Памяти репрессированных

Ради памяти к предкам мы боль всколыхнули,
Чтобы вспомнить безумие, в мир иной  заглянули.

Обречённых судьба лишь в строку умещалась,
Имя, дата, статья – и жизнь в прах обращалась.

А шаблон был один: увезти в неизвестность,
Но не в каждом архиве известна та местность.

На костях рай заветный безумством рождался,
Кости всюду лежат, рай в мечтах лишь остался.

Взбудоражена память безумием этим,
Как  объяснять те репрессии детям?

Обречённым ГУЛаг выбор свой предлагал:
Или голод и холод, иль трудом убивал.

Память мрачных годов лежит глубоко,
Безрассудство репрессий забыть нелегко!

Сухая статистика – личностей нет,
Лишь мистика страха – безумствам ответ.

Пять разнополых юных тел
Из тысячи фальшивых дел
К стене расстрельной подвели,
Палач прикрикнул громко: «Пли!»
Тела повержено упали.
               Злодеев души
                Вместе с павшими
                Пропали.

Биография их в три строки умещалась:
Имя, дата, статья – вот и всё, что осталось.

Жертвы в безвестности лежат,
Но не забыты они нами…
Их души призрачно твердят:
«Безумие не повторите сами!»

А ведь каждый юродство такое терпел.
Каков же итог? Кто такое хотел?

Чрез забвения слышится жертвенный крик:
«Безумного гения помните лик!»

Процессы репрессий никто не забыл,
Лишь с целью одной, чтоб мир страх победил.

Из безвестности призрачно души кричат
В надежде, что память о них сохранят.

Прошли пятилетки чисток больших,
Зарождался кем план для казней людских?

Безвинные души в безвестной могиле –
Тем свою совесть злодеи раскрыли.

Под колёса репрессий любой мог попасть,
Без нот объяснений ночью пропасть.

Из земель Соловков появлялся ГУЛаг,
В столице рождался злосчастий кулак.

Шаблон был один - увезти в неизвестность,
Ещё сколько искать зла несчастную местность?

Словам «Враги народа» никто не знает объяснений,
А стать мог каждый  без тени преступлений.

Устав репрессивный закон огласил:
Застрелен быть может ребёнок,
Родитель которого вред приносил,
Лет с двенадцати, не с пелёнок.

Тогда Совок всем логикам вразрез,
Сделал всё, чтоб Бог исчез.

И наконец, пришёл тот день,
Когда рассудок к нам вернулся,
Чтоб вычеркнуть зловещий век,
Где мир безумством содрогнулся.