Тритос... стр 21-40

Спасает  чуткий  опыт  бденья,
с  ним  во  грехе  короток  плен:
упав,  в  тот  час  встаю  с  колен,
ища  в  раскаяньях  спасенье.
               
Свое  вино  яви,  поэт!
И  у  тебя  на  дне  осадок, -
бывал  в  твоей  душе  упадок:
в  твоей  любви  насилья  след...

Три  года  ты  ходил  по  краю,
о  смерти  думал,  жизнь  кляня;
теперь  идешь  дорогой  к  раю,
любовь  в  раскаяньях  храня…

Твоя  судьба  тут  где-то,  рядом, -
беда  вас  вновь  соединит...
Поэт  хозяйку  ловит  взглядом,
а  та  молчание  хранит...

-  Доверит  ли  бокал  ученый?
...Тот  важно  встал,  кивнул  и  ждет...
В  вине  тихонько  тень  плывет,
она  явила  сгусток  черный...

-  У  всех  открытий  антипод
таит  зловредную  начинку:
дух  видит  небушко  с  овчинку,
а  интеллекту  -  небосвод…

Прогресс  не  благо  -  испытанье;
уж  техномысль  не  отменить,
но  с  ней  свободными  не  быть, -
железке  чуждо  покаянье...


                21      


Один  ученый  -  грань  одна,
другой  -  иную  грань  пытает...
Смиривший  разум  не  у  дна,
а  над  кристаллом  всем  витает...

В  пространном  взоре  вечный  Мир,
где  Божья  суть  -  свобода  Духа.
В  отдельной  грани  есть  кумир, -


Гордыня  не  авторитет,  -
живя  в  миру,  не  стой  над  миром!
… Учёный  прочь  шагнул  эмиром,
 лишь  глянул  искоса  в  ответ…

-  Теперь,  мы  магу  глянем  в  душу…
Держи  покрепче  свой  бокал!
А  он  в  ответ:  -  Да,  я  не  трушу!
Я  в  мире  многое  познал…

Я  сам  могу  сказать  о  каждом:
кто  болен,  чем и  как  лечить.
Я  правду  о  себе  не  жажду,
а  впрочем,  можно,  чтоб  сравнить.

Спокоен  маг,  но  лишь  снаружи,
внутри  Гераклова  борьба...
Вино,  бликуя,  тихо  кружит,
давя  испарину  со  лба…

Бокал,  как  камень  тяжелеет, -
держать  его,  уж нет  и  сил…
Рука,  слабея,  костенеет,
маг  жмет  и ...  ножку  отломил.
 

                22 
               
      
И  в  миг  исчезло  напряженье, -
вино  застыло,  как  желе...
-  Одной  рукой  ты  в  просветленьи,
другую  держишь  на  метле...

Вторгаясь  не  в  свои  пределы,
стремясь  болячку  сковырнуть,
не  важно:  черный  или  белый,
ты  искажаешь  Божью  суть!

Лишаешь  душу  покаянья:
больным  осмыслен,  должен  грех!
Меж  двух  богов  твое  метанье, -
плохие  игры  для  утех...

Зачем  открыл  ты  третье  око, -
чтоб  в  цвете  видеть  гниль  порока?
Коль  дал  Господь, -  себя  лечи,
других,  лишь  азбуке  учи!

Тут  в  диалог  влезает  баба:
-  А  как  же  доктор  или  врач?
Я  в  хитроумии  не  слаба,
но  ты  мил  странничек,  ловкач!

Поэт  воскликнул:  -  Эка  дура!
Таблетка  –  грубая  натура:
врачам  подвластна  только  плоть,
а  Дух,  как  тушу  не  вспороть!...

Врачи  нас  лечат,  словно  чудом
и  потому,  страдают  блудом:
без  покаянья  давят  боль, -
но  будет  новая  мозоль...


                23
               
    
В  другом  боку  нарыв  назреет,
ведь  грех  энергию  имеет:
за  каждой  язвой  свой г решок,-
не  осознал  -  страдай  дружок…
               
...Вернулась  дама  с богатеем, -
воркуют,  словно  голубки.
Застолье  тягостно  хмелеет,
уж  в  ход  пошли  и  матерки.

...Бандит взревел: - Начните песню!
Я, вашу мать... кого-то тресну:
достал меня словесный треп,-
и в грудь себя ладонью - хлоп.

...Хозяйка:  -  Будет  вам,  мужчины, -
хмельное  больше  духа  в  вас,
не о мрачайте  этот  час,
споемте,  как  на  именинах!

- Когда  весна  придет,  не  знаю,
пройдут  дожди,  сойдут  снега...
...Бандит  хрипит:  -  Я  всех  прощаю! –
ударил  в  грудь,  как бьют  врага...

...Не  вышла  песня:  все  молчали,
так  странник  души  всколыхнул...
Огонь,  вдруг,  с  неба  полыхнул,-
все,  кто  гуда,  как  одичали...

А  жгучий,  огнеликий  шар
завис  среди  немой  картины,
но  лишь  двоим,  не  страшен  жар:
поэт  и  странник  им  хранимы.


                24


Они  сидят,  смиренно  ждут.
завороженные  явленьем,
а  шар,  наполненный  стремленьем,
как  будь-то  он  тот  Страшный суд!

Поплыл  он  тихо  от  застолья,-
хозяйка  -  трепет  богомолья:
покорны  руки  на  груди,-
шар  мимо,  вот  он  позади…

Фонтан  замшелый  светом  залил,
метнулся  к  замку  и  в  проем,
как  будь-то  кто  разумный  в  нем,
сто  крыльев  в  поиске  расправил.

И…  разметал  он  в  залах  тьму!
Кому  грозит  огонь,  кому?
Одних  совсем  не  замечает,
других,  рентгеном  изучает...
               
...Часовня, склеп, могила, крест
и зверем маг, зажатый в угол,
и шар ударил: пламя, треск,-
пространство сжалось в точку туго...

И вдруг, мир лопнул пополам,-
душа забилась в промежутке,
еще ей не было так жутко,
когда ты вдруг, ни здесь, ни там...

И всюду гниль, и вонь, и грязь:
о, сам нагреб всю эту мразь,
сам создал дьявольские бармы,
когда, как скотник чистил кармы.
               

                25


Пространство вновь сомкнулось вдруг
и разорвав зловонный круг,
очнулся маг, живой, с ожогом,
и люд над ним, а не над гробом.

Порывы ветра, дождь и гром,
по небу мечутся всполохи,-
достались магу только крохи,
и надо думать о живом...

Лишь здесь, когда трепещет сердце, возможность есть возвысить дух.
Не жди, заблудшим иноверцем,
чтоб трижды прокричал петух...
               
...Кувшин, как проклят, недопитый,
стоит в хаосе средь стола.
Небесный купол в тучах скрытый,
а землю ознобь затрясла.

Накрыло мир вселенским гулом,
гора разверзлась адским дулом
и в тучи харкнула огнем,-
ночь властью поменялась с днем.

И рухнул замок в одночасье,
не слышны вопли в громогласье,-
одни развалины и пыль,
и недосказанная быль...
               
Уж ночь, вулкан еще клокочет;
руины изредка дрожат,-
устроил в жерле суд закат
и лавой, булькая, хохочет.
               

                26


...И до утра ночная Тень
по камням с посохом бродила,
ее таинственная сень
плененным на ухо нудила...

Хозяйку первою нашла:
зажата балкой поясница,-
так боль мешает ей молиться,
что голос в шепот извела:

- О, Боже, кто тут? Помогите...
...А тень в ответ: - Спасу, авось,-
да дело вот, к тебе нашлось:
твоя краса еще в зените...

Ожги любовью двух мужчин,
посей вражду крапивой жгучей,
столкни их лбами, да покруче.
У нас обеих шанс один...

Они не клюнут на бабенку,
их и на дамочку не взять;
я бы подсунула девчонку,
да ей еще б себя понять...

- Ну, нет, - ей женщина сказала,-
мне странник мил, но люб поэт.
Я одного лишь только знала;
за двух угаснет женский свет...

Без света я пьянчуге пара...
Я спасена: сюда идут!
...Метнулась тень крылом Икара,
туда, где тайно ее ждут...


                27


Поэт и странник, вот мужчины,-
любовь и дружба - исполины:
с натугой балка поднята...
В объятьях духа чистота.

Спасли источник благодати,
огонь святого очага.
О, идеал духовной рати
и пыл любого смельчака!

В душе, у каждого мужчины,
храним, сей облик с юных лет,-
с того и духом исполины,
с того им Бог дарует свет.
               
...А Тень другую жертву ищет,
среди камней ползет змеей
и вот подвал, как гроба днище,
и темнота над головой.

Бабенка спит: кричать устала;
тяжел и краток этот сон,-
ей снится, что в подвал упала
и, что могилой станет он.

И в темноте, еще темнее,
слепым очам явилась Тень,
и шепот, ветерка нежнее:
- Ну, что, желаешь видеть день?

...Бабенка: - Да, отдам хоть душу,
на что она, раз Бог постыл.
Ей Тень: - Тогда клянись и слушай,-
считай, сам черт тебя просил...

               
                28

 
Клянись, что женщину ославишь
затянешь сплетнею в садом,-
тебя учить не надо в том,
давно ты шабаш в сердце правишь...

Корысти ради, так, шутя
убила в чреве ты дитя,
а тех, которых и родила,
до года только и растила...

А там их в ясли отдала:
с утра бы спать дитю, так нет,-
в чужие руки бух, чуть свет,
лишая милого крыла...

Поклон мой низкий коммунарам:
сравняли бабу с мужиком,-
за трудодень пахали даром.
облошадев, тащили дом...

Потух очаг у домостроя,-
гордыня съела естество,
а это только с адом вровень,
сплошное духа мотовство.

В умишках бабьих жив лукавый,
и редко святость есть в трудах.
Мужик, какой бы не был бравый,
глядишь - под бабою зачах.

Так, что давно ты мраку служишь,-
с того и женщину погубишь.
Девчонку изведешь грехом,-
богач имеет опыт в том...


                29
               

Да помирись, для дела, с дамой,-
пусть жалит всех ее язык.
- Клянусь детьми, здоровьем, мамой...
...А Тени нет - бабенка в крик...

Вокруг темно, в душе темнее,
она затравленно молчит;
сознанье жалостно вопит,
молитва ум надеждой греет.

Вдруг, свода скрежет и удар:
сознанье рухнуло, как в яму,-
судьба на пик возносит драму,
сознанье вон,- исчез кошмар.

Но явь другая наплывает:
являет сумрак зеркала,-
стеклянный лабиринт петляет
и отраженьям нет числа...

Душа узнать себя не может...
Змея свой хвост нещадно гложет:
укус - сжимается кольцо;
внутри лицо, лицо, лицо...

На каждый грех своя личина,
своя, но не земная боль,-
то к покаянию причина,
как очи режущая соль...

Не с первым встала под венец -
больным рождается малец...
О, как кривятся отраженья,
когда мутируют вторженья...


                30


Хозяйки нет - и дома нет:
очаг до вечера не топлен,
а вечер в суете утоплен,-
ушел во мрак уюта свет...

Совсем скривились зеркала,
терзает боль ночная мгла:
змея кусает и кусает,
а ум, страдая, прозревает.

Готовка пищи, - вот он, яд:
в одну кастрюлю все подряд...
С утра чаек, - желудок в узел,
а в ночь юродствуют от пуза...

И сон плохой, и гниль внутри,
и льнут кошмары до зари...
Одно спасенье, - в домострое,
но кто же эту дверь откроет?

Забыли бабы кружева
и вышивка для них безделье,
и в вязке мало рукоделья,
но сплетня, как она жива...

Вот, где узоров паутина,
вот, в чем гордынюшка у дна.
Очнись же, мать, в тебе причина...
О, как же ждет тебя страна!
               
А в лабиринте сумрак света
и тени призрачны, как дым;
одно лишь зеркало с просветом
и, что-то доброе за ним...


                31


Бабенка вжалась в отраженье,-
и словно рухнула стена:
вдали вулкана изверженье,
и воля, вот же, вот она!

Прошла в кошмаре ночь. О, утро!
О, белый день, что ты таишь,
и чем живое ты манишь?
Наверно тем, что всуе мудро...
               
...А Тени уж и ночь мала:
над третьей жертвою кружится,-
ученый, ребра поломав,
под сводом рухнувшим томится.

Лежит, не крикнуть, не вздохнуть
и мысль занудная, как муха:
- Ну вот, пришла ко мне старуха,-
ужель я здесь закончу путь?

Ты так безжалостна, природа!
Все знанья, что я накопил,
умрут во мне под глыбой свода.
Все, как чужое, что открыл...

Не сдвинуть формулой надгробье,
идеей помощь не позвать;
и тьма глядит, как из подлобья,-
ее наукой не прогнать...

Наука, как ты изощренна:
под пользой прячется капкан,-
ведь ты же выросла на войнах...
Вот, где двуличный Ватикан!


                32


Циклоп ты, с оком виртуальным,
и тянешь души в глубь зрачка;
прогрессом, с ликом простачка,
пленяешь с временем реальным.

Ты губишь души власть любя,
в тебе лишь тело обитает,
тщеславье разум обретает,
забытый дух молчит скорбя.

А, что имеет тот на лбу,
кто плоть клонировать решился?
А, как клонировать судьбу?
Атлант, не с Богом ли сравнился?!

За Атлантидою уйдем,
уйдем теперь уж непременно,
уйдем в такое безвременье,
где и не мыслят ни о чем...

Все, техногенному вампиру,
а что у гроба взял себе:
весь разум свой заложил миру,
а сам со скорбью на губе...

О, Бог ты мой, несправедливо:
в таком раскладе смысла нет!
И, что так в сердце сиротливо,
как будь-то, властно меркнет свет.

Ужель душа не дым, а искра,-
мала, но лишь со стороны?
Зачем гордыней Бога выскреб,
считая предрассудком сны?


                33
 

...Вдруг свод заметно приподнялся
и легче будь-то бы дышать;
за ноги тянут, - узник сжался:
и боль, и радость не унять...

Нашли: спасла забота ближних,-
и тут для Тени нет слуги;
у состраданья нету лишних,
тьма с покаянием - враги.
               
...В руинах двор - хаос из камня.
Замшелый, но живой фонтан,
струит, как жизнь, за каплей капля;
под ними хмурый истукан...
 
Рассвета час под серым небом
и, слава Богу, живы все;
и пепел в тягостной росе,
и стол зовет насущным хлебом.

Покоев нет, - натянут полог,
и мнится в нем судьбы крыло:
к прозренью путь тернист и долог.
где так близки добро и зло.

Меж этих двух противоречий
парит материальный мир
и только облик человечий,
врата для духа в сонме лир.

Кому служить, - граница мнима:
вдруг зло является добром,
иль глядь, добро скользнуло мимо
и словно эхо гукнет злом.


                34


Кому служить? А лишь познанью:
безмолвьем ум свой усмирять;
в себе услышать назиданье
и никому не доверять.

Все отвергать, но не навечно,
а чтоб понять, с другим сравнить:
за тем, вжат в облик человечий,
в нас Дух Святой сквозь жизни нить.

Крылатый бриз колышет полог,
и всюду пепел Тень таит...
Беда прошла - прощай нарколог:
кувшин опять в кругу царит.
               
...Все за столом и лишь ученый
невдалеке лежит больной,
лежит, как стрелами пронзенный,
и рассуждает сам с собой:

- Куда идти? - во мне руины,
и свет еще не стал родным...
Научных знаний исполины,
сильны сознанием моим.

В момент себя не переделать,-
куда ж девать пытливый ум?
Эх, запчастей не знает тело...
И как войти в пустыню дум?

Открытие предал огласке,-
оно в тот час к другим ушло.
Как открывать мир без опаски,
чтоб знанье не носило зло?


                35


И где же зло? В самой природе
иль только в голове сидит;
а интеллект, - то мир в уроде,
иль Мир уродами набит?
               
Дана ль наука в услуженье
для облегчения труда,
иль это ада облаченье
с судьбой не ведомо куда?

Дано, казалось бы, то время,
что дарит нам машинный труд,
освободить людское племя,
чтоб в душах возродить уют...

Ан нет: кем времечко дается,
в руках того же остается:
благо намеренье, летя,
умом в нас празднует дитя.

Как слеп прогресс во имя блага.
Тщеславный разум, как ты глух.
Пьянит глаза вся эта брага...
Мир, за Вторым не видит Двух...

Так вот науке направленье:
за Третьим Первого искать...
Науки все в кристалл собрать
и доказать Богоявленье.
               
Ну, доказали: Бог - есть явь.
А дальше, что,- назад, в безверье?
Забрел умом в тупик теперь я,-
тут хочешь, нет, а душу славь.


                36


Сдается, ей тупик неведом,
коль вечность в Боге ей сулят.
Эх, как бы я поверить рад,
да как начать с душой беседу?

О, разум, я твой бренный раб;
мне не порвать твои оковы:
я в них силен, без них я слаб.
Прости душевные хворобы.

Но, все же, разум, кто ты, кто?
Влетишь за смертью ты в ничто...
Иль есть там что-то, за душою;
там, в тонком теле, что открою?
               
...К смиренью сделан первый шаг,-
светлеет в келье подсознанья,
другие ждут теперь познанья.
Смиренный ум, он друг, не враг.
               
...Меж тем застолье захмелело,
об атамане песню пело.
Разбойник, будь-то сам Степан,
был полувесел, полупьян.

Княжной представил он девчонку
и поманил ее в сторонку,-
чем вызвал ревность в двух сердцах:
богатый зол, в тоске монах.

Бабенка, помня тьму подвала,
богатому с советом льнет:
- Девчонка ласки не знавала,-
стыдом бандюгу отошьет.


                37
               
   
Иль ты забыл свою обиду?
Пошли, найдем ее одну...
Я ж сплетней ослеплю Фемиду:
пришьем к богатому вину.
               
...Бандит и дева средь развалин,-
трезвеет, буйна голова;
роняет шалые слова,
учтиво, как влюбленный барин.

В девчонке радость и испуг
безмолвьем замыкают круг,-
так неожиданно признанье...
Но чайки крик пронзил сознанье...

Рывком прервала поцелуй,
глаза в испуге протестуют,
слова холодным ветром дуют:
- Нет, нет, ты парень не балуй...

Оставь меня иль брошусь с кручи!
Бандит бурчит, мрачнее тучи:
- Иди, не трону я тебя,-
ведь я ж серьезно, я ж любя...

...Девчонка пырх: сбежала к морю,-
ласкают ноги волны ей.
Всполохи чувств, сродни прибою,
идущих из глубин страстей...

И сердце надвое разбито,-
меж двух легко ли выбирать:
монаха кротость исцелять
иль дерзость врачевать бандита.


                38
               

Один нуждается в кнуте,
другого сдерживай вожжами;
один закиснет в простоте,
другой озлобится мозгами.

И с тем одна, и с тем одна,
и не испить любовь до дна...
А хмурый день рождает вечер,
и ход времен не быстротечен...

И плеск волны, и трепет дум...
Вдруг пред очами толстосум:
явился деве приведеньем,
и цедит льстиво изреченье:

- Мадам, я весь у ваших ног!
Вчера шутил я неудачно,-
когда влюблен - неловок слог...
...И вдруг надвинул брови мрачно...

Зажал ладонью деве рот
и потащил в скалистый грот...
Не долго билась дева птицей:
удушье, боль и кровь на ситце...

И мрак, и стыд, и пустота...
Очнулась, вдруг, когда стемнело,-
душа в комочке занемела.
сознанье ныло: - Не чиста...

...И снова тьма на нервном шоке,
виденье вызрело в пороке:
в десяток плоть размножена
и, все она, - обнажена...


                39
               

В кругу стыдом душа пылает,
как коршун Тень над ней кружит,
от плоти душу сторожит
и звери с платьями летают.

В когтях у льва монарший шелк,-
одела, вот ты и царица!
За львом толпой бегут девицы,
но тут парчой сманил их волк...

А там, шакал маячит чудом:
о, платье, феи лишь к лицу;
толпа к нему с волшебным зудом,
как к сказочному молодцу.

Одна из дев вцепилась с криком,-
шакал, что лев, ответил рыком,
взлетел грифоном, дева с ним,
сливаясь с платьем дорогим.

Взлетели к звездам: то-то диво,
в наряде дева так игрива!
Шакал завидный молодец:
красавец, барин, удалец!

К нему на шею дева: - Милый!
...Целует страстно в губы но,
вдруг разом кончилось кино:
она одна, кругом могилы...

И девять платьев на крестах,-
под ними чувства пали жертвой.
Наряд срывает дева смертный,    
к душе метнулась, вся в слезах.


                40