Марина, Мур, Елизавета... О Марине Цветаевой

     Разбирая доставшийся мне архив легендарного замглавы издательства "Детская литература" моего доброго старшего друга и земляка-черноморца Бориса Исааковича Камира (1907-2004), я нашёл листки, исписанные крупным, разборчивым, красивым старомодным почерком. Подпись внизу: "Елизавета Яковлевна Тараховская".

     Елизавета Тараховская (1895-1968) принадлежала к плеяде поэтов русского "Серебряного века". С 1915 года вместе со своей старшей сестрой, поэтессой Софией Парнок, провела несколько летних сезонов в Коктебеле, где сдружилась с А. Белым, С. Кржижановским, О. Мандельштамом, сёстрами Цветаевыми. Участвовала в поэтических чтениях. На "Днях рождения" М. Волошина играла роль то нимфы, то вакханки, то самого Макса. Получила прозвище "герой лени", когда во время крымского землетрясения 1927 года не спустилась с чердака двухэтажного дома. Как детский стихотворец, стала известна после выхода в 1933 году книжки "Метрополитен" ("Нам шагать по лестнице незачем с тобой: лестница-чудесница бежит сама собой!" - эти "ленивые" строки повторяли не только москвичи). Много позже увидели свет её лирические сборники "Скрипичный ключ" и "Птица". Приехав в 1964 году, после большого перерыва, в Коктебель, Елизавета Яковлевна написала воспоминания, которые не могла ни прочесть, ни отделать: неудачная операция лишила её зрения. "Но не слепота водила её пером, - свидетельствовал писатель Владимир Приходько. - Она была честной, совестливой, весёлой. Не слишком счастливой, но не склонной жаловаться и ныть. Осталась также автором неопубликованных эпиграмм".
     Почему-то вот уже многие годы вокруг судьбы и поэзии Марины Цветаевой нагнетается атмосфера экзальтации. Устроителей разнообразных вульгарных окололитературных камланий подстёгивает атмосфера кликушества... Смешны, право, и нелепы эти попытки сгладить, упростить для общего пользования запутанно-мрачную трагедию неистовой русской Федры, боготворившей сына, которого современники упрекают в нарушении 5-й заповеди: "Чти отца и матерь твою".
     Георгий Эфрон, по-домашнему Мур, не был любим окружением матери. О гибели Цветаевой говорили: "Последняя капля - побуждение к самоубийству - наверняка от Мура". Другие винили Марину Ивановну: "Сама его превратила в чудовище".
     Мёртвые сраму не имут.
     Пристрастные (иных в мемуаристике не существует!) записки очевидицы адресованы нам, живым.
     Чтобы знали и делали выводы...

                ______________________________


                Е л и з а в е т а   Т А Р А Х О В С К А Я


                М О С К В А   -   Т А Ш К Е Н Т .   1 9 4 1   - 1 9 4 2

 
                С т р а н и ц ы   в о с п о м и н а н и й



     Москву уже бомбили. Из Союза писателей нам звонили о том, что готовится несколько эшелонов для эвакуации писателей. Были намечены несколько городов: Ташкент, Куйбышев, Казань, Чистополь на Волге, Алма-Ата. Эвакуация предполагалась в октябре 1941 года, но матерям с детьми была дана возможность уехать ещё в июле для того, чтобы вывезти детей. Нам всем звонили из Союза об эвакуации, так как считалось, что остающиеся в Москве ждут немцев. Пока что мы все дежурили на крышах и в здании Союза писателей, тушили фугаски и делали всё, что полагается делать советскому писателю.
     Как-то раз в июле Марина, встретившая меня в клубе писателей, сказала мне: "Лиза, поедемте в Чистополь". Я ответила ей: "Зачем же нам ехать в Чистополь, когда в октябре нас всё равно эвакуируют в большие города, где мы сможем печататься?" Она сказала: "Я хочу в Чистополь потому, что боюсь за жизнь Мура. Он каждую ночь дежурит на крыше, и его могут убить". Она горячо любила своего сына, единственно уцелевшего из её семьи, так как сестра Цветаевой Анастасия Ивановна, как муж и дочь Марины, была арестована - из-за своих истинно христианских убеждений и религиозных связей с неким проповедником этих убеждений Зубакиным. Таким образом, Марина осталась совершенно одинокой. Ещё в июле она вместе с сыном Муром поехала в Чистополь, где трусы и подхалимы не захотели прописать её как бывшую эмигрантку. Она готова была прописаться хотя бы в качестве судомойки, но и этого для неё не сделали*, и она вынуждена была уехать в деревушку Елабугу, где в полном одиночестве и отрыве от своей среды, не имея никаких средств к существованию, повесилась. Так ещё раз в России погиб ещё один замечательный поэт, повторив судьбу и Пушкина, и Лермонтова, и Есенина, и Маяковского.

     _________________________________

     *Впоследствии А. И. Цветаева узнала, что на собрании эвакуированных писателей, где решался вопрос о прописке Марины в Елабуге, было решено   д а т ь   е й   п р о п и с к у   в Чистополе. Однако, по свидетельствам очевидцев, тот приезд Марины Ивановны в Чистополь был безрадостен. Вернулась в Елабугу расстроенная. "И дня за два до смерти, - пишет сестра, - был у неё с сыном крупный разговор. Что говорили - хозяева не поняли, говорили они не по-русски". -  П р и м.       п у б л и к а т о р а .




     ...Живя в общежитии писателей в Ташкенте, я вдруг услышала, что в Ташкент приехал сын Марины Мур. Я позвала его к себе. В комнату вошла молодая, розовощёкая, золотоволосая, стройная Марина в брюках. Родившись в Париже, он понятия не имел о России. Это был типичный сноб, скептик, относившийся к войне и к России с полным презрением. Когда я спросила его о трагической гибели Марины, он холодно и спокойно ответил: "Она должна была это сделать, чтобы спасти меня. Она попала в тупик, из которого не было выхода, и оставила записку, чтобы писатели Чистополя распродали её вещи и отправили меня в Ташкент. Так они и поступили, и только благодаря этому я приехал сюда". Ни в его словах, ни в выражении лица не было и тени жалости к страшной гибели матери. Встреча с Муром произвела на меня жестокое впечатление. Этот самовлюблённый юноша внушил мне отвращение, но, несмотря на это, я и все жители нашего общежития кормили его, чем могли, и оказывали ему всякую помощь. Говорят, что он писал по-французски очень интересную прозу. Я её не читала и судить о ней не могу. Он был юношей призывного возраста, его взяли на фронт, где он был убит. Я верю в возмездие и думаю, что трагическая судьба была наказанием за отношение к матери, которая его обожала и ради него покончила жизнь самоубийством.


     _______________________________________________

     На снимке: М. Цветаева, Мур, Х. Балтер. 1936-1937 гг.