Перечитывая Достоевского

***

Васильевский остров, шестая линия,
ледяная короста подернута инеем,
вся мостовая вдрызг раскурочена,
дым проплывает рваными клочьями...
Мой вечный город, твоя неустроенность
четырежды сорок раз упокоена,
болотной, ржавой водой омытая,
и слева, и справа укрыта плитами.
Шепчешь, родная, сквозь глину мерзлую,
рыдая и тая бледными веснами...
Тебя забыли, жуя пирожные,
по твоей могиле скрипят подошвами...
Кто скажет маленькой на плач ее горький.
где ее маменька
и Азорка?


***

Мокрого снега раскисшие хлопья
липнут на провода,
каждую зиму судьба холопья,
к счастью, не навсегда.
В темном и грязном полуподвале
тихая жизнь коротка.
Помнишь, как в детстве тебя целовали,
помнишь – родная рука...
Легкие санки, летящие с горки,
нежный и жгучий сугроб,
помнишь... сквозь вечность в паучьей каморке,
темной и тесной как гроб.


***

Этот образ, развеянный в белых ночах,
этот бледный цветок, он увял и зачах,
он уснул в кирпиче и бетоне,
этот белый платок, облетевший листок
растворился в каналах, капелью истек,
и не бьется уже, и не стонет.

Это вы все кричите, срываясь в надрыв,
и, похмельную ругань до дна перерыв,
ковыряете грязные раны,
упиваетесь болью, под ногтем скребя,
только видите ближних не лучше себя,
и не глубже пустого стакана.

А о нем, горемычном, не помните вы,
и лежит он, затоптанный в клочьях травы,
и, губу прокусив, умирает.
На вороньем пиру, на холодном ветру
смолчу, не совру, и слезу не утру –
с ним Россия – до самого края.


***

Ты куда покатился, бобок-колобок?
По могилам качусь, по могилам
в нерассказанный мир, где неведомый бог,
а душа даже сказки забыла.
Там зрачки растворяются в талой воде,
наполняются уши капелью...
Это вроде бы здесь, а на деле нигде,
просто в омуте сна и безделья.

Мы и в жизни своей словно те мертвецы,
говорим и тасуем пустое,
а слова-то в огне, да в канале концы,
и слеза – мышьяковым настоем.
А наступит пора, и ложись, помирай
под соседский назойливый шепот,
и поднимут вороны разнузданный грай,
как стервятники после потопа.


***

Больные и бледные лица прохожих,
пепельный сумрак и мокрый снег,
смутный год без остатка прожит,
железный век продолжает бег.
Кровь мерещится в черных лужах,
в буром камне, битом стекле,
пульс выталкивает наружу
сгустки земли, пузыри на игле.

Жажда – с городом породниться!
Держать его огни и кресты,
листать и слышать его страницы,
познать весь ужас его красоты!
Чувствуешь капли огненной стали,
холод молота у виска,
а в подсознании зарыдали
буковки детского дневника!

Вдыхаешь тленный воздух линий,
сырую изморось мертвых стен,
где слезы давно обратились в иней,
и память уже не встает с колен.

Опубликовано в авторском сборнике стихов "Платочек на деснице". Союз писателей: Новокузнецк, 2018.