Cxlvii

CXLVII.
Любовь моя как лихорадка вечно жаждет,
Все ищет чем еще недуг свой накормить; 
Она себе в угоду как лихой проказник
Все разжигает нездоровый аппетит.
Мой ум желая исцелить ее напасть,
Меня покинув клял непослушанье,
Теперь же показал что смертью ее страсть
И что напрасно отвергались предписанья.
Неизлечим я а мой разум давний лекарь,
Таким же беспокойным и больным;
Как у безумца мои мысли, мои речи,
Случайны и вся правда в тягость стала им.
   Так клялся я, что ты прекрасна и светла,
   А ты как ночь, как ад стала черна.



CXLVII.
My love is as a fever, longing still
For that which longer nurseth the disease,
Feeding on that which doth preserve the ill,
The uncertain sickly appetite to please.
My reason, the physician to my love,
Angry that his prescriptions are not kept,
Hath left me, and I desperate now approve
Desire is death, which physic did except.
Past cure I am, now reason is past care,
And frantic-mad with evermore unrest;
My thoughts and my discourse as madmen's are,
At random from the truth vainly express'd;
For I have sworn thee fair and thought thee bright,
Who art as black as hell, as dark as night.