Кипун

Башкирская легенда


По Нуримановским лесам
Блуждает девушка Лейсан -
Клянусь, я видел её сам.

По деревне я шёл заброшенной,
Сравнимой со старой горой –
В высокой траве некошеной
Плескался пчелиный рой.

Как горы, дома источены
Дождями и ветром в зной -
Похожие на обочины,
Покрытые густо хной.

Забвенье, покой – нет голоса
Поющих, как степь, башкир.
Нет черного в ветре волоса,
В который влюблён батыр.

Здесь света начало клочьями
И тьмы бархатистый край –
Я сам наблюдал воочию,
Как хрипло поёт курай.


По Нуримановским лесам
Блуждает девушка Лейсан –
Клянусь, я видел её сам.

Остановился я за деревней
Такой же, как горы, древней.

На звук обернулся кукушки -
Стоит человек на опушке.

Не может быть здесь, где так дико,
Настолько прекрасного лика!

Прекрасней зари на востоке!
Прекраснее речки в истоке!
Прекраснее неба внутри!
Прекрасней истока зари!

И было так больно глядеть!
И взгляд я не знал, куда деть.

Цветочное платье до пят -
Как дети, цветы, когда спят.
Нагрудник приковывал взор –
На нем ветер сделал узор!
От горя, несчастья и зол –
В блестящих монетах камзол.
На шапке, как облако, мех.
Какая красавица – Эх!!!

Столетья, эпохи, века
Смотрел бы я издалека,
Как девушка эта Лейсан
Блуждает одна по лесам.
Не смел бы я к ней подойти –
И сам был бы вечно в пути.

«Я давно уже ослепла –
Пред глазами горы пепла.
Я давно уже слепа -
Не пойму, где путь, тропа.
Мне остались света всплески,
Очертания не резки.
Только памяти осколки –
Я гляжу на них сквозь щелки.
Вспоминаю всё, что было,
Что во тьму веков уплыло.

Я не вижу, кто ты есть,
Но уверена – ты здесь.
Ты скажи, куда идешь?
Может быть, с собой возьмешь?
И тогда плыть по лесам
Перестану я - Лейсан». -
Так сказала она мне -
Был я скован, как во сне.

Я ответил ей: «Я здесь.
Пред тобой, как камень весь».

Запела, как птица, Лейсан,
И голос её полетел по лесам:

«Самая счастливая –
Собираю сливы я!
Самая прекрасная –
Земляника красная!
Собираю дикую
На холмах клубнику я.
Собирают грешники
Скорлупу в орешнике.

Мужик сер и хлип
Рубит баню из лип.
Охотник на зайца смел –
Увидев медведя - бел.

О, моя Башкирия!
Не встречала в мире я
Ничего чудеснее –
Посвящу ей песню я.

Башкирия, Башкирия –
Не знаю краше в мире я!

Столетние липы похожи
На старые те корабли,
Которые лезли из кожи,
Пытаясь доплыть до земли.
Цветы – это порванный парус.
Весь мир – продолженье руки.
И ветви, как палуба, ярус,
Где пчелы жужжат – моряки.

Плывут по Башкирии тысячи
Цветущих таких кораблей,
Их образ - в камнях ветром высечен,
И в плавном рисунке полей.

Не знаю я, сколько столетий
На этом невиданном свете
Брожу по башкирским лесам,
Слепая, как дождик, Лейсан.

Но вот, наконец, в этот мир
Пришёл мой любимый, батыр!

Теперь мои мучения
Закончатся в течение
Дня одного и ночи –
Прозреют мои очи.

Ты нежно возьмёшь мою руку,
Мы вместе уйдём в леса,
И там, в глубине, мою муку
Навек исцелят чудеса.

Ты знаешь дорогу к счастью –
Оно на краю темноты.
Оно проплывает над пастью
Змеи. Победил её ты!
Знаешь в небо ты дорогу,
Словно это путь домой –
И туда мы понемногу
Вместе уплывем с тобой».


Отшумел её голос влажный,
Словно дождик закончился вдруг,
И настал для меня момент важный,
А вернее сказать, для рук.

Руки сами живут, как птицы –
В те минуты, когда мы спим.
Почему им, как нам, не спится?
Почему спать не хочется им?

Просто сон – это смерть для них, точно,
А для нас далеко не всегда.
Лишь когда умираем заочно,
Говоря невзначай смерти «Да».

Ну, а руки летают по свету,
Силясь что-то такое понять,
Что направит их крылья к ответу,
И поможет кого-то обнять.


Приближаться к блестящим монетам –
Страшно! Полчище, воинство, рать!
Холод, дрожь, чернота жарким летом.
Ни малейшего шанса соврать.

Я сказал, словно чудом вернулся
Из родных, но ужасных земель:

«Я сегодня от смерти очнулся.
Вспомнить кто я – теперь моя цель.

Ты не видишь меня. Я не помню
Ничего из того, что вокруг –
Только страшную каменоломню,
И ещё частокол пыльных рук. 

Воду помню, но где-то в светиле,
Далеко, глубоко – лишь в ядре.
Воду боги туда поместили,
В дом к себе понесли, как в ведре.

У воды почему-то с песками
Сходство было – наверно, всегда.
И текли они вместе веками:
Время, солнце, песок и вода.

Может быть, я батыр или просто
Тот, кто хочет им быть или стать,
У кого нет батырского роста,
У кого не батырская стать.

Только помню холодный источник –
Он бурлил и кипел, как в котле.
У него словно был позвоночник,
Он болтался как будто в петле.

Я держал свои руки под кожей
У обманчивой этой воды,
Совершенно правдиво похожей
В жар - на тучи, а в холод – на льды.

Где-то там, в глубине, под кипеньем
Пробивался из мрака цветок.
С непонятным до дрожи терпеньем
Ледяной разрывал кипяток.

Помню, видел я в чёрном просвете,
Словно в беге застывший табун –
Мне источник привиделся в цвете
Под названьем забытым Кипун.

Он вытягивал память из тела,
Память он забирал из ума.
И при этом вода его пела
Лишь о том, что забыла сама.

Я просил, умолял эту воду
Меня памяти темной лишить,
Чтобы выйти из тьмы на свободу,
Где забыть темноту – значит жить.

И она на мольбы откликалась –
Мыла темную память мою,
Оставляя мне самую малость –
Для просвета во тьме колею.

Как же долго ходил я по свету!
Шёл всегда в колее лишь на свет –
И тянулся лишь к белому цвету,
Может быть, я искал, чего нет.

Не нашёл ничего, кроме света,
А с другой стороны – темноты.
И дождался! Дождался ответа,
Встречи – это, конечно же, ты.

И теперь мы пойдем к свету вместе,
Где в воде сотни плещутся лун.
Ждёт нас в этом таинственном месте
Ледяной и бурлящий Кипун.

Мы под кожу воды сунем руки,
Как ещё не рожденных детей.
Мы услышим там скрипы и стуки
Открывающих память дверей.

Мы поймём не умом, а глазами:
Помнить, видеть – значит одно.
Под бездонными мы небесами
Обживём всё небесное дно!

И тогда в танце снежных крупинок –
На мгновение взгляд под вуаль.
Ворох жизни - сплетенье тропинок -
Нам откроет незримая даль.

Мы до крайних пределов прозреем,
Вспомним то, чего помнить нельзя.
Мы друг друга в объятьях согреем,
Взглядом памяти злое разя.

И уйдем мы туда, где нет боли –
За незримого образа край.
И пребудем там долго – до коле
Будет петь нам башкирский курай».


Я умолк, и молчанье Лейсан
Прокатилось волной по лесам.
Я готов был принять даже смерть,
Словно влагу - иссохшая твердь.

Я не смел ей в лицо посмотреть –
Я готов был пред ней умереть.
В ореоле незримых огней
Я готов был сгореть перед ней!

Неподвижно стояла она,
Как застывшая в небе луна,
Словно воздух стеклянный в мороз,
Словно шелест из книг сухих роз.

Так в просветах листвы далеко
Что-то чудится страшно легко.
Так в темнице осенних ветвей
До весны не поёт соловей.


Но она посмотрела оттуда печально –
Где всё видеть глазами слепыми реально.
Может быть, это я на секунду ослеп,
А она всё забыла – и то, чего нет?

И оттуда – из этого странного взора,
Словно из замороженных окон узора,
Появились слова, испещренные плачем,
Каждый выдох которых для вечности значим:

«Посмотри мне в глаза – я почувствую это,
Как предчувствуют зимы – приближение лета.
Я поверю тебе даже если впотьмах
Никогда первородный не кончится страх.
Я поверю тебе, даже если в огне
Окажусь, как прощальные лица в окне.
Я поверю тебе даже в смерти своей.
Смерть всё врёт – не поверю я ей.

Мы пойдем, разрывая пространство собой,
Словно два топора, вступившие в бой.
Что-то главное в жизни своей совершать
Мы пойдём – нам не сможет никто помешать».


Так пошли мы – сначала как будто бы врозь
Я пропитан слезами дождей был насквозь.
Превратилась Лейсан во всевидящий слух -
Ну, а мир, как всегда, оставался к нам глух.

Приближался со всех четырех он сторон
К нам, как будто мы пища для него и ворон.
Он сгущался, как тьма, подползал, как змея.
Говорил нам слова - понимал его я.


СЛОВА ЗМЕИ

У праха
Нет страха.
Обратиться во прах –
Не такой уж и крах.
В тленную материю
Только лишь и верю я.
Материю в плен
Забирает тлен.
Но она, хоть и тленна,
Всё равно неизменна.
За прахом есть дух –
Он легче, чем пух.
За духом есть Сон:
Бог – это Он.

Послушай слова змеи –
Они не совсем мои.
Они, скорее всего,
Слова абсолютно ВСЕГО.

ВСЁ – это ОН.
Бог – Он же Сон.
Он говорит, что вам надо
Жить по законам стада.
Жить по законам травы –
Множество я – это вы.
Жить по законам небес:
Жив – значит, тело и вес.
Всё – это значит ничто.
ОН – это всё, значит то,
Что всегда будет НИЧЕМ.
Если НИЧТО ОН – Зачем?

Да, я всего лишь змея,
Но всё, что есть – это я.

Помнить и видеть – одно.
Я – и поверхность, и дно.

Тот, кто не видит – ослеп.
Я для невидящих – склеп.

Тот, кто не помнит – забыл.
Я для беспамятных – тыл.

Вы между мною и мной.
Я и Потоп вам и Ной.

И потому-то я вам
Помнить и видеть не дам.

Если увидишь – уснёшь,
Если запомнишь – умрёшь.

Гроб и могилу готовь -
В дом твой явилась любовь.

Можно грешить и любя,
Можно любить не себя.

Я – не исчадие зла.
Я, а не Бог, вас спасла.

Думать, что зло это грех -
Глупость большая и смех.

Верить, что грех это зло -
Просто не повезло.

Грех позволяет вам жить -
Жизнь обязует грешить.

Вы погрузитесь в меня!
Как в небо - пламя огня.

Тихо, без всякой любви,
Ясно, как Спас на крови.

Просто любовь это миф,
Хоть и правдиво красив.

Ясно, понятно, как день:
Ваша любовь - дребедень.

Ваша любовь - это блеф,
Так же, как ласковый лев.

Я могу много сказать -
Это как шить и вязать.

Я могу век говорить -
И не закончится нить.

Вам напоследок скажу:
Все в этом мире вяжу.
Жизни бескрайнюю ткань
Вечно вязать - моя дань.
В ткань бесконечную ту
Вас я, как пить дать, вплету!


Я не знал, что ответить. Не хотел ее злить -
Ведь она состоит, как межзвездная пустошь, из тьмы.
Ночь пришла, и как будто бы дождь начал лить.
Словно два пожелтевших листка по реке плыли мы.

И над всем этим наше царило касание рук,
Словно выдох последний и все начинающий вдох.
Разносился повсюду, и звучал, как набат, сердца стук.
Звонарю хорошо! Он давно на своей колокольне оглох.

Быть так близко к Лейсан - было чудо само по себе!
В положении этом ничего не хотелось менять,
Но для счастья, увы, не случается пауз в судьбе,
Бесполезно на это, как на зеркало солнца, пенять.

Мы приблизились к месту. Ощущался, как ветер, Кипун.
Он как будто бы ждал нас и кипел с каждым шагом сильней.
В иероглифах веток и в деревьях сокрытом значении рун
О Лейсан говорилось и везде размышлялось о ней.

Ледяная вода Кипуна подхватила тепло наших рук,
Словно мучима жаждой, сгорая без капли тепла,
Опасаясь за то, что его мы обратно потребуем вдруг,
Бросив нас, в недоступную нам глубину утекла.

Ничего не осталось от Кипуна, лишь глубокая яма в земле.
Ночь вокруг, и прозрение, всплывшее из глубины.
И я вспомнил, кто я - Сумрак вечный, плывущий на корабле,
Догоняющий день, убегающий от наступающей тьмы.

Сумрак я! Сумрак лишь, для которого день остаётся мечтой.
А Лейсан? Дождь слепой посреди недоступного дня!
С бриллиантами капель на солнце, с копной золотой
Волос, ниспадающих с неба почти что до самого дна.

И прозрение нас разбросало по миру на тысячи лет,
Я застрял между ночью кромешной и солнечным днём,
От Лейсан мне остался лишь взгляда бездонного след,
И ещё - невозможность запомнить его, чтобы думать о нем.

А Лейсан, словно в платье из радуг, дождей и лучей,
Исходящих от солнца и огибающих выпупуклый мрак,
Продолжала смотреть в мое царство потухших свечей
И проигранных с тьмой, лишающих памяти, драк.

Время шло. Я почти что опять ее звонкое имя забыл,
А она в круговерти дождей почти что ослепла опять.
Может быть, это время пришло нам умерить свой пыл
И пожертвовать свету и тьме любви своей пядь?