Октавиан Август

1. Меценат

А если добрым словом и помянут
меня спустя века, когда-нибудь,
то лишь за это. Делай, Меценат,
благое дело. Храмы всем богам
успеется построить. Торопись
подать поэтам. Больше, чем бессмертным,
им нужно, пусть получат: их дела
не знаю как, но делаются, вижу
слова и строки, больше ничего
ценить другого в быстротечной жизни
я не умел. Поэзия одна
меня живила, мысли приводила
в порядок, незаметно забирала
все время. Если боги где-то есть –
понятно, что поэзия такое.

2

Чужие очертания земли,
египетские запахи. Скорей бы
на вольный воздух Рима – отдышаться,
глаз успокоить беглыми холмами
вдоль борта у плывущего домой.
Мне плохо здесь, в горячем, томном, липком
небытии.

3. Антоний

Из всех людей, с которыми пришлось
мне враждовать, опаснейший: мы оба
наследовали Цезарю, достались
ему на долю хищные черты,
мне – сердца тишина, мне – изощренный,
не знающий сомнений ум. Для Рима
в года его рассвета, может быть,
Антоний был бы лучше. Зверь красив,
силен, коварен, он врагов настигнет
и победит. Чтоб выиграть войну
смогли другие. Силой не возьмешь
спокойно мне доставшегося в руки.

Лишь иногда, в плохие дни, я знаю,
чего мне не хватает. Человек –
наполовину зверь, я пустоту
на полдуши, полтела ощущаю:
ни ярости, ни страха, ни предчувствий.
Я, боги, благодарен вам за это.

4

Гражданская война меняет смысл,
меняет поле битвы, сухопутный
Марс уступает нашу смерть Нептуну.
Восток сошелся с Западом. По карте
все выглядит иначе – карты врут.
Мы – Рим, и против нас стоит Восток.
Дай волю им – они своею тьмой
весь мир заполнят, ничего не будет:
поэзии, политики, законов,
не будет философии. Одна
восточная, азийская премудрость,
как смерть души, случится с нами всеми,
когда не победим их, не сомнем.

5

Захватчики, принесшие свободу,
вдвойне им ненавистны будут: меч
их дикость прекращает, мы культуру
несем им – нате, вашей нет такой.
Постыдная их варварская храбрость
и в Риме почитателей найдет.

6. Клеопатра

А я не понимаю, как могла
такая забирать сердца такие.
Наверно, постарела. Сколько слез
не выплакано этими очами,
ночей бессонных сколько пронеслось,
кружа, преображая это тело!
История у ног ее лежала,
поэзия вокруг нее вилась,
сама она была любовью только –
без примеси, чистейшей, без стыда,
почти не человек, почти что бог –
египетский, коварный, юный, нильский.

Придет теперь, попросит милосердья,
не веря, что получит. Мне не будет
ей неприятно в этом отказать.

7. Катон

Скучнейшее учение из всех,
оставленных нам Грецией. Он стоик,
наученный, пороки ненавидя,
людей возненавидеть: все порочны,
им все смешно, им «надо как-то жить» –
Катон такую долю презирает.
С Катоном не поспоришь. Даже умник
тишайший, Цицерон, все понимая
и зная цену, только смог прославить,
запрятав остроумие Катона.

Всех переспорил он самоубийством.
И сколько нужно времени, чтоб этот
озлобленный и загнанный старик
утратил власть над будущим. Ушел,
не увлекая в Орковы владенья
такую свиту пеструю. Ушел,
как мертвым полагается – один.

8

Республика, куда тебя несет?
Корабль твой обломанные весла
и снасти починять не успевает.
На берегу останься, придави
своих матросов, как «Арго» Ясона,
устрой им напоследок смерть такую:
они ее хотели, заслужили.
Иль можешь лучше: станешь на прикол,
со временем тебе заменят доски
одну-другую новыми: подгнили –
меняем дальше. Ты или не ты
стоишь теперь, красуешься бортами
новехонькими? Ты или не ты
спокойна, величава? Нет тебе
воды на весла, ветра в паруса.
Республика, ты доплыла до места.

9

Ворота храма Януса – тяжолый
на шаткой верее кусок металла.
Двуликий бог побед и поражений
обходит Рим, где будет тех и этих
достаточно, пока бунтует кровь
и воинская слава – путь прямой
из нищеты наверх. Наверно, должен,
кто лучше убивает, лучше жить.

Война идет, пока надежда есть
на лучшее. Я створки закрываю –
для слишком многих буду ненавистен,
отняв у них оружие и смысл.

10

Смотри, отец, что получилось. Рим,
тобою мне оставленный в наследство,
я удержал, упрочил, успокоил,
мне есть чем похвалиться: твой народ
я приручил, и зверь, когда-то грозный,
мне лижет руки; только отвернись –
набросится, но я твои уроки,
поскольку жив еще, не забываю.

11

Не много я прибавил к римской славе,
но мало кто другой так постарался
для римского народа; будет стоик
бранить меня лжецом и лицемером –
и будет прав, но делается дело
не без греха. Для Рима лучше циник,
но циник добродетельный. Всем надо
немного счастья, радости немного,
немного денег, кой-какой свободы…
О боги, как же трудно это дать
и сохранить им!

12. Ливия

Припомни все, что было, как мы жили –
кто скажет, что несчастливо? Была
любовь к тебе в холодном этом сердце,
которому недолго остывать
до равновесья полного. В твоих
все планах получается – наследство
в семью уходит. Мне, мой друг, не надо
ни слов, ни доказательств, ничего.
Последнее, что я утрачу в смерти, –
способности к анализу; меня
устраивает то, что происходит, –
усыновленный Цезарем, не буду
его жесточе к пасынкам своим.
Пусть пробуют – так просто не разрушить
построенного мною. Смерть моя
счастливая, поскольку ничего
существенного с ней не умирает.
Наследство все – сенату и народу.