Сборник N1

О,  женщины, созданья неземные,
Когда б вы знали, как по вас тоскуем!
Ночами бредим, стонем,  видим сны шальные,
А днём  упасть, пропасть, с ума сойти рискуем.

Когда здоровы мы, когда мы в хлам больные,
Как глухари средь сосен мы токуем.
Когда блестят глаза, когда они льняные,
Мы образ дивный на песке  рисуем.

Когда желудок пуст, когда как дож пируем,
Упрям наш взгляд, хотя слова – простые.
Мы мыслями о вас лишь существуем,
Вы – жизни смысл и клады золотые.

О, Женщины!!!



Ицхака дочь, Великая Ясмин Леви!
В тебе  душа поёт, душа сефардов.
Народных песен плач, дыханье бардов
От сердца к сердцу,  от Любви к Любви.

Аки Йерушалаим, и пламенный Шалом,
Средь мира на ладино как на льдине.
Напоминает о Синае и Медине,
Звенит над миром как один большой псалом.

Твои глаза - закатные лучи,
Издалека искрятся под фламенко,
Не ждут они совсем аплодисментов,
Им всё едино, плачь или молчи.

Твои уста для песен рождены,
Кто так ещё споёт "Беса ме мучо"?
Божественный напев прогонит тучи-
Предвестников неправедной войны.

Тобой гордиться вправе пращур - Ной,
Отрадой Моисею дщерь левитов.
Отсеются несчастья через сито
И радость воссияет над страной



Век двадцатый пришёл, и опять проиграли казаки,
Поглотила их Степь и волнистый, могильный ковыль.
Разорвали их в клочья цепные пришельцы-собаки,
Превратили в сухую как степь придорожную пыль.

Каждый вечер смотрю в ненавистные, чуждые лица,
Матерюсь как босяк, голубой презирая экран,
Утонула в сугробах холодных родная станица,
Истекает она алой кровью из колотых ран.

Сколько ж миль я прошёл в этих мерзких, ненавистных путах,
Сколько долгих  ночей я в степи от ветров замерзал.
Белый Ангел сошёл и сказал: - Ты опять перепутал
И дрожащим перстом мне на ветхий чертог указал.

Я смотрел сквозь пургу на замёрзшие окна приюта,
С побледневшим лицом всё стоял у дубовых дверей,
И катилась слеза в предвкушении  сна и уюта,
Да ещё оттого, что пригрел не казак, но еврей…



У Лукоморья – дуб, за Лукоморьем – граб,
Вчера я был так груб, сегодня твой я раб…
Вчера я был Стрельцом, сегодня жертвой пал,
К ногам твоим – лицом, как к образам припал…
Всего лишь ночь назад косил налево глаз,
Сегодня – твой лишь зад рождает томность фраз…
Главы твоей наклон сведёт меня с ума,
И не понять, где сон, а где игра ума…
Где горизонта бриз, далёкий, как мечта,
Где плеч твоих  абрис на краешке листа…
Перед Мадонною я вновь стою как пень,
Сонет любви пою – сегодня Женский День!


Не подойти, окликнув, не вернуть,
Не изменить жестокого решения.
Не прикоснуться,  и в глаза не заглянуть,
К твоей судьбе я не имею отношения.

Но в полночь я, неслышно, будто тать,
Приду к тебе – в руке билет на Падую -
У изголовья на коленях… Мне бы встать…
Пытаюсь я,  и тут же снова падаю…

К ногам твоим беспомощно ползу,
Целуя их,  слезами умываюсь я.
И утро вспоминая  на возу,
Как грешник пред  тобой смиренно каюсь я…

Не подойти…  не крикнуть… не вернуть…



Будь мужчиной...
Эльхан Пя
БУДЬ МУЖЧИНОЙ и НИКОГДА НЕ ГОВОРИ – ДОЛЖНА…
----------------------------------------------

Какие претензии, что Вы, мадам,
Откуда и мысли с похмелья такие?
Всего только раз наливал Вам "Агдам",
За что же слова до обидного злые?

За что же корите? За то, что не смог,
Однажды увидев, достать из кармана,
Обычную таксу, и бросив у ног,
Вас расположить у чужого дивана?

Да, стыдно, признаюсь, что лишь на любовь,
Откликнуться мог я, моя Вы царица.
Я к Вашим ногам припадал вновь и вновь,
Забыв каждый раз за любовь расплатиться.



Мне жизнь моя не жалует цветы,
Листва опала и остался только остов,
Я оглянулся, вижу, это ты,
Взяла за руку, повела меня на остров,
В Эдем невероятной  красоты,
Все звали тот Эдем - Зелёный остров.

В твоих глазах отсвечивал закат,
Что разукрасил охрой небо над посёлком.
И мне не страшен грозовой раскат,
И свежий ветер меня гладит мокрым шёлком.
И дождь, как будто розовый мускат,
И я смотрю в тебя голодным волком…



Матис и Гоген,  Дали…
Чудовищно и отвратно.
Какой-то моряк вдали,
Рисованный многократно.
Подсолнухи и цветы,
Смотрящие в вечность рожи,
Матис и Гоген. И ты,
Скользящая прочь из кожи.
Рисующая его,
На фоне кленовой охры.
Он, точно Аббат Прево,
Без лент, без крахмальной гофры.
Суров и задумчив лик,
И взгляд, что буравит стены.
Болотный молчит кулик,
А ты снова метишь в вены.
Ты съехала вновь с ума,
Трубу своим жаром плавишь.
Очнись, лучше пусть кума
Коснётся рояльных клавиш.
Сыграет мазурку вдруг,
Так трепетно и нежданно.
И станет светлей вокруг,
Откликнется фортепьяно.
 И словно очнувшись, кот,
Достанет Гварнери скрипку,
Вдали зазвучит габот,
Маня золотую рыбку.
Покорен тебе хорал,
Мелодии так и льются,
И только твой Генерал
Глядит в голубое блюдце.
Что кружится в блюдце том?
Какие он видит сцены?
Себя на холме крутом?
Тебя, с тесаком у вены?
Куда ж тебя завели
Мечты о твоём Гогене?
Не чужд роковой Дали?
Матис, весь в молочной пене.
Возьми же в ладони страсть.
Вручи ему гордо, стильно.
Могла ли ты ниже пасть?
Могла, но не так уж сильно.



Какая бешеная страсть!
Какие чёрные ожоги!
Позволь и мне к тебе припасть,
Обнять божественные ноги.

Во мне звенит любви струна,
Пылает сердце сущим адом.
В меня опять ты влюблена…
Не влюблена? Ну и не надо.

Сомкни ресницы  и  тогда,
Увидишь сказочного принца,
И чувств волшебных череда
Тебя пронзит, как нос эсминца.

Тебя заставлю я визжать,
Скулить и лаять будто сука,
Колени медленно разжать…
Но ты - с другим, какая мука!




Ещё горит свеча. Ещё стекает воск.
Ещё твои слова не прозвучали.
Ещё не потускнел привычный праздный лоск,
Но где-то журавли тоскливо прокричали.

Ещё дымит камин. Ещё горят дрова.
Ещё в глазах твоих мелькают искры.
Ещё  тверды сосцы, скрипит как дверь софа,
Но ласки так редки, а вот прощанья - быстры.

Ещё я: " Мой родной, сильней и лучше всех."
Ещё слова -  улыбка украшает.
Ещё открыт твой взор, не ранит сердце смех,
Но  всё ж твоя любовь как льдинка тает.

Уже вопрос решён, уже назначен срок
Последнего, смешного Котильона.
Забыт твой аромат, какой в нём нынче прок?
Я, в тамбуре, один, - последнего вагона.

Уже давно умолк ночной речитатив,
И голос твой не мутит мне сознанье.
Но барабанит дождь осенний свой мотив,
Напоминает нам последнее свиданье…

Ещё твоя ладонь –
                Гладильная доска…
Ещё горит огонь -
                Ещё в душе – тоска…



Ах, какие женщины любили, право ж недостойного меня,
Все преграды сами истребили, локоном играя и маня.
Ах, какие верные супруги сбрасывали праздничный наряд.
Губы как у девственниц упруги,  очи будто яхонты горят.
Ах, какие девушки-чертовки,  позабыв про честь, оставив стыд,
Наклонив прелестные головки, в вожделении плакали навзрыд.
Ах, какие жёны, было дело, уходили раз и навсегда.
Счастье мимолётное глядело им в глаза, поверьте, господа.
Ах, как быстро годы пролетели. Я один на паперти стою.
Солнце и мороз, дожди, метели, падают на голову мою.



Золотая Осень подарила,
Нам кабриолет воспоминаний.
Никогда Весной не говорила,
Ты  таких чудесных пожеланий.

Никогда в ландо ты не шептала,
Мне таких порочных откровений,
Свергнув добродетель с пьедестала,
Наслаждалась сладостью мгновений.

Даже в Шевроле,  припоминаю,
Не познал таких я  вожделений,
Судорожно пальцами сминаю,
Я волну твоих сопротивлений…

Помню, в лимузине это было,
Так же словно птица ты порхала,
Удивлённо рыжая кобыла,
Сквозь стекло смотрела на нахала.

Сколько же всего нам подарила,
Осень золотая напоследок...
Ничего ты мне не говорила,
Всё узнал от кумушек-соседок.



Или я Вас в ночи не ласкал?
Или Вы мне борьбой отвечали?
Или Ваш вожделенный оскал,
Был похож на гримасу печали?

Или я уж совсем не самец?
Или дамы ко мне были строги?
Или я до утра не жилец,
Что Вы походя вытерли ноги...

О моё ледяное чело,
О мои искривлённые губы,
И поставив свой гнев на крыло,
Улетели в каминные трубы.



Ты не раздета, ну, ты так спешила.
Блуза от страсти пропитана потом.
В чайнике медленно ты ворошила,
Чай с бергамотом, чай с бергамотом.

Ты недоступною утром казалась.
Но изменилося вечером что-то.
Нервно в кармане пакетик искала,
Чай с бергамотом, чай с бергамотом.

Утром исчезла, куда не скажу я.
Не удивлён я таким поворотом.
Но под подушку опять положу я,
Чай с бергамотом, чай с бергамотом…


Ах, как трудно признаться, как трудно…
Как непросто мне взять и сказать,
Распахнуть своё сердце  прилюдно -
Посмотреть в неземные  глаза.

Неожиданно, из ниоткуда,
Я встречаю твой режущий взгляд -
И смеюсь, как кондом, как паскуда,
Говорю просто так, наугад.

Приседаю, так ноги устали…
И за пазухой сердце ищу,
Но глаза твои – будто из стали,
Я как лист на ветру трепещу…

Как же стыдно, сижу вот и плачу.
Как же больно,  как колко в груди,
Написать в интернет, на удачу?
Так ведь точно не вспомнит, поди…



Афродита, ты вышла из пены морской.
Афродита, упала на берег песчаный,
Наполнив невнятной, тягучей тоской
Сердца молодые, и разум предчувствием странным.

Афродита! Накрыла волна и ушла
Отхлынув, оставив на бреге пустынном,
Точёные ноги и стан твой, прямой, как стрела
Покрытые пеной – морским, кружевным палантином.

Афродита! Твои неземные черты
Умолкнуть заставили  Лиру зазнайки Орфея.
Прибрежные феи, открыв в изумлении рты
Смотрели в упор на бледнеющий лик корифея.

Афродита!  Их зависть тебе нипочём.
Афродита, Любви, Вожделений и Страсти Царица.
Проходишь по миру, игриво подёрнув плечом;
Красавицам первым отныне придётся смириться…



Играй на тубе, музыкант,
Труба её не привлекает,
Под звук кларнета лишь икает,
Украдкой смотрит на стакан.

Пусть вновь адажио звучит,
Забудь размеренный анданте,
Я помню лишь о бриллианте,
Что на плече её кричит.

Кричит: - Возьми меня, возьми!
Хочу я слышать модерато,
Меня достала эта вата,
В тоске мутнею, ты пойми!

Ну, уворуй, ну, отними…
Ну, откуси во время танца,
Я осчастливлю оборванца,
Давай, рискуй, не посрами… -

И я рискнул, не посрамил.
Под сердце пику нежно вставил,
Навек молчать её заставил,
Ну, ту, которой был не мил…

И вот он, этот бриллиант,
Лежит в картонке из под шляпы,
Качают фараоны трапы,
Но стал бордовым белый бант...

............................

Играй мазурку, музыкант.


Меня сегодня муза посетила.
Сидела на диване у меня.
Часов с пяти мозги мои крутила,
Подмигивала, пальчиком маня.

Я ощутил:  в мозгах пылает пламя,
Как дикий зверь я взвыл, судьбу кляня.
Который день нейдёт строфа на память,
Но, чу! Вот! Приближается, звеня.

Вдруг в голове вспорхнула птичья стая,
Мелькнули строчки – сразу в горле ком:
Отговорила - роща - золотая,
Берёзовым - весёлым - языком!!!



Подари мне очей своих синь,
Расстели свою грудь на рояле,
По плечам моим ноги раскинь,
Утони в шерстяном одеяле.

Я к губам твоим властным прильну,
Твои руки бессильно повиснут,
Посмотри чрез окно на луну,
Вы как сёстры - бледны, точно висмут.

Точно дымчатый,  мягкий свинец,
Вы доступны, как роза в стакане,
Повернись, посмотри,  наконец,
Растворись в  моих глаз океане.

Пусть задёрнет нам штору туман,
Освещает нас «Маген» Давида,
Подарю тебе ласки обман,
Ты поверь мне, хотя бы для вида.

Тщетно бьётся  о  штору рассвет,
В платье Евы ты на Биенале.
Ждут тебя звездопады комет,
Ощущенье восторга в финале…



Я памятник себе воздвиг своим упрямством,
На пьедестале я стоял,  как истукан.
И мой Кумир, с  таким завидным постоянством,
В мою ладонь,  с вином,  приделывал стакан.
Я ожидал, что это Веста из Токая,
Мне подаёт любви напиток, пряча взгляд,
И пригубил, но оказалось, дрянь такая,
Мои уста испили кобры дикой яд.
Вмиг онемели мои руки, ноги – члены
Мне отказали, всё обмякло естество.
Белки потухли, почернели вены,
Прощай, моё земное божество.

Живи и помни то, что  я тебя любил,
За четверть века ничего не позабыл




Не хватает тебя, не хватает,
Голова половодьем кружится.
Под ногами земля воском тает
И могильной плитою ложится.

Не хватает тебя, не хватает,
Дождь осенний впивается в камень.
Чёрной тучей вороньей летает,
Над жильём моим памяти пламень.

Не хватает тебя, не хватает,
Кандалами до пят я опутан.
Годы мчатся курлычащей стаей,
След их дымкой седою окутан.

Не хватает тебя, не хватает,
Стыдно вспомнить про тачку "крутую".
Молодой в иномарке катает,
Молодую, но тоже - СВЯТУЮ.



В День собирания звёзд,
В Двадцать четыре часа,
В полночь гляжу в небеса,
Полон таинственных грёз.

В День собирания звёзд,
На перекрестье миров,
Пламя потухших костров
Светит сквозь капельки слёз.

В День собирания звёзд
Люди ликуют, поют,
Звёздные россыпи пьют,
И улетают из гнёзд.

Я, лишь один, как Тантал,
Камень свой в гору тащу,
Снег прошлогодний ищу,
Тот, что с вершины катал.

Только растаял тот снег,
Здесь не Сибирь, не Нарым,
Ласковый, солнечный Крым
Ждёт её пьяных утех.

Вот и закончился вдруг
Августа праздничный день,
Тихо запрятавшись в тень,
Он отзвенел и потух.

Новая Дата грядёт,
Будут бокалы звенеть,
Сердце в тоске леденеть
Будет, пока не умрёт…



Я не знал, что любовь еврейки,
Это яд, как Аир-трава.
Поглядит и за четверть  копейки
Пропадает твоя голова.

Как удав вас притянет взглядом,
Словно львица она сильна.
Подойдёт и присядет рядом,
Пододвинет бокал вина.

И как глупый, смешной телёнок,
Прикипаешь  ты к бездне глаз,
Будто знал ты её с пелёнок,
Будто перед тобой - алмаз.

А когда наваждение схлынет,
Ты почувствуешь,  в чахлой  груди -
Лишь песок на сто миль в пустыне,
Да манящий мираж впереди.


Ты выпита другими не до дна,
На дне бокала кое-что осталось.
Что мелочиться, там такая малость… -
Всего  две капли терпкого вина.

В вине давно я истину познал,
Упившись из пузатого бочонка,
И оттого курчавая девчонка,
Мерещится в окне мне допоздна.
------------------------------------------------------

Я в мыслях твои плечи обнимаю,
Я голову склоняю на колени.
Покорно я упрёки принимаю,
Кладу к ногам твоим кусты сирени.

Запястье покрываю поцелуем,
Слезами твои  щёки омываю.
Ответ ни для кого  не предсказуем…
Но я прощён, я вновь тебя ласкаю!!!

Ласкаю твои круглые коленки,
Ласкаю твои трепетные плечи,
Читаю свои  новые «нетленки»,
А у камина догорают свечи.

А у камина всё заплыло воском,
И значит наше время на исходе.
И значит отдалённым отголоском,
Услышу о тебе как о погоде.



Нинка, Нинка, недотрога - Нинка.
Как же ты меня боготворила!
Выступала плавно, как лизгинка,
За любовь слова мне говорила…

Нинка, Нинка,  странная картинка
Облаками выткана на небе.
Видела, как каждая росинка
Улыбалась на зернистом хлебе?

Видела, как бешенством светились
Над тобой мои глаза шальные?
Вспомни, как блаженством перепились,
Как кружились головы хмельные.

Нинка, Нинка, королева – Нинка,
Что же ты, родная, натворила?
Не касалась плеч твоих пылинка,
Ты сама себя похоронила.

Нинка, Нинка, раскладушка – Нинка,
Расскажи, ну как же так случилось,
Что была ты - натуральная блондинка,
Да шатенка тихо просочилась?




Ты прости, мой единственный друг,
За мою ненасытную страсть.
Столько чудных созданий вокруг,
Как же тут хоть одну не украсть?

И тебя я когда-то украл,
И тебя я увёз за бархан.
Не поёт за барханом хорал,
Cantus firmus не слушает хан.

Там,  в песках, не звенит стакан,
Там угрюмо стоит, молчит,
Исполин или  Истукан,
Только в бубен, как в дверь стучит.

Позабыт огневой кан-кан,
А  в глазах лишь кострища дым.
Ты попала в гарем, в капкан,
В плен, к наложницам молодым.

Безразличен им Самарканд,
Опостылел халатов шёлк.
В бубен бьёт, словно в дверь шаман,
Подвывает в пустыне волк.

Не кручинься, возьми кумган,
Ороси красоту, омой,
Не косись на крутой курган,
Ты не в гости пришла, - домой.

Расстели уже достархан,
Положи на него халву,
Словно пращур мой, Чингисхан
На колени склоню главу.

Будешь ты вспоминать траву,
Проводя по ковру рукой,
Не грусти, надкуси айву,
Принеси в мой шатёр покой.

Я усыплю камнями пол,
Искупаю тебя в цветах,
Я наполню рыжьём подол,
Только,  боже мой, ох и ах…

Мои ноги - уж не мои,
Мои руки висят как плеть.
Пусть поют тебе соловьи,
Мне уже никогда не петь…



Мне б воды родниковой напиться,
Полежать на траве, а потом,
В молодую казачку влюбиться,
На руках принести её в дом.

Из акации выстроить терем,
Возле речки в вишнёвом саду,
Посвятить себя тайным вечерям,
Полуночным купаньям в пруду.

Заполошные  слушать  бы крики
Стай вороньих; грачей переклик;
Да  часами в криничные блики
Мне глядеть бы, и видеть в них Лик.

Только выбрал  я нечто  другое,
Чужеземную выбрал жену,
В отчий дом я с тех пор ни ногою,
В край родной только раз заглянул.



Я помню пряников кулёк,
Их мне принёс сестры избранник.
А чтоб никто не уволок,
Я их пометил – каждый пряник.
Писал сиропом букву «Я»,
Украдкой прятал под подушкой.
Сестра любимая моя  -
Была весь день моей подружкой.
Прощала шалости мои,
И не грозила мокрой тряпкой,
Я выбит был из колеи,
Грозил всем сломанной культяпкой.
Я был богат весь день, как дож,
Запомнил, что есть – пряник к чаю.
В окне частит осенний дождь,
Но я дождя не замечаю…



Моё счастье врагам не найти, не поймать,
Припадают к ногам: -Поделись, твою мать!
Что ты пьёшь его сам, тихаришься от нас,
Отдадим тебя псам, нам закон – не указ.
Истолчём тебя в пыль, разотрём в порошок,
И посадим ковыль, он растёт хорошо,
На останках людских и на счастье чужом,
Будут корни тоски тебя резать ножом.
Станут в марте ручьи тебя в пруд вымывать,
И не станут  ничьи губы в лоб целовать.
И не сможет отпеть тебя поп поутру,
Дай нам, ёшь твою меть, поиграть на ветру,
Под дождём поиграть, поиграть при луне…-
- Перестаньте орать, надоели вы мне.
Я бы всё вам отдал, на фига оно мне?
Только хитрый Дедал полоснул по спине.
Крылья счастья отнял и унёс в небеса,
Среди белого дня ввысь подняв телеса.
И дивился народ, а невеста моя
Через озеро вброд, расплескавши коньяк,
За Дедалом ушла и пропала с тех пор,
Видно счастье нашла, мне оставив топор,
Мыла детского брус и верёвки аршин,
И хмельного на вкус кобры яда кувшин…
…………………………………………………………
И бежали враги через поле в леса,
Помогают мозги совершать чудеса…



Женщина в хмельном угаре, где же Вы?
Как я ненавидел тот бокал,
Что держали Вы  в руке  изнеженной
И назло Вам самогон лакал.
Женщина хмельная в дым, ну где же Вы?
Я готов Вам как Христос простить
Пьяный взгляд, цвет щёк пурпурно-бежевый,
И грехи все разом отпустить.
Женщина Святая и порочная,
Почему такая Вы одна?
Нас связала нить, как клятва, прочная,
Только груз не вынесла она.
Груз обид и нарочитой пошлости,
Глупых недомолвок и нужды,
И моей станичной заполошности,
Вам мои чудачества чужды.
Я хочу увидеть Ваши профили.
Чтобы сделать фокус - к небу фас.
Зря мы Вас тогда с дружками пропили,
В очередь кружили с Вами вальс



Ещё вчера, я жил как сонный крот,
И вот решил блеснуть строфою в чайной.
И слушали меня, открывши рот,
А кто-то преподнёс портрет случайный.

-Seigneur, ви мне autographe, je vous prie,
И тянет, сцука, лайковую лапу.
-О! S'il vous plait…- И вспомнил я Париж,
И в том Париже – иудейку Капу.

На ней было шикарное манто
И пышная вуаль, а Lamborghini
Мне представлялось лучшим из авто,
Какое попадалось мне по жизни.

Я уж хотел к ней руку протянуть,
Подрезать ридикюль и ключик вынуть.
Но, надо же мне было взять, взглянуть
В её портрет и тут же глупо сгинуть.

Её рука, откинувши вуаль,
Мне протянула сольдо почему-то.
Не нумизмат я, право же, а жаль,
И я себе казался лилипутом.

А в этот миг слуга её принёс,
Поставил на сиденье не картину-
Её портрет, как говорят – с колёс
И я попал! В портрет, как в паутину…

Не помню, как уехало авто,
Но знаю, упорхнула моя Капа,
Я думал, как философ, а потом
Я понял, жжёт мозолистая лапа.

Разжав ладонь, бармену предложил
Монету итальянскую за водку,
И пил всю ночь. Всю ночь, чтоб я так жил!
И вспоминал красавицу-молодку.

И вот теперь какой-то жирный жлоб
Мне протянул в руке портрет царицы.
А я не думал, я заехал в лоб,
Увидев на холсте автограф Львицы.

Конечно, посадили, ну а как!
Я русский, хоть с еврейскими корнями.
И ненавижу конченых макак,
Но что же теперь будет, крошка, с нами?..



Пять лет друг друга мы искали,
Нашли как будто… лишь на миг,
Ах,  мой агент, напарник Скалли,
Я, наконец, тебя настиг.

Как неожиданно возникло
Передо мной твоё лицо,
Но равнодушно так поникло,
Мне в грудь ударило свинцом.

О, как за этот миг чудесный
Я случай долго воспевал,
Он ведь шалун вполне известный,
Не раз вуаль с лица срывал.

Меня опять арестовали,
Я снова стену растворил.
Ах, мой агент, напарник Скалли,
Я никогда не говорил -

Какая боль, какая мука,
Терзает грудь мою всю жизнь.
Как тяжела с тобой разлука,
Я упаду, но ты держись.

Не вспоминай меня, не надо,
Свою работу выполняй.
Кнутом,  разнузданное стадо,
Ты к водопою подгоняй.

Твои самцы давно устали,
Ты их кнутом приободри.
Живи в любви, напарник Скалли,
И пусть токуют глухари…



Ах, Август, зрелости пора!
Щемящий хруст арбузной корки,
Сестрёнки зов и отговорки
Сидящих братьев у костра.

Ах, Август, лета Господин,
На колокольнях перезвоны,
Пылают золотом иконы
И я опять стою один…

Я наблюдаю, как костёр
В неспешной грусти догорает,
То в ночь уйдёт, то вновь играет
Он на язык ещё остёр…

Владыка Август, ты пойми,
Тебя я помнить свято буду,
И никогда не позабуду
Хоть нахожусь я за дверьми…

Волшебник Август, ты прости,
Я ускакал в декабрьский холод,
Годами – стар, душою – молод,
Но ты возьми и отпусти…

Забудь, как ветхое пальто,
Как надоевшую хламину,
Не говори слов злых мне в спину,
Не лей ты воду в решето.

И хоть к столбу я пригвождён,
Позволь налить мне рюмку водки,
И закричать всей мощью глотки:
-За тех, кто в Августе рождён!!!



Матис и старик Мане.
Забытых мелодий звуки.
И твой силуэт в окне,
Воздетые к Богу руки.
Меня ли ты вновь клянёшь?
Его ли благословляешь?
То к полу как кошка льнёшь,
То стан свой ты выпрямляешь.
То львицей на час замрёшь,
Прижавшись соском к саване,
То резко рукой берёшь
Горсть пены и ты уж в ванне.
А брызги летят в окно,
Как дождь в надувную лодку.
Так кто же твоё «ОНО»?
В чью честь наливаешь водку?



У меня... Телефона-то нет.
У меня в холодильнике симки.
У тебя…  у тебя на полу чей-то след
И стоят на шкафу чьи-то снимки.

У меня… В собеседниках – поп.
У меня грудь в тоске, счастье мимо.
У тебя... у тебя в голове скучный жлоб,
Да надежды на встречу с любимым.

У меня... В голове  как в аду.
У меня в сердце злое кострище.
У тебя… у тебя в полусонном бреду,
Кто-то в сердце безжалостно рыщет.

У меня… Целый день та-ра-рам.
У меня за углом колокольня.
У тебя…  у тебя приоткрыт личный Храм
И открыта в сердца чьи-то штольня.

У меня…  Ничего больше нет.
У меня пролетарские цепи.
У тебя… у тебя мой любовный сонет,
Твою штольню сердечную крепит.

У меня, ни кола, ни двора...
У меня только одра прохлада.
У тебя... у тебя что  любовь, что игра,
А другого тебе и не надо.



Царица гордая, раскосая как лань,
Смотрела сверху на самцов слюнявых стаю,
Но протянул казак залётный свою длань
И вбил ей в сердце острый нож, как в берег сваю.

Вы всё молили ненасытного: - Не пей!
Вы ненавидели слов лживых и лукавых.
Вы так любили сына ветреных степей,
Теперь Вы любите кого-то из картавых.

И Ваши новые, картавые дружки
Казака вольного дождались у дубравы,
И под хихиканье и мерзкие смешки
Взялись за нехристей всегдашние забавы.

Горилы рослые, дерзки не по летам,
Вы впятером против меня, конечно, бравы,
И били палками по рёбрам и пятам
- Здесь вам не там…



Скажи мне ангел, что я тут забыл,
Зачем страницы интернета я листаю?
Ужель дождаться я признания мечтаю?
Исчезла женщина, которую любил.

Скажи, рогатый, с бантом на хвосте,
Какие чары ты вручил ей за услугу?
Который год она ведёт меня по кругу,
И прячет лик свой искажённый в темноте.

Скажи мне, птица, ждущая в ночи
Свою добычу, зорко всматриваясь в темень,
Зачем разверзла её грудь ты, вставив кремень,
Свечу задула, в мрак забросила ключи.

Скажи мне хищник, рыщущий в степи,
Ты на кольцо дорог придёшь ли поздно ночью?
Я появлюсь и проявлю природу волчью,
Ты, мне, попробуй, путь в Аид не уступи…



Куда пишу… кому пишу… зачем…
В высоком слоге низменное пряча.
Твоя рука на саженном плече
Уж не лежит;  насытилась удача.

И отвернулась, кто же виноват?
Да я, один – разлучницей пленённый.
Кричали мне сотрудницы: - Виват!
Чему-то удивлялись отстранённо.

И что теперь? Шепнуть: « Тебя одну
Всегда любил.»  Кому-то это нужно?
Кричу: « Постыла!» и иду ко дну,
И вглядываюсь в Зодиак натужно.

Я вижу там зелёные глаза,
С осколками трепещущего неба.
Прощай навек, Святая Бирюза
И чёрная, как сажа Альгиеба.

Других здесь нет, на небе только ты,
Одна лишь грудь, с округлостью футбола,
Таящая заветные мечты.
Да эксклюзив смешного Денебола…

Но ближе всех - твой пламенный Регул,
Такого Сердца нет в Подлунном мире.
Оно, как пламя свечки на снегу,
Как музыка сердечная в Эфире.

Ну, вот и дно, достиг, чего желал,
Померкло всё, пропала моя Львица.
Пускай займёт достойный пьедестал,
Чтоб Мир увидел – истинна Царица.



Ночь тянулась, как тянется читка
Приговора, но ближе к утру
Улетела, насытившись, пытка,
Прихватила с собою хандру.

В двери стук, удивленье на:- Кто там?
И знакомый в окне силуэт.
Всё. Конец ежедневным заботам,
Загуляет с друзьями поэт.

Молодые, весёлые лица!
Бесконечно задорный кураж.
А в  стаканах святая водица
Заискрилась как летний мираж.

Целовали припухшие губы
Опьяневшего дурня, меня.
Эх, красавица, мы, однолюбы,
Отпылали, и нет уж огня.

Но… как странно почувствовать сладость
Женских губ, что моложе на век.
Будто сон пролонгирован в радость,
Будто молод всю жизнь человек…



Не надо хвалить меня, слышишь, не надо,
Я – дым в воронёном стволе,
А ты, словно спелая гроздь винограда,
Как кубок вина Бужоле.

Не надо хвалить меня, право, не надо,
Одна мне отрада – вино.
Я думал, моя ты до смерти награда,
А вышло страданье одно.

Не надо хвалить меня, просто не надо,
Я лох, всю семью растерял.
Мне хватит Беретты лихого заряда,
А я тебе так доверял…



Я Вас люблю, так что же Вы хотите?
Мне чувства больше нечем подтвердить,
Моя любовь меж строк,  в кривом петите,
Нам с Вами, что ль, на оперу ходить…

И пусть нас ждёт задрипаная шконка,
А не диван, не мягкая кровать,
Но я люблю, капризная девчонка,
И не боюсь судьбы, кого позвать!

Я подарю Вам взгляд, каких на Юге
Вам не дарили вачские бичи,
Найду Вам имя в Зодиака Круге,
И россыпь звёзд, светящихся в ночи.

Вы мне скажите, юная красотка,
Что я бы смог ещё Вам подарить?
Во рту цинга, а на руках чесотка,
За долгий срок чего уж говорить.

Вас Кум кадрит и предлагает мазу,
И сам Хозяин плавает в слюне.
Я эту ожиревшую заразу,
Не раз видал в задраенном окне.

Я не привык торчать на водевильках,
Но тут смотрю на ножки – хоть кричи,
Вам краги в масть, как моднице на шпильках,
Сапожки из сафьяна и парчи.

И как манто изделие на вате,
Но зябко Вашим трепетным плечам.
Мы с Вами не лежим в одной кровати,
Не спим мы с Вами вместе по ночам.

А так хотелось к полночи забыться,
Заснуть и не проснуться до утра.
Но я продрог, шекспировский тупица,
Не спал всю ночь, а уж вставать пора…



Преклонный возраст не даёт мне спать,
Я вспоминаю, как с тобой вдвоём
Летел я в Киев, чтоб министром стать,
С тех пор, в Кабмине,  каждый день – Приём.

Природный свой я загубил талант,
Ведь  я – артист,  но верный зритель мой,
Ушёл из зала и унёс свой грант,
Теперь хоть смейся, хоть сиреной вой.

Не петь мне опер, не играть в кино,
 Мне мармезонский не плясать балет,
Пью на поминках каждый день вино,
Забросил всё, купил в Перу билет.

Я улечу, я загляну за край,
Взгляну на Небо, на Планет Парад,
Мне говорили, что в Перу не рай,
Но мне соврали – это сущий Ад!

Вы мне скажите, мне, зачем Перу?
А вдруг война, свист томагавка, плен.
В такую стоило ль лететь дыру,
Чтобы увидеть снова смерть и тлен…

                ***

Тебя не видел я много лет,
Забыл твой голос я, и цвет волос.
На край Земли взял, в Перу, билет,
Чтобы не видеть, как падёт Колос.


Я вышел к ночи гулять под дождь,
На плечи капал мне холодный душ,
Навстречу вёл тебя инков вождь,
Играл оркестр королевский Туш.

Здесь пирамиды, как Эверест,
И не стихает о них молва,
Над пирамидами - Южный Крест
Его видать на заре едва.

На сотни миль, нет нигде окрест
Тебя красивей, а красота - права,
Я покажу тебе Южный крест,
Я подарю тебе Созвездие Льва.

Котёнком ласковым со мною будь,
Ты не кричи, сбежится пол села.
Своё, прошедшее позабудь,
Мои прошедшие забудь дела.


             ***

Я так мечтал тебя увидеть вновь,
От вожделенья по ночам дрожал.
Кипела в жилах и темнела кровь,
Но лишь во сне у твоих ног лежал.

А наяву я слышал: - Выйди вон,
Я ненавижу, я забыла всё.
А за углом тот Колокольный звон,
Что в наши души мир и лад несёт.

Но ты не слышишь звон колоколов,
Но ты не чувствуешь моей любви.
Я не рыбак и весь-то мой улов-
Всего лишь стерлядь в плошке,
                Се-Ля-Ви!!!



Открылась дверь и Вы вошли, танцуя,
В руках бокалы   с ромом - до краёв.
За Вами шли четыре драпцацуя,
Не видел свет  быкастей холуёв.

Они меня обидными словами
Назвали и напомнили, как я
Вот так же, на коленях, перед  Вами
Стоял,  не понимая ничего.

Не понимал, зачем  Вы так упрямо
Пытаетесь сегодня помыкать
Командой под названием «Динамо»,
Зачем Вам из тарелки их лакать.

Ведь я могу немножко заработать
Баблосов. Может три, а может два.
Вам мало? Научусь по фене ботать,
Попробую побольше своровать.

И хоть не буду я, понятно, вора,
За то я и не рыжий апельсин.
Но мне уже четыре прокурора
За почерк предлагали Висконсин.

А в Висконсине бабы как на сцене,
Столица в Висконсине – Мадисон.
Хотят они склонить меня к измене,
Но мне байда такая – не фасон.

Я от тебя куда, скажи, родная?
Я без тебя – никто, сама пойми.
Кабы ж тогда я знал, что ты – цветная,
Урыл бы, громко хлопнувши дверьми.

Так я о чём? Я ром, конечно выпил.
Ещё б не выпить, Ваш мон шер а ми,
Мне простонал на ухо стоном выпи
Волшебное своё: - А ну,  прими… -

И я принял, куды ж было деваться?
До капли выпил зелье от гюрзы.
Ушли вы. Оставалось мне смеяться,
В глаза твои из блеклой бирюзы.

А чё мне в самом деле не смеяться,
Я ждал тебя и долгие года
Учил себя на всём тренироваться,
Теперь мне яд твой точно как вода.

Идите же, синьора, уходите.
Я Вас не знаю, никогда не знал.
За хитрость Вы мою меня простите,
Мне ваша прыть отнюдь не новизна…



Ночь. За окном, бля, мгла.
Ночь. Где ты, мля, была?
Дочь ты моих седин.
Прочь. Я давно один.

Ложь, твой сожгла язык.
Что ж, у твоей слезы-
Вкус, точно у мокрот,
Скунс, ну закрой же рот.

Плачь, всё равно мне, плачь.
Я не принц, я твой, бля, палач.
Я всю ночь свой топор точил,
Ждал тебя, но к утру почил…