Лебедино - ябединая Февральское нытьё

Наевшись слов, бумажных обещаний,
Познал комедию и истеричный кал,
Но есть предел. Меня уже не тянет.
На этот тлеющий, нервический накал.



Мне жмут воспоминания слюной,
Передвигаемой  в клетках по фигуре
В морской воде, упавшею звездой
Сияли стрелы в девственном пурпуре.
 

Алмазу пожелал придать огранку -
Сломалось жаждой лезвие ножа.
Охотясь жадно (будучи приманкой),
И догонял я (бросившись бежать).

Кто виноват, что делать – так ли важно?
Палят, блестя  ударные в словах,
Но я по-прежнему, когда мне очень страшно,
Рисую лик ее в убитых именах.

Взамен алмазу тусклый хохот бликов
Чернеющей, затертой мишуры
Ценой дешевых, выдавленных криков,
Ценой услужливой, неряшливой игры.
 

Мне колются деревья, быт, квартира,
Муштра и долг и смерть по вечерам
И быстрый сон в объятиях шарниров,
Ножной, ручной, неспаянный вигвам.

Соленых жалоб спеет суета,
И те «цветы», рожденные в тумане…
Но есть предел. И есть предел у «да»,
Что сыплется на части в урагане.

Бесовской сволочи валящийся пыл
В извечном поиске местечка потеплее,
Не мой размер. Не мой покорный тыл
Не мой подход к шлифованной идее.

Сизиф иль Тантал, дело или слово,
Пусть расстояние шепчет за углом.
Я видел все. И мне это не ново
И этот день не выдавится ртом.

Эхообразным цокотом копыт
Прощает отрешение просторы,
Но кто прощен? А я ведь только сыт
Наполнен пустотою на повторе.
 

Среди изрытых, брошенных земель,
Ты спотыкаясь ищешь своё место,
И до сих пор  карябаешь тоннель,
Изогнутой дугою. Без объезда.
 

Латаю свои  трещины не я -
Ничто, никто, и не было, не будет,
Среди таких же, в поисках себя
В позёрском вальсе нежеланных судеб.
 

Не надо войн пропитанных землёю
Пусть реют надо мною облака.
И мне б уснуть в объятиях с мечтою,
Держа в руке стаканчик молока.