальней,
В банках, плачет и своя.»
«Так чего же это я
Ни в одном глазу доселе?»
«Непонятно, в самом деле!
Эй, кормильцы, вашу мать!
Нам сюда домашней дать!»
«Ну, так что же, сын мой горький, –
Выпив и заев икоркой
Свой допрос продолжил он. – 
Иль и вправду ты влюблён
В эту самую лягушку?»
«Эх, отец! Тебе ли стружку
Состругать с моей души?
Осуждать ты не спеши.
Дело тут, пойми, моё лишь.
Если только ты позволишь,
Я отвечу: «Да, влюблён!»
Где он, колокольный звон? –
Вопросил Иван в запале. –
Не того вы ожидали
В этом деле от меня.
Но вчера, на склоне дня,
Вдруг со мной случилось это».
«Не рассказывай мне, где ты
В это время лазил. Я ж
Весь твой этот раскардаш
Из доносов знаю, Ваня! –
Царь обнял Ивана. – Странен
В этом деле лишь вопрос,
Как ты к ней душой прирос?»
Речь отцовскую итожа,
И царевич принял тоже
Стопку добрую на грудь:
«Мы ж с тобой не как-нибудь.
И сказать тебе могу я,
Мне не надобно другую
Ни за что теперь. Она ж
Не обычный персонаж.
Не лягушка, а царевна!
Просто в жизни повседневной
Быть лягушкою должна –
Заколдована она.
А за что и кем – не хочет
Говорить, как будто очень
Страшный есть на то запрет.
Этот свой большой секрет
Даже мне раскрыть страшится»,
«Необычная девица! –
Надкусил огурчик царь. –
Но семью ты не кошмарь.
Надо что-то сделать срочно,
Чтоб она сказала точно,
Как заклятье снять с неё,
И наладится житьё».
«А давай устроим праздник? –
Предложил Иван. – Указник
Свой открой хоть за год раз,
Напиши туда Указ
Высочайшим изволеньем».
Тут взяло царя сомненье:
«Да Указ-то я издам!
Как поможет праздник нам?
Конкурс что ль какой устроить,
Результат опять подстроить:
И вручить ей гран-гран-при?
Тут на радостях, смотри,
Нам царевна и расскажет,
Кем был так обезображен
Облик девичьей красы
Среднерусской полосы!».
«Да! – Иван воскликнул. – Точно!
Мы с тобою правомочны
Учредить и конкурс! Пусть
В чём-то я и ошибусь,
Но на то мероприятье
Снохам будущим по платью
Сшить вели ты для царя,
Дабы харч не ели зря!
Поглядим, чего кто стоит.
Дело, кажется, простое.
Но для нашей цели всё ж
Ход такой весьма хорош!
И ещё такое дело:
Вмиг куда-то улетело
Чувство праздника, когда
Разогнал туда-сюда
Ты гостей. Предполагалось,
Что они, как полагалось
Раньше в столь весёлый час,
Угостятся много раз
Отмечая свадьбы наши.
А теперь ведь ошарашен
Весь веселья ждавший люд:
Не накормят, не нальют –
Свадьбы что? Уже не будет?
Да народ тебя осудит,
Коль без свадьбы мы в свой дом
Вдруг избранниц приведём
Да и на ночь спать уложим…».
«Ну, о свадьбе, предположим,
Сын, забота не твоя.
Загодя подумал я
О таком важнейшем деле.
И пока мы тут сидели,
В зале Гербовом народ
Весь собрался, ест и пьёт, –
Усмехнулся царь Василий. –
Да и нас весьма просили
Не задерживаться тут,
А не то штрафной нальют.
И теперь, когда здесь прямо
Обсудили все дела мы,
Нам пора идти туда.
Но ещё одно: когда
Праздник этот мы затеем?»
«Мы на днях на площадь терем
Скоморошный водрузим.
И, как принято, в связи
С этим праздник будет нужен, –
Рассудил Иван. – К тому же,
В воскресенье – День лаптей.
А для наших-то людей
Он в году – один из главных.
Так что будет очень славно
Приурочить, совместить:
Жизнь народу подсластить
И подмаслить Василисе».
«Совмещение двух миссий
Важных в празднике одном…
Что же, сын, давай рискнём! –
Согласился царь с охотой. –
Смотришь, да и выйдет что-то
Кашею из топора.
А теперь идти пора:
Не придём – что гости скажут?
Свадьба эта и твоя же!
Для тебя-то – чепуха,
А никак без жениха!..».

7.
«Эй, народ! Сюда скорее!» –
Флаги реют, душу грея,
Манит запахом шашлык,
А с блинами чай впритык.
Музыканты дуют в трубы,
Рядом вывешены шубы –
Продаются с полпинка,
Не доела моль пока.
Под гармонь поют куплеты,
Дети трескают конфеты,
Площадь стонет от гостей:
Нынче праздник – День лаптей!
Лапти! Это ли не чудо?!
И, куда ни глянешь, всюду –
Лапоточки, лапти, лап…
«Постеснялся бы хотя б
Лапать лапотки без спроса!»
По рядам торговым носа
Не просунуть меж лаптей
Всех размеров и мастей:
Береста, осина, кожа…
Их сюда свезли, похоже,
Изо всех краёв земли.
Покупай, коль есть рубли!
Ну, а нет – любуйся вволю.
Рада этому раздолью,
Буйству праздника душа.
Хоть за ней и ни шиша,
Но она довольна будет.
Ведь не зря толпятся люди
У «подворий». Это здесь
Закусить и выпить есть,
Но пока не наливают.
Атмосфера деловая –
Ждут: со свитой царь-отец
Должен вскоре, наконец,
Совершить обход «подворий»,
Где подсолнух на заборе
Свежесделанный расцвел.
А с утра накрытый стол
Ждёт, кто будет пить да кушать.
Тут и там видны чинуши,
Из которых всяк – мастак
Указать, где, что и как
Не того и не годится.
Их ответственные лица
Люд обходит стороной
И, к тому же, не одной.
Пёстрым зеркалом эпохи
Возле сцены – скоморохи,
Ныне им смешить народ.
Ну, а прямо у ворот
Перед выходом на площадь,
Там,  где ветер флаг полощет,
Для хозяев и гостей
Надпись: «Все – на День лаптей!»,
А под нею – лапоть с краном.
Так что поздно или рано,
А из крана потечёт,
Чтоб воздать лаптям почёт.
В центре площади картинно
Столб закопан в землю длинный,
А на нём – призы для тех,
Кто, в отличье ото всех,
Лазит по столбам, как кошка.
Спрятан каждый приз в лукошко,
Так что снизу не видать,
Что же в нём за благодать,
Что от глаз народа скрыто:
Бирка ль с надписью: «Корыто»
Иль из хрома сапоги,
Или лапти из пеньки,
Или что ещё для дома…
Началось! Раскатом грома
Пушка бахнула, и вот
Царь народу предстаёт,
На помост взойдя высокий
И народ, душой широкий,
Устремляется к нему,
Господину своему,
Благодетелю, опоре.
Кажется, людское море
Вместе с ним помост сметёт,
Но людской водоворот
Остановлен без омона:
Барабаны бьют, знамёна
Выплывают на помост,
И как будто бы мороз
У людей идёт по коже.
Ну, а царь дела итожит:
«Детушки мои, народ!
Мы ещё прожили год
В мире, благе и согласье.
Мы трудом ковали счастье
Тех, кто будет после нас
Лучше жить, чем мы сейчас.
Несмотря на все помехи,
Умножали мы успехи,
И сегодня не впервой
Заслужили праздник свой.
Я гляжу на ваши лица:
Есть нам с вами чем гордиться!
Всех вас с праздником, друзья!
С Днём лаптей, страна моя!
Скоро мы начнём застолье!».
Возгордясь своею ролью
В процветании страны,
Той, которой так верны,
Закричали люди: «Слава!»,
«С Днём лаптей тебя, держава!».
Под ликующий их крик,
Словно сказочный родник,
Кран на лапте заработал,
С чувством царственной заботы
Полилась в ведро струя.
Но наполнить по края
Ей ведро не удавалось.
Только наберётся малость –
Сразу кружка иль стакан,
Чей-то вывернув карман,
Появляется под нею.
На себе народ теснее
Единенье ощутил:
Каждый лез, что было сил,
К угощенью дармовому.
И страстей глубокий омут
Из себя не выпускал
Пригубившего бокал
Неожиданной халявы.
Кто-то слева, кто-то справа
Кружку тыкал под струю,
Словно душу он свою
Посылал за подаяньем.
Этим противостояньем
Недовольны оба, но
Так у нас заведено:
Каждый быть обязан первым.
Вот уже и чьи-то нервы,
Словно струны, напряглись,
Вот уже и вдаль и ввысь
Разлетелись крики брани,
Всех приличий стёрты грани,
Вот и драка началась:
Если праздновать – то всласть!
Ну, а царь, сойдя с помоста.
Не в толпе лаптёжной просто
Растворился. Где там! Он,
Пышной свитой окружён
Из особо приближённых
(С ними – чада их и жёны),
По «подворьям» держит путь.
Здесь ведь не кому-нибудь,
А ему еще до света
Понажарены котлеты,
Шашлыки, наварен плов
И основою основ
Деньлаптёжного застолья
По общенародной воле
На столах ждёт часа он,
Наш любимец – самогон –
Только что из аппарата!
А в кокошниках девчата
(Дескать, вот вам – старина!)
Спеть готовы: «Пей до дна!».
Первым, как всегда бывало,
Путь – в «подворье» генерала.
«Чем же ты на этот раз
Удивить намерен нас? –
Вопрошает царь у входа. –
Не объёмом ли расхода
На военный наш бюджет?»
«Как же можно-с? Вовсе нет! –
Вот – кальмары, вот – икорка,
На морских ракушек створках,
Буженинка, балычок,
Кальвадосик, коньячок,
Ром, эль, виски, джин, текила.
Рядом – прямо с жара с пыла –
Плов, люля-кебаб, чак-чак…
Без излишеств. Точно так
В царстве все едят лаптёжном…».
Царь в восторге: «Невозможно!
Как страна, её народ
Продвигаются вперёд
Под моим-то руководством!
Нам ещё б воспроизводство».
Населения поднять
И тогда бы мы, как знать,
Стали всех сильнее в мире!
Развернись душа пошире!
Что ж, соратник мой? Давай,
В лапоточек наливай!
Докажи, что любишь власть ты!
Мы одной с тобою масти:
Я, бывает, во хмелю
Тоже власть свою люблю!».
Генерал без проволочек
Сам наполнил лапоточек:
«Чистокровный самогон!
Умножает силу он,
А особенно – мужскую!
Рецептуру мне такую,
Разгулявшись в пух и прах,
Подсказал седой монах
Из далёкого Тибета».
Сам же генерал при этом
Лапоточек взял другой:
«Ну, за власть, наш дорогой –
За тебя со мною рядом!».
Лапти сдвинуты. Тирады
Для народа всей страны
Тоже произнесены.
Значит, можно «причаститься».
Выпил царь. За ним – царица,
Сыновья и прочий люд,
Что успел прибиться тут
К высочайшему эскорту.
«Да! Напиток, точно, сорту
Из тибетских рецептур, –
Царь почмокал. – Нам бы тур
Надо сделать по Тибету.
Прокачай идею эту.
Ведь не видим ни рожна!»
Тут над ухом «Пей до дна!»,
Припозднившись, дали хором
Семь отчаянных майоров,
Ждавших часа своего.
«Не отпустим никого
От себя без угощенья!
Всех прошу, и без смущенья,
Ближе к нашему столу!
Вместе воздадим хвалу
Поварам и виноделам! –
Приступила тоже к делу
Генеральская жена. –
Жизнь у каждого одна,
Так что будем веселиться,
Пусть душа взлетит, как птица!».
Ну, и свита в тот же час
Напустилась на припас
Генеральского подвала.
И пока она съедала
То, что было на столах,
В самых искренних тонах
Генерал царю рубаху
Как и водится, с размахом,
Представлял за ширмой: «Вот!
Всю-то ночку напролёт
Для тебя моя супруга,
Сна не зная и досуга,
Шила эту красоту.
По грудям и животу
В блёстках – кольца из металла,
Чтоб рубаха защищала
На пирушке и в бою
Жизнь бесценную твою.
На спине – твой герб с орлами
С распростёртыми крылами
Над владением твоим
А повыше – яркий нимб
Переходит в каску плавно.
По бокам же и подавно
Есть на что направить взгляд:
Орденов, медалей ряд
Вышит справа, а под ними
И твоё расшито имя.
Вот: «Воссилий – царь лопьтей!».
Видишь: как на бересте
На старинной надпись эта!
Ну, а слева – эполеты,
Аксельбанты, ножны, нож!
Ни в европах не найдёшь
Ты такую, если нужно,
Ни в америках хапужных.
В обчем, чистый исклюзив!» –
С тем, себя вообразив
Кутюрье новейших правил,
Генерал ремень поправил
И закончил: «Видишь сам:
Гран-гран-при за это нам
Полагается бесспорно!».
«Да её ж одеть зазорно! –
Ахнул царь. – Япона мать!
Люди станут хохотать
Над моей персоной царской,
Коль такой наряд швейцарский
На себя напялю я!
Личность царская моя,
Для народа дорогая,
Чем-то вроде попугая
Станет выглядеть тогда.
Это ж можно со стыда
В нём прилюдно удавиться!
А чего-нибудь из ситца
Сшить не пробовали вы?»
«Сшить из ситца? Нет, увы,
Тут мы точно дали маху! –
Генерал опять рубаху
Протянул царю. – Но впредь
Будем мы в виду иметь
Ситец очень непременно!
А рубаху хоть для смены,
Царь-надёжа, ты возьми.
Не позорь перед людьми,
Ведь  супруга так старалась!
Ну, не угодила малость,
Взяв не тот материал…».
Генерал всё лопотал,
А уж царь с его «подворья»
Вышел, оказавшись вскоре
У «подворий» сыновей.
«Ну, показывай живей,
Чем царю вы угодите? –
Обратился он к Никите. –
Как идут  у вас дела?
Что мне Злата сшить смогла?»
Старший сын, он – сын толковый,
У него всегда готовый
Есть ответ на всякий спрос,
Всякий каверзный вопрос.
Молод, сыт, здоров да весел,
Он царю поклон отвесил
И промолвил, не спеша:
«Слава Богу, царь-душа,
Под твоим лаптёжным флагом
Все дела идут во благо
И народа, и страны.
Повелениям верны
Мы твоим всегда и свято.
Всю-то ночь трудилась Злата
Чтоб рубаху сшить тебе.
И, хоть ты меня убей,
Но тебе скажу я честно:
В мире нет рубах чудесней:
Как её оденешь – враз
Царский золотой запас
Станет на алтын богаче.
Хоть в палатах, хоть на даче
Одевай рубаху ту –
Деньги будут на счету
В тот же миг без проволочки!
Ну, так что? – по лапоточку,
И твой гран-гран-при – у нас?».
«Да готов я, хоть сейчас! –
Лапоточек быстро сдвинув
С тем, который даден сыну,
Выпил махом царь до дна. –
Получается, одна
Будет мне теперь работа:
Хоть порой и неохота,
Но рубаху ту, давай,
В день раз триста надевай!
Да доходец – не особый!
А нельзя ли сделать, чтобы
Раз надел – и сто рублей?
Ты трудов не пожалей,
Но придумай это дело,
Чтоб душа от счастья пела.
Ну, а лучше – миллион!»
«Слово царское – закон! –
Поклонился вновь Никита. –
Но скажу тебе открыто:
У рубахи свойство есть,
То, которое учесть
Должен буду я при этом:
Коль рубаха та одета –
Получи алтын на счёт!
Снял её – наоборот:
На пятак стал счёт беднее…»,
«Ты со Златою своею!.. –
Царь чинзано пригубил. –
Прояви я царский пыл:
Раз пятьсот одень рубаху
И – хоть голову на плаху,
А червонец – недочёт
Смотришь – так и утечёт
Золотой запас в трубу-то!
Бедная моя валюта!» –
И, расстроившись вконец.
Шаг направил царь-отец
На «подворье» Любомира.
Он поддержит честь мундира,
Ну, рубахи для царя.
Откровенно говоря,
Много там ума не надо:
Перед сшить прочнее с задом;
Ну, а там, где рукава
И где будет голова,
Не сшивать. Вот дел-то куча!
Может быть, Агата лучше
Это сделает, и он
Будет удовлетворён?
«С праздником большим и славным!
С Днём лаптей, о наш державный
Всевеликий царь-отец!
Счастлив я, что, наконец,
Ты дошел ко мне в «подворье».
Мы, с традицией не споря,
Лапоточки сдвинем. Пусть
Прочь уйдут тоска и грусть,
Ну, а счастье и здоровье,
Вместе с силой и любовью
Нам сопутствуют всегда! –
Любомир царю подал
Лапоточек золоченый
Жемчугами облаченный, –
Твой народ тобой храним!»
Вместе выпили они,
Буженинкою заели,
И тогда уже о деле
Царь повёл неспешно речь:
«Ну, пришла пора извлечь
И рубаху для показа…».
«Вот она! – царевич сразу –
К сундуку. Открыл. – Ты глянь,
Как легка, изящна ткань,
Как она расшита златом…
Не сомкнула глаз Агата,
Всё трудилась до утра…».
«Мамки, няньки – все вчера
За неё трудились славно,
А она спала исправно, –
Хмыкнул царь. – О том доклад
Был представить очень рад
Генерал мне утром рано.
Было бы, конечно, странно,
Если бы сама она
Ночью вдруг, не зная сна,
Занялась шитьём да кройкой.
Злата тоже очень бойко
Мамок-нянек созвала,
А как выглядит игла –
Ей неведомо доселе.
И зачем ей в этом деле
Совершенствоваться вдруг?
Ведь наполнить свой досуг
Можно как-то и иначе.
Тем не менее, «Версаче»,
За ночь сшитые у вас,
Радуют мой царский глаз
И фасоном, и узором.
Поменять одежду впору
Мне на ваше полотно!
Но вот это… Что оно? –
Указал он на манжету. –
В честь какого мне сюжету
Эта тряпка – на груди?
Ею, как ни погляди,
Рукава венчать бы надо!»
«Ты своим орлиным взглядом
Прямо в самый корень зришь!
Ни Царьград и ни Париж
Не придумают такого! –
Любомир ему. – Обнова
Эта тем и хороша,
Что спокойно, без ножа
Из карманов тех, кто рядом,
Лишь по ним скользнёшь ты взглядом,
Деньги устремятся к ней,
Чудо-тряпочке твоей,
К ней пристанут, став твоими!».
«Ну, с двоими иль троими
Этот фокус и пройдёт,
А потом узрит народ,
Кто прибрал его деньжонки, –
Крякнул царь. – Вопрос-то тонкий!
Хоть народ нам и не враг,
Деньги так мы или сяк
У него изымем точно.
Мы же – власть! Мы правомочны
То ввести ему налог,
Чтоб он рыпаться не мог,
То вдруг самообложенье,
То издать распоряженье
О тарифах платежей…
Много всяких виражей
Есть для этого в запасе.
Но властям всегда опасен
Уличный простой грабёж.
Как бы ни был он хорош,
Но свидетелей избыток.
Сделать это шито-крыто
Не получится у нас.
Но рубаху про запас
Мне с собою заверните.
Хоть рубаха и не свитер,
В смысле качества тепла,
Но ведь и не тяжела,
Как те прочие доселе.
Пусть здесь праздник и веселье
Продолжаются, а нам
Время – пробовать бальзам
На Ивановом «подворье».
Воле батюшки «покорен»,
Любомир шепнул: «Вперёд!
Нас лягушка в гости ждёт!
Будем пить и веселиться!
Пусть рубаха не годится –
Не беда! Лягушка, чай,
Слепит лучше невзначай
Из гнилой болотной тины!»
…Со своим эскортом длинным
Через створ резных ворот
На «подворье» царь идёт
Преисполнен удивленья:
Что за дивное явленье
Необычной красоты
Воплощением мечты
Перед ним стоит с Иваном?
Неужели, как ни странно,
Та лягушка? Знать, она!
Нежной грации полна,
Необычная девица
Поспешила поклониться,
Низко батюшке-царю.
Словно светлую зарю
Царь в её увидел взоре.
А на стол без предысторий
Выставил Иван поднос.
А поднос совсем не прост:
В нём по кругу – лапоточки,
Посредине – в виде кочки
С краном вделана бутыль
Под венецианский стиль,
В ней – напиток заграничный.
Лапоточек царь привычно
Взял с подноса: «Ну, так что ж?
Нынче день у нас хорош!
С Днём лаптей «подворье» ваше
Поздравляю! Полной чашей,
Будь то ночью или днём,
Пусть пребудет счастье в нём!
Ну, а ты, краса-девица?
Из каковской заграницы
Переехала сюда?
Кто, надолго ль и когда
На тебя наслал заклятье?
О тебе желаю знать я
Это. А иначе что ж?
Получается – живёшь
Ты без паспорта, прописки…
Ни в какие даже списки
Нам внести тебя нельзя –
Может, санкции грозят
За тебя нам из-за моря?
Ведь на что в делах проворен
И дотошен генерал,
А и тот не разузнал,
Где найти твою анкету.
Что ты скажешь мне на это?
Кто есть ты – агент ноль-семь
Иль не девушка совсем?» –
И воззрился царь пытливо
На красы нездешней диво:
Что за тайна скрыта в ней?
«Знай, о царь, в судьбе моей
Всё непросто и не гладко.
Но своей беды загадку
Рассказать не вправе я.
Эту боль в себе тая,
Не могу делиться ею,
Как об этом ни жалею,
Я ни с кем и никогда.
Но течёт в реке вода,
И однажды всё случится, –
Тихо молвила девица, –
А сейчас прошу к столу –
Угощениям хвалу
Воздавайте и напиткам.
Для гостей у нас с избытком
Наготовлено всего».
«Никогда и ничего
Я не слыхивал такого, –
Царь поскрёб макушку. – Злого
Есть немало в мире, но
Колдовства у нас давно
Вроде бы не наблюдалось,
А теперь… Какая жалость,
Что нельзя тебе помочь!
Тем не менее, как дочь
Будешь мне и ты отныне.
Ну, скажи хотя бы имя,
Или и оно – секрет?»
«Нет, секрета в этом нет
Но и помощь есть едва ли:
Василисою назвали
При рождении меня», –
Чистым голосом звеня,
Вновь потупилась девица.
«Вот и славно! Веселиться
Нам пора уже давно
И – за праздник! Все – со мной!
Пьём – и никаких отсрочек!».
Выпил царь, а лапоточек
На поднос поставил вновь.
Кочка тут без лишних слов
К лапоточку обратилась,
Ласково над ним склонилась,
И из крана в лапоток
Вновь «Бурбон» струёй потёк.
Удивился царь изрядно:
«До чего глядеть отрадно
На подобные дела!
Ведь сама же налила
В лапоток напитка кочка!
Что там в ней за заморочка?
Не имеючи ума,
Лапоток пустой сама
Кочка вмиг определила.
Вот ведь вражеская сила!
Ну, а как в другой-то раз?»
Лапоточек он тотчас
Взял ещё один с подноса,
Посмотрев на кочку косо,
Отвернулся, выпил: «Что ж,
И сейчас в пустой нальёшь?
Это было бы занятно!» –
И вернул его обратно.
Ну, а кочке что с того?
Стала лить бурбон в него!
Весь в восторге, даже очень,
Царь и третий лапоточек
Вслед опорожнил до дна
Но реакция одна
У чудесной кочки: снова
Льёт она «Бурбон» толково
В свежевыпитый сосуд.
И другие тоже тут
Занялись таким же делом.
…Время весело летело.
Подоспели шашлыки…
Но, веселью вопреки,
Царь вдруг вспомнил про рубаху,
Хватанул ещё рюмаху
И, собрав остатки сил,
Громогласно возгласил:
«Где рубаха, Василиса?
Я хочу без компромисса
Выбрать лучшую из всех.
Вдруг как раз тебя успех
Ожидает в этом деле?»
Тут все разом загалдели
На «подворье»: «Где она?»,
Предлагала всем вина…»,
«Не могла же испариться…».
В озабоченные лица
Посмотрел Иван: «Она
По заклятью колдуна
Обратилась вновь в лягушку.
Спрятал я её в избушку
На «подворье» нашем. Но
Собираюсь всё равно
Показать рубаху людям.
Поглядим же и обсудим
Все достоинства её.
Перво-наперво – шитьё.
Швы: настрочные, стачные,
Накладные, потайные –
Хоть какой из них возьми,
Не имеют кривизны,
Сбоев и обрывов нити.
А на внешний вид взгляните:
Нечто в сдержанных тонах.
Сразу видно, что монарх
Облачён в одежду эту.
Не рубаха, а конфета!
В общем, как ни посмотри –
Будет нашим гран-гран-при!»
Тут вмешался брат Никита:
«Ну, подумаешь, пошита
Без изъянов. Ну, и что?
У моей-то, вон, зато
Есть невиданное свойство!
А твоя? Одно расстройство –
Как словами ни играй,
А ходить в ней лишь в сарай!»
«И реклама не поможет! –
Любомир в поддержку тоже
Голос разума подал. –
Все слова твои – вода,
Что течёт без пользы дела!».
Как лягушка ни потела,
А рубаха – не того…
Нет в ней, Ваня, ничего,
Что поднять могло бы планку…».
Тут рубаху наизнанку
Вывернул Иван, она
Стала глазом не видна,
Только свет лучился яркий.
«Ничего себе подарки! –
Изумился генерал. –
Как бы царь у нас не стал
Ненароком солнцем новым!
Нет! Подобные обновы
До добра не доведут:
Мы сейчас ослепнем тут
От рубахо-излучений!»
«Полагаю, хватит прений? –
Подошёл к царю Иван. –
Вовсе даже не изъян
То, что вещь пошита ладно.
Даже на приём парадный
Не позорно выйти в ней.
Но эффект куда сильней,
Коль оденешь наизнанку.
Словно солнце спозаранку,
Будешь всем слепить глаза,
Чтоб летело в небеса:
«Царь Василий Светозарный!
Заодно запас словарный
Обновит честной народ!
Василиса очень ждёт,
Что отдашь ты ей победу…».
 «Завтра, где-то так к обеду,
Подпишу про то Указ, –
Царь помялся. – А сейчас
Вновь давай по лапоточку
И на том поставим точку,
Отдыхает пусть хрусталь.
Что-то нынче я устал…».

8.
В царстве лапотном, застойном
Ныне стало неспокойно.
Как посмотришь: там и тут
Слухи странные ползут
Про большие перемены.
Говорят, что непременно
Царь-надёжа, царь-отец –
Эталон и образец
В жизни личной и публичной –
Скоро станет самолично
Освещать лаптёжный мир
Вплоть до самых чёрных дыр,
Чтоб увидеть недостатки:
Воровство, поборы, взятки,
Ну, и массу прочих дел,
Дабы этот беспредел
На корню изжить повсюду.
У него рубаха – чудо:
Коль оденет, светит так –
Под землёй найдёшь пятак,
А не то что недостатки!
Значит, будет всё в порядке
Или даже лучше. Но
Интересное кино
Получается: покуда
Будет лично царь повсюду
Недостатки выявлять,
Кто-то должен управлять
Государством в это время.
Говорят, такое бремя
По плечу Никите лишь.
Только вот не утаишь,
Как ни прячь, в мешке ты шила.
У Ивана тоже в жилах
Жажда власти бьёт ключом,
И не хочет нипочём
Подчиняться он Никите.
В свете названних событий
Любомир, забыв закон,
Тоже мыслит сесть на трон
Поперёд старшого брата.
Как обычно, виноваты
Лишь холопы будут в том,
Что обрушится потом
На страну, народ и власти…
К счастью или же к несчастью
Царь не слышал ничего
Из того, что так его
Верноподданных смущало.
Генерал царя сначала
Просветить о том хотел,
Но среди текущих дел
Не собрался отчего-то.
Братья тешились охотой
И не ведали ничуть,
Что народных слухов суть
Их за трон повергла в ссору.
Все втроём они в ту пору,
Невзирая на прогресс,
Проявляли интерес
К выпечке простого хлеба.
А возникла та потреба
Оттого, что царь-отец,
Дать задумал наконец
Снохам новую задачу:
Выпечь хлебы, а иначе,
Коль не смогут, гнать их прочь.
Чтоб избранницам помочь,
И царевичи от скуки
Эти ринулись науки
Постигать, что было сил.
Каждый тайно пригласил
Искушённых хлебопёков,
Дабы те с любого бока,
От закваски до дрожжей,
Под охраной сторожей
Им поведали секреты,
Как влияет то иль это
На структуру, вкус и цвет
Хлеба, булок, в чём их вред
Или польза человеку,
Чтоб к любому чебуреку
Знали правильный подход…
Время свой вершило ход,
И настал тот день волнений,
День надежд и день сомнений,
И с хлебами все подряд
Снохи выстроились вряд,
Чтоб сразить царя искусством
Делать сытным хлеб и вкусным.
И вздохнул он: «Что ж, давай,
Первой ты свой каравай
Подноси на пробу, Злата!»
Как по лезвию каната,
Что над пропастью провис,
Не глядеть стараясь вниз,
Дабы вдруг не пошатнуться
(А ручонки-то трясутся!),
Подошла к царю она.
Наступила тишина,
Лишь сверчки о чём-то пели.
«Ну, чего ты, в самом деле? –
Улыбнулся он. – Ведь я ж,
Хоть и царь, а всё же ваш
И отец ведь, и учитель!
И, хотите ль – не хотите ль,
Должен вас учить всему.
Каравай давай приму.
Где там ножик? Вот! Отрежем…
О, как мягок он и нежен!
Так, попробуем… Ну, что ж,
И на вкус весьма хорош,
Я не думал, прямо скажем,
Что и караваи даже,
Словно чудный хлеб мечты,
Выпекать умеешь ты.
В дни житейской благодати
Хлеб такой придётся кстати
На обеденном столе.»
Царь и взглядом потеплел,
Каравай к себе подвинув:
Будет хлеб хороший сыну
Выпекать невестка. Всё ж
Ныне мало где найдёшь
Настоящую буханку.
Вслед за ней, держа осанку,
На красивейшем из блюд
Поднесла на царский суд.
Каравай свой и Агата.
Был украшен он богато
Выпечкой со всех сторон:
Там жираф и тигр, и слон
Друг за другом шли по кругу…
На свою глядел супругу
Очень гордо Любомир:
То она животный мир
Воплощала ночью в тесте,
Что они месили вместе.
Ну, а он фигурки те
Ставил, как и где хотел,
Каравай с ней украшая.
«О! Работа здесь большая,
Вижу я, проведена.
Ну-ка, что дала она? –
Царь промолвил, отрывая
С краю ломтик каравая
И попробовав на вкус, –
Думаю, не ошибусь,
Коль скажу, что вкус отменный.
Хлеб подобный непременно
Надо выставить в музей,
Чтоб в державе нашей всей
Он служил бы эталоном.
Закрепить пора законом
Технологию для всех.
И тогда придёт успех
В наше производство хлеба!
В хлебе есть всегда потреба
И у нас, и не у нас.
Смотришь – и наступит час:
Хлеб погоним за границу!
Ну, а что за мастерица,
Василиса, ты у нас?
Чем потешишь нас сейчас
В свете хлебного прогресса?».
«Как взахлёб вещает пресса,
Властью лапотной прогресс
Обеспечен до небес,
В том числе и в этом деле.
Что в деревне раньше ели?
Тюрю с солью. Пили квас.
А чего едят сейчас? –
Вопросила Василиса. –
От маиса и до риса
Потребляют всё подряд!
И, к тому же, каждый рад
Отхватить кусок послаще,
Есть и пить как можно чаще,
Да всего лишь за пятак
Или попросту за так.
Это дело понимая,
Сотворила каравай я,
Что ни низок, ни высок
И ни узок, ни широк.
Он не горек и не сладок,
Нет ни тайн в нём, ни загадок.
Свойство только лишь одно
Караваю мной дано,
А какое – станет ясно,
Коль попробуешь!» – «Прекрасно! –
Оживился царь. – Тогда
Подавай его сюда!» –
И налил зачем-то виски.
Каравай с поклоном низким
Василиса подала.
Царь его на край стола
Водрузил, поскрёб макушку
Да и отхватил горбушку,
Ожидая, что вот-вот
Что-то с ним произойдёт.
Но напрасны были эти
Опасения. Заметил
Краем глаза только он:
Каравай со всех сторон
Ровным стал, как был сначала.
Василиса же молчала,
Наблюдая, как опять
Царь горбушку отрывать
Поспешил от каравая…
Так, горбушки отрывая,
Он усеял ими стол
Кресел ближний ряд и пол
Весь покрыл кусками тоже,
Их количество умножив.
Но основою основ
Становился целым вновь.
Каравай без промедленья.
«Интересное явленье! –
Царь промолвил наконец. –
Я подобный образец
Назову великим чудом!
Получается: покуда
Каравай сей в царстве есть,
Будет нам чего поесть!
Ай да диво! Ай да славно!
А теперь давайте плавно
Перейдем к делам другим,
Столь же важным и благим,
Или к одному хотя бы, –
Царь слегка покашлял, дабы
Важности придать речам,
И продолжил: «По ночам
Наши снохи без роптанья
Проходили испытанья
Разных навыков своих.
И теперь в честь вас троих
Бал устроить я желаю,
Чтоб, таланты проявляя,
Станцевать и спеть могли
Вы на радость всей земли
Нашей издревле лаптёжной,
И при этом было б можно
Там гостей из разных стран
Угостить, чтоб сыт и пьян
Стал бы каждый из посольства,
А про наше хлебосольство
Чтоб на всех материках
Память бы жила в веках!
Иль нам это не под силу?»
«Это будет очень мило! –
Улыбнулась Злата. – Нам
Знатных и богатых дам
Всё равно представить надо!»
«Я была бы только рада
Что-то спеть, потанцевать!
В высшем свете представать
Всё же надо нам когда-то!» –
Подхватила и Агата.
«Бал так бал! Быть может, там
Давним всем моим мечтам
Будет суждено свершиться?» –
Прошептала Василиса. –
Так что надо поспешить
Платье бальное пошить…».

9.
Царедворцам не до смеха:
Вот сейчас должны подъехать
Приглашенные на бал.
Чтоб никто из них не спал,
Духовой оркестр грохочет,
Там лакеи, что есть мочи,
Бегают из кухни в зал:
Царь Василий приказал:
Быть застолью перед балом –
Всем попить-поесть пристало
Перед тем, как танцевать.
Все послы, министры, знать
Получили приглашенья…
У Ивана отношенье
К балу этому одно:
Да пошло оно бы!.. Но
Надо выполнять приказы.
И жена… она ни разу
На балу с ним не была.
Вся сильнее расцвела,
Как услышала про бал-то.
Он среди людского гвалта
Лишь одно расслышал там:
Будто вдруг её мечтам
Суждено осуществиться?
Знать, надеется девицей
Безвозвратно стать она.
Эх, найти бы колдуна,
Наложившего заклятье!
И с какой такой он стати
Василису наказал?
Кто бы это рассказал?
Знание – залог успеха!
«Не пора ль уже нам ехать?» –
Подошёл Иван к жене.
«Я пока что не вполне, –
Молвила она, – готова.
Вот примерю все обновы,
И тогда уже – вперёд!
Ну, а ты, наоборот,
Поезжай без промедленья.
Как услышите волненье,
Гром и грохот в пух и прах,
Чтоб забыли люди страх,
Ты скажи, что лягушонка
На своей, мол, коробчонке
Мчит-торопится на бал».
Ну, Иван и поскакал
Без неё туда, где ждали.
Увидав Ивана, стали
Братья шуточки шутить:
Дескать, где-то во всю прыть
Скачет вслед за ним лягушка –
Жизни всей его подружка.
Кто, позоря всех мужчин,
Без жены пришёл один?
Да принёс бы хоть в платочке!
Довели его до точки.
Но не стал шуметь Иван:
Вдруг подумают, что пьян?
То-то будет разговоров!
И уже довольно скоро
За столы расселись все.
Тут к Ивану и подсел
Генерал: «Ты знаешь, Ваня,
Выбор твой довольно странен
Для кого-то, может быть!
Только вот кого любить –
Это сердцу не прикажешь.
Говорят, бывает даже,
Коль любовь особо зла,
Что полюбишь и козла!
Я к чему об том гутарю?
Я мозги тебе не парю!
В обчем, Ваня, чтоб меж нас!..
Царь (да будет здрав!) приказ
Мне давал: найти, откуда
Появилось это чудо –
Василиса-то твоя.
Расстарался очень я –
Разослал весь штат по свету,
Но решил задачу эту.
Вот такой я, Ваня, спец –
Знаю, кто её отец
Где её осталось царство…».
«Ты кончай своё бахвальство!
Говори ужо скорей,
Кто она и что там с ней
Приключилось-получилось?
А не то впадёшь в немилость!» –
Горячиться стал Иван.
Генерал пустой стакан
Посмотрел на свет, вздыхая:
«Ваня! Жизнь моя плохая,
Даже грустная на вид:
Всяк обидеть норовит,
А помочь материально…».
«Выражаясь фигурально:
Сколько? Сразу говори!» –
У Ивана всё внутри
От избытка чувств кипело.
«Тут такое, Ваня, дело…
Ну, всего-то миллион.
Обсмотреть со всех сторон –
По знакомству, для тебя лишь.
Ты же, Вань, меня не спалишь?.. –
Глаз прищурил генерал. –
Я пока не докладал
И царю об ентом деле.
Ну, а он меня метелил
Раз четырнадцать подряд,
Подавай, мол, результат!
Кстати, евры и на лапу.
Опосля того про папу
И про всё, чего могу,
Изложу, как на духу».
«Ладно, пусть всё так и будет!
С казначея не убудет –
Отсчитает миллион, –
И Иван со всех сторон
На свечу сквозь рюмку глянул. –
Очень тяжело карману
Будет завтра твоему.
Нам с тобой темнить к чему?
И поэтому ты даже
Прямо здесь сейчас расскажешь,
Чья есть Василиса дочь.
А иначе я помочь
Не смогу тебе с валютой»
«Фу ты, ну ты, лапти гнуты! –
Изумился генерал. –
Значит, если б я наврал,
Не срубил бы миллиона?
Нет! У нас всё – по Закону,
Информация верна.
Так что, значитца, она,
Василиса, – дочь Кащея!».
«Да иди ты!.. Вообще я
В то поверить не могу…
Может, он ещё Ягу
Нанимал, как педагога? –
Впал совсем Иван в тревогу. –
Ладно б кто-то! Но Кащей!..
Много в мире есть вещей,
От которых счастья мало.
Потому-то и скрывала
Василиса, кто она!
Вот и рюмочка полна!
Ну, за Василису! Стоя!
А чтоб не было простоя,
Ты уж, маршал, сам давай,
Не стесняйся – наливай!».
Тут пошло веселье шире.
Раза три, а то четыре
То с другими, то одни
Рюмки подняли они.
Но раздались шум и грохот.
Многим дамам стало плохо.
И встревожился народ:
Что сейчас произойдёт:
Ураган, землетрясенье?
А возможно ли спасенье?
Тут Иван и дал ответ:
«Волноваться вам не след!
То моя там лягушонка
На своей, знать, коробчонке
Мчит-торопится сюда».
К окнам гости все тогда
Набежали друг за другом.
А на двор-то царский, цугом
В шесть коней запряжена,
Мчит карета. Вот она
У крыльца резного встала,
Кучер, словно с пьедестала,
Вниз спускается. На нём
Золотым горит огнём
В галунах мундир атласный,
И концами пояс красный
Опускается вдоль ног
До сафьяновых сапог
С шитым жемчугом узором.
Сапоги такие впору
Лишь послам великих стран
Обувать, когда он зван
На великий праздник царский.
Только что носы по-барски
Задиравшие, послы
В замешательство пришли,
Свой конфуз неловко пряча –
Получилась незадача:
Нет у них сапог таких
Да и, видимо, других;
Зря ль топочут башмаками?
Отпихнув с брусчатки камень
(Прочь его с дороги, мол),
По-хозяйски пыль обмёл
Кучер с дверцы жёлтым платом,
Шитым золотом богато,
И открыл её. Народ –
Весь в предчувствии. И вот
Из неё царевна сходит.
Абсолютно не по моде
До колен висит коса –
Рыжей масти волоса
В кольца норовят завиться.
Изогнулись брови птицей,
Устремившейся в полёт,
А усмешки тонкий лёд
Прячет чуткую натуру.
Демонстрируя культуру,
В окна вплющились носы –
Видом девицы-красы
Все любуются в молчанье.
Ручейка весны звучаньем
В тишине звучит вопрос:
«Молви, кто не безголос,
Где Иван-царевич, муж мой?»
Гости все толпою дружной
Пальцами в Ивана: «Вот!»
(Как отзывчив наш народ!).
А Иван-царевич, мало
Вмиг забыл про генерала
И Кащея, он, к тому ж,
Как весьма примерный муж,
Сам помчался ей навстречу,
Подбежал, обнял за плечи,
Радостно поцеловал
Приоткрытых губ овал,
Утонув в глазах бездонных…
А она свою корону
Лишь поправила слегка.
Но затем её рука
Под руку ему скользнула.
Кучеру она махнула
И Ивана повела
В зал, туда, где вдоль стола
Вновь рассаживались гости.
Там скрипели кресла, трости
С шумом падали на пол.
А в углу, в кадушке, цвёл
Куст заморского лимона.
Наконец, и возле трона
Шевеленье началось:
Слуги трон то вкривь, то вкось
Устанавливали, тужась.
Кончился и этот ужас,
Ждать не стало больше сил…
Тут дворецкий возгласил:
«Царь Василий Светозарный!».
Сразу стих весь шум базарный,
И от трона (явь иль нет?)
На народ полился свет,
Что мешал хоть что-то видеть.
«Детушки мои! В обиде
Вы не будьте на меня!
Я и сам всего три дня
Пребываю в этом свойстве, –
Стал про жизни обустройство
По бумажке царь читать. –
То, что всех нас благодать
Осенит, есть факт известный.
Но – когда? Тут каждый честно
Должен дать себе ответ:
Он достоин или нет
Света этой благодати?
Так что время зря не тратьте,
А живите для других!
Я вот, видите, постиг!
Стало быть, и вам возможно!
Целей лишь не ставьте ложных
И стране, её любя,
Отдавайте всех себя!
Ну, за лапотную нашу!
Чтоб кипело полной чашей,
Как и та, которой пьём,
Счастье в царствии моём!
А теперь, прошу прощенья,
Я волшебное свеченье
Прекращу своё сейчас,
Чтобы мог я видеть вас.
Ну, и вы меня, конечно!
Гости тут весьма сердечно
Рюмки начали сдвигать,
На напитки налегать,
На закуски и нарезки.
На Ивана глянув веско,
Василиса отпила
Мёд из кружки и слила
В левый свой рукав остатки.
Злата тронула украдкой
За рукав Агату: «Глянь!
Эта маленькая дрянь
Хочет что-то отчебучить!»
«Мы сумеем это лучше! –
Хмыкнула Агата ей. –
Ты себе в рукав налей
Тоже что-нибудь такое.
Да и я налью. Устроим
Представление! Вдвоём
Гонор мы с неё собьём…».
Так они и поступили:
В рукава вина налили
И сидят тихонько, ждут,
Что сейчас начнётся тут?
Ну, а царь, не дать чтоб маху,
Снял блестящую рубаху
И обычную надел.
После этих важных дел
Взял он каравай волшебный
Да в придачу – ножик хлебный,
И дворецкий, что есть сил,
На сей раз провозгласил:
«Царь Василий Хлебосольный!».
Оглядев народ довольный,
Царь, как главный хлебопёк,
Речь про хлеб теперь изрёк:
«В дебрях жизненной рутины
Я слыхал, что не единым
Хлебом жив наш человек.
И, признаюсь, весь свой век
В эту фразу верил свято.
Очень уж она крылата
Да и распространена.
Но сейчас во мне она
Вызывает шторм протеста:
Чем насытюсь я, заместо
Хлеба, коль изъять его
Из обеда моего?
Да ничем! И потому я,
С вами всей душой ликуя,
Представляю чудо-хлеб
Государственных потреб,
Испеченный в царстве нашем
Из зерна, что с наших пашен
В прошлый собрано сезон.
Чем же стал чудесен он?
Тем, что сколь его ни режем,
Форма и размеры те же
Остаются. Может быть,
Миллионы накормить
Можно этим караваем!
Край родной мы прославляем
Этим хлебом на века!» –
Ну, а царская рука
Караваи отрезала,
Чтобы мог любой из зала
Хлеб попробовать на вкус.
«Я сегодня не боюсь
Говорить о нашей силе, –
Речь продолжил царь Василий. –
Кто владеет хлебом, тот
Очень скоро приберёт
Мир к рукам своим. Но всё же
Необыкновенно сложен
Исторический процесс:
Интерес всегда свой есть
У любого государства.
Сквозь интриги и коварство
Кто блюдёт его? Послы!
Обаятельны, милы,
В нашем царстве и народе
Линию свою проводят,
Не считаясь с нашей. Но
Я хотел уже давно
За послов поднять бокалы
И за вклад ваш небывалый
В мир, что прочен, как гора.
Ну, за вас! Гип, гип, ура!»
А послы-то не в загуле:
Лишь платочками смахнули
Нечто вроде влаги с глаз.
Остальные сей же час
Вверх бокалы устремили,
Без каких-нибудь усилий
Дружно выпили из них.
Разговор на этом стих,
И послышалось сопенье.
Это гости угощенье
Стали бойко поедать.
На столе-то – благодать:
Всё, чего душе угодно,
От осётров благородных,
Запечёных лебедей
Да солёненьких груздей
До икры и винограда.
И ведь каждому сверхнадо
Всё попробовать. Не то
Никогда и ни за что
Яств таких не есть ни разу.
Ну, Иван, как выпил, сразу
Грудку лебедя-то ей,
Василисушке своей,
Положил в тарелку чинно.
А она, наполовину
Свой бокал опорожнив
И салфетку разложив,
Мясо с косточек объела
А затем, как между делом,
Эти косточки, собрав,
В правый спрятала рукав.
Тут Агата ткнула Злату:
«Глянь на ту, ума палату!
Что у ней там, в голове? –
Кости прячет в рукаве!»
«Но и мы не лыком шиты!
Кости так же собери ты
И в рукав их спрячь скорей, –
Прошептала Злата ей. –
Я себе напрячу тоже».
Лица сделали построже,
И на риск свой и на страх,
Спрятав кости в рукавах,
Обе чинно восседали;
То икриночку съедали,
Очень талию блюдя,
То, немного погодя,
Даже веточку укропа.
А уже дворецкий хлопал
По губам ладонью в зал –
Он внимание призвал,
И разнёсся голос трубный:
«Царь Василий Чадолюбный!»
Удивился тут народ:
Царь ещё как будто тот,
А уж имечко-то – третье!
Иль бывает так на свете?
Чаще ведь наоборот:
Тот, кто властвовать идёт,
Обещает всем, что тоже,
Опыт прежнего итожа,
Будет ту же палку гнуть,
Не сменив нисколько суть,
Укреплять, растить и множить.
А как кинешься итожить,
То обещанного нет –
Укрепил лишь свой бюджет.
И, причём, всё – шито-крыто.
Где собака-то зарыта?
И за что уж в третий раз
Будет речью мучить нас
Царь Василий Многоликий
Многомудрый и Великий?
Царь гостей томить не стал:
Он бумажечки достал,
Разложил перед собою,
Поднял руку, словно к бою
Обездоленный народ
За собою звал вперёд:
«Детушки мои! Сегодня,
В этот праздник всенародный,
Пусть не всенародный, но
Наш ведь праздник, всё равно,
Я желаю поделиться
С вами яркою страницей
Жизни нынешней моей.
Вам известно: сыновей
Я женил совсем недавно.
Получилось очень славно:
В поле все они подряд
Запустили наугад
По одной стреле в свет белый.
Чья стрела в чей двор влетела,
Тот оттуда взял жену.
На какую ни взгляну –
Хороши все три собою.
Я им конкурсы устроил:
Сшить рубаху, хлеб испечь.
Так они иглу и печь
Лучше мамок-нянек знают!
И сейчас я предлагаю
Выпить за здоровье их,
Расчудесных снох моих,
Все – до дна! Мужчины – стоя!»
Выпить стоя – то ж святое
Для любого мужика.
А уж если коньяка
Иль заморского чего-то…
Потому с большой охотой,
Устремив бокалы ввысь,
Гости дружно поднялись,
Зазвенели хрусталями…
Кто икорку, кто салями
На закуску хвать да хвать.
Выпили и ну жевать!
А затем опять расселись.
«Я себе позволю смелость
Предложить продолжить пир,
Ну, а мы для вас турнир
Показательный устроим!
Снохи царские, все трое,
Вам покажут здесь сейчас
Наш лаптёжный перепляс!» –
Царь продолжил. И особо
Подчеркнул: «Хочу я, чтобы
Каждая, как бриллиант,
Нам раскрыла свой талант,
Этот праздник украшая.
А начнёт плясать меньшая.
Музыканты! Веселей
Заиграйте, братцы, ей,
Чтобы ноги сами – в пляску!..».
Василиса даже краской
Залилась от этих слов.
Но основою основ
Быть должно повиновенье.
И она своё волненье
Прочь отбросила, и вот
Лебедью уже плывёт
В танце чувственном по залу.
…В мире ничего не стало,
Кроме музыкальных фраз.
Гусляры за разом раз
Всё быстрее их играют,
Только пальчики мелькают.
Гости, стоя, всё сильней
В такт притопывают ей:
"Барыня, барыня!
Сударыня-барыня!
Какая барыня ни будь,
А её любит кто-нибудь!"
Бесконечно пляска длится.
Василиса, словно птица,
Пролетает тут и там.
Вот она, кружась, гостям
Левою рукой махнула –
Словно дождичком пахнуло
В душном зале. В тот же миг
Посредине пруд возник –
Рябью гладь воды колышет,
А над ней, немного выше,
О своём шумит тростник,
Да у берега родник
Средь цветов журчит-струится.
Перестав на миг кружиться
Возле чудо-родника,
Василиса, вся легка,
Стан, как лебедь, изогнула,
Правою рукой взмахнула –
И в ответ на это к ней
Стая белых лебедей
Вдруг откуда-то явилась
Да на гладь воды спустилась
И тихонько поплыла.
«Ну, подумаешь – дела! –
Злата хмыкнула Агате. –
Иль у нас ума не хватит
Так руками–то махать?».
«Да хотели мы чихать,
Громко на её потуги! –
Подтвердила та подруге. –
Вот как мы пойдём плясать –
Будут лучше чудеса!».
В это время Василиса,
Перестав плясать-кружиться,
Рыбок в пруд пустила с рук,
И пропали разом вдруг
Пруд и лебеди бесследно.
Тут оваций гром победный,
Крики: «Браво!», шум и гам
С удивленьем пополам
Начались, лаская душу.
Василиса – быстро к мужу,
Села рядышком. А он,
Восхищён и удивлён,
Размышляет: «Да покуда
Иго чар терпеть я буду
И её лягушкой знать?
Надо что-то предпринять!».
Сам об этом ей – ни слова.
Царь поднялся с трона снова
С речью пламенною, мол,
Вон каких я снох нашёл:
И прекрасных, и умелых.
И теперь за малым дело:
Ждать от этих трёх девчат
Замечательных внучат.
А потом дошёл до сути:
Дескать, вы не обессудьте,
Это были чудеса,
А сейчас для вас плясать
Выйдут Злата и Агата.
Весь запал пропал куда-то
У обеих старших снох.
Невпопад, не чуя ног,
Обе двинулись по кругу,
Поспешая друг за другом
Да притопывая так,
Что и музыканты в такт
Не особо попадали.
Но помалу обе стали
Приходить в себя чуть-чуть.
Значит, время чем-нибудь
Удивить гостей настало.
Царь как раз зевал устало,
Тут раздался выкрик: «Йех!»,
И закапало на всех
Чем-то цвета «Амаретто».
Возмутились гости: «Это
Что ещё за винный дождь?
Порошки все изведёшь
Отстирать пытаясь пятна!»
А танцовщицам приятно,
Что их жест имел у всех
Хоть какой-то, но успех –
Улыбаются друг другу.
И уже им мало круга,
Развернуться негде им
С мастерством-то со своим,
Удивить лаптёжность чтобы.
«Йех!» – опять вскричали обе,
Взмах девичьих правых рук –
Гости слышат дробный звук,
Будто град стучится в темя.
Царь Василий в это время
Вскрикнул: «Ой!», держась за глаз.
Это кость в него сейчас
Неожиданно попала
И затем в бокал упала.
Царь безмерно осерчал
И, затопав, закричал:
«Это что – такое чудо?
Гнать обеих вон отсюда!
Ведь они же (это факт!)
Супротив меня… теракт?..
А ведь я – их покровитель!
Ой, спасите-помогите!
Уберите эту кость!»
Тут такое началось!
Кто несёт царю примочку,
Кто – из кухни кипяточку,
Кто намазывает мёд,
Кто прикладывает лёд –
В час напасти, хоть отчасти,
Каждый помогает власти
Так, как будто эта власть
Помогла ему хоть раз.
Такова вся суть лаптёжных!
Но в час хаоса тревожный
Кто-то умный всё же есть,
Кто блюдёт свой интерес.
Вот – Иван-царевич. Вроде
Тоже тут при всём народе
Бегал около царя.
Только бегал он не зря,
А свои имея цели.
И пока вокруг галдели,
Убежал домой скорей.
Без особенных затей,
Будто то ему поможет,
Взял лягушечью он кожу
И с размаху бросил в печь,
Чтоб её бесследно сжечь.
Кожа вспыхнула, сгорела.
Он, покончив с этим делом,
Василису начал ждать.
То-то будет благодать
Без лягушечьей-то кожи!
В час любой теперь он сможет
Лицезреть её красу,
Гладить рыжую косу,
Целовать, ласкать и нежить,
Чтоб теперь та злая нежить,
Что на муки обрекла
Их обоих, не могла
Встать меж ними, как преграда.
Минул час, и вот отрада
Всех его недавних дней
Возвратилась. И нежней
Встречи не было, покуда
Не прилипла, как простуда,
К ней назойливая мысль:
Хоть ты в доску расшибись,
Но куда девалась кожа?
Эта мысль, ей нюх тревожа,
Василису привела
Прямо к печи. И нашла
Пепел там она с золою.
«Ах, Иван-царевич! Злое
Совершил деянье ты, –
Молвила она. – Мечты
В прах разбил! Нам оставалось
Подождать такую малость –
Только три последних дня,
И навеки ты меня
Получил тогда бы в жёны.
Ты же кожею сожженной
Счастья нашего пути
Сжёг. И коль теперь найти
Ты меня захочешь снова,
Я сказать тебя готова,
Где и как искать меня. 
Но не три каких-то дня
Путь продлится, а три года.
Ты износишь в дни похода,
Не щадя при этом ног,
Трое новеньких сапог,
Не каких-то, а железных.
Трое столь же бесполезных,
Но железных съешь хлебов.
А найдёшь свою любовь
Очень далеко отсюда.
Ждать тебя я, муж мой, буду,
Дней листая карусель,
Аж за тридевять земель,
Прямо в Тридесятом царстве,
Подсолнечном государстве.
И Кащей Бессмертный там
Повсеместно по пятам
Будет следовать за мною,
Принуждая стать женою
Друга старого его».
«Не пойму я ничего!
Кто такой Кащей? Откуда
Эта странная причуда,
Словно вдруг в кустах – рояль? –
Закипел царевич. – Жаль,
Раньше я о нём не ведал,
А не то бы с ним беседы
Обязательно провёл
Из забора толстый кол!
Что же ты о том молчала?»
«Ты, царевич, для начала
Успокойся, спать ложись.
Ну, а завтра соберись
И с рассветом – в путь-дорогу.
Будет времени премного
Всё обдумать по пути.
А сейчас – прощай-прости!»
Василиса отвернулась,
Лебедицей обернулась,
Сквозь окно взлетев, тотчас
В синем небе скрылась с глаз.
А Иван-царевич долго
У окна стоял без толку
И глядел с тоскою ввысь,
Где, беспечные, паслись,
Над землёю пролетая,
Облаков стада и стаи,
Где гуляет ветерок
Без тропинок и дорог…

10.
В жизни многое так странно!
На рассвете у Ивана
Стало плохо на душе:
Василиса там уже
Ждёт, небось, его с волненьем.
Ну, а он ещё в сомненье,
Что с собой в дорогу брать.
Хоть идёшь и не на рать,
Но нужны и лук, и стрелы –
Мало ли какое дело
Приключиться может всё ж.
Нужен также острый нож
Для разделки рыбы, дичи
Иль какой ещё добычи –
Есть захочешь, а в пути
У кого еду найти?
Самому готовить надо!
Будет путнику наградой
Даже мясо на углях.
Только это – попервах,
А затем придёт охота
Съесть ещё другое что-то.
Это значит, что тогда
Быть должна сковорода,
Котелок да миска с ложкой,
Соль, приправы хоть немножко,
Кружка, фляжка для воды,
А ещё – запас еды.
Если дичь не подвернётся,
То, конечно же, придётся
Тот запас употребить.
Чтобы руки-ноги мыть,
Надо мыло взять в дорогу,
Ведь микробов всяких много
Можно встретить на пути.
К Василисе их нести?
Нет уж, дудки! А под вечер,
Если ты в лесу далече,
Снег идёт иль дождь, иль град,
Будешь ты безмерно рад
Спрятаться от них в палатке.
И, конечно, без лопатки,
Как ни бейся, ни крутись,
Ни за что не обойтись,
Ведь вокруг палатки, рядом,
Прокопать канавку надо,
Чтобы сделать сток воды.
Да и прочей ерунды,
Например, фонарь иль спички,
Без которых с непривычки
Тоже вряд ли проживёшь,
Ты немало наберёшь.
Это – только то, что надо!
Но ещё ведь (вот досада!)
Он обязан взять с собой
То, что путник бы любой
В первом выбросил овраге.
Даже вечному трудяге,
Будь он хоть сто раз Сизиф,
Не придумать тот мотив,
Чтобы утром спозаранку
Три железные буханки
Общим весом пять кило,
Здравому уму назло,
На себе тащить в дороге,
Вдев при этой пытке ноги
В два железных сапога.
Где такого простака
Отыскать, чтоб он при этом
На себе по белу свету
Их ещё четыре нёс?
И вот тут встаёт вопрос:
В честь чего такие страсти?
В честь любви? Ну, вот те – здрасьте!
А при чём она-то здесь?
Этот груз железный весь
Нужен, чтоб его унизить
И при этом скорость снизить.
Он без груза-то за год
Путь, небось, осилит тот,
Ну, а с грузом все три года
Время этого похода
Будет длиться у него.
Как придумала легко
Наказание за кожу!
Вот – Премудрая! Ну, что же,
Ясен замысел! Но всё ж
Надо, чтобы эта ложь
Для других всегда загадкой
Оставалась. Он украдкой
Яму выроет в лесу.
А из дома всю красу
Ту железную с собою
Понесёт. Народ гурьбою
Соберётся провожать.
Кто-то даже подержать
Из железа хлеб попросит,
Кто-то сапоги поносит
(Метров двадцать-двадцать пять).
Понемногу отставать
Вскоре станут доброхоты.
Ну, кому за так охота
Погулять туда-сюда,
Если вдруг тебя нужда
Не приспичила лихая?!
После, вслед ему вздыхая,
Все отстанут. И тогда
Без особого труда
Он снесёт железо к яме
И, сравняв её с краями,
Налегке продолжит путь.
За годочек как-нибудь
До Кащея доберётся.
Если тот вдруг соберётся
С ним побиться сгоряча,
Очень трудно без меча
И щита с ним будет сладить.
Значит, надобно наладить
Примирительный процесс.
Ведь Кащей, он всё же – тесть,
То есть родственничек дальний.
Может, он дворец хрустальный
Хочет зятю подарить,
Дабы нечем было крыть
Доброту его Ивану?
Было бы, конечно, странно,
Если б так произошло…
А сейчас, всему назло,
Во дворец пора явиться,
Разузнать, что там творится,
После всех вчерашних дел.
Он ведь так домой летел,
Что забыл и попрощаться!
Надо также пообщаться
С генералом как-нибудь,
А потом уже – и в путь…

11.
Генеральская щетина
За ночь стала очень длинной
От переживаний. Он
Жаждал евро – миллион –
Получить скорей с Ивана.
И сегодня утром рано
Первым прибыл во дворец.
«Ну, какой ты молодец! –
Встретил царь его в парадном. –
Мне с тобою, братец, надо
Важный порешать вопрос:
Кто конкретно эту кость
Мне намедни в глаз направил?
Рапорт ты уже составил
Или пишешь до сих пор?».
«Не видал никто в упор,
Хоть казни меня, хоть милуй!
У обеих сношек было
В рукавах костей полно.
Чья попала – всё равно,
Главное – бросали обе
В личность царственной особе! –
Отчеканил генерал. –
Я б ремнём их отодрал,
Будь моя на это воля!
Ну, а ты беседу что ли
Лично с ними проведи,
А иначе впереди
Ждут тебя одни расстройства.
Девки-то имеют свойство,
Представляя жизнь игрой,
Втихаря шалить порой,
О последствиях не зная».
«Шалость очень уж дрянная
Вышла в этот раз у них!» –
Царский гнев почти утих,
Словно ветер после бури,
Но ещё немного хмурил
Царь в обиде брови. Всё ж
Сразу-то не отойдёшь.
Если костью в глаз накатит.
Тут Иван-царевич кстати
Появился во дворце.
Беспокоясь об отце,
Осмотрел синяк под глазом
И вердикт свой выдал сразу:
«Не смертельно! Будешь жить
И дела страны вершить!
А сейчас – такое дело:
Василиса улетела
Белой лебедью вчера
Сквозь окошко со двора
В Тридесятое, к Кащею.
И теперь, как разумею,
Надо мне идти за ней.
Ненаглядною своей,
Чтоб вернуть её обратно».
«До чего же неприятно! –
Сразу впал в кручину царь. –
За такое дело встарь
Баб у нас секли вожжами!
Нет, вы посудите сами:
Захотела и – привет:
Больше жёнки в доме нет!».
«Улетела лебедицей?
Так и вправду не годится! –
Поддержал и генерал. –
Я б за это отодрал
Так, чтоб вожжи все – в лохмотья!
Ты, я знаю, будешь против
Непедагогичных мер.
Но какой она пример
Подаёт лаптёжным жёнам?
Только станет напряжённым
Положение в семье,
Так жена любая, ей
Подражая, бросит мужа!
Нам такой пример не нужен!
Так что, Ваня, ты давай,
Срочно меры принимай
Либо будешь опозорен!»
«Что, уже дошло до ссоры
С Василисою у вас? –
Царь потёр подбитый глаз,
Явно вспоминая что-то. –
И была тебе охота
Следовать за ней туда,
Где никто и никогда
Не бывал ещё из наших?
Девок сотню, много краше,
Чем она, и тут найдём!
Приведёшь хозяйку в дом…».
«Нет! – вздохнул Иван. – Не надо!
Для моей души отрада
Жизни – лишь она одна.
И другая не нужна,
Будь она хоть трижды лучше!»
«Да, весьма тяжёлый случай, –
Усмехнулся генерал. –
Ты серьёзно захворал.
Головой. Такая жалость!
Как тебя бы ни пытались,
Ваня, мы отговорить,
Всё равно во всю ты прыть
Побежишь за нею следом.
А вчерашнюю беседу
Нашу не забыл ничуть?
И когда же получу
Я обещанные евры?
Что я, даром самым первым
Расписал тебе точь-в-точь,
Чья она родная дочь?».
«Друг ты мой четырёхзвёздный!
Понимаешь, очень поздно
Ты открыл мне тот секрет.
Всё равно ведь нынче нет
Василисы с нами рядом.
Так за что тебе в награду,
Нарушая наш Закон
Отдавать тот миллион?
За задержку важных данных?»
«Мне, однако, очень странно
Слышать этот разговор. –
Царь, молчавший до сих пор,
Генерала взял за плечи. –
О каких тут еврах речи?
Я собью с тебя ту прыть!
Снова лапу запустить
Захотел в казну царёву?».
«Я? Да что ты! Право слово…
Вот Иван соврать не даст…» –
Генерал в момент угас,
С евро мысленно простился
И на лавку опустился,
Что стояла у стены.
«Протирать кончай штаны! –
Опустился царь с ним рядом. –
Нам с тобой Ивана надо
В путь-дорогу снарядить:
Дать с собой поесть-попить,
Чтоб кормился хоть вначале.
Вот же не было печали!
Угораздило ж его
В жёны взять невесть кого!».