Customs стихи

                Праздник.
Всех Муз я позову на этот Праздник,
Во имя нас и уваженья к Ним.
Ветра вино не пьют, а я, проказник,
От сердца приложусь,
Что так по нраву Им!
Они, пьяня, пьянеют вместе с нами.
Как артефакт, мой старенький пиджак.
Не суйте Им подарки, марсиане!
Твой скинь, ханжа, слюнявый фрак!
Отклей лицо! Почтительные «мувзы»
Порви, как позапрошлый календарь,
Пред Высотой и Светом, чтобы Музы
Не посмеялись над тобой, глумарь!
Вам – диво, что нехитрыми руками
Зовутся Они скоро в этот дом.
И мне нормально – быстрыми ногами
Сквозь непогоды годы – напролом!

                Друг.
Кто тебя держит нежно в ночи
На руках, и, кричи не кричи,
Не отпустит и хватку не разожмёт,
Чтобы вверх и только вперёд!?
А когда ты случайно оступишься сам,
И виною печальной резанёт по глазам,
Не оставит тебя никогда, не смолчит, --
Вавку прижжёт он и обличит
Проще всех философий и слов,
И увидишь: ты есть, и кто ты таков.
Есть некто рядом, будто он свой,
Потчует ядом и говорит: «Стой!
Ты – молодчина, не верь никому,
Ты ж не скотина, чтоб верить Ему!»
Выбор, пацан, он всегда за тобой.
Жизнь – лишь мгновенье, а этот другой …
Выпьешь с ним – вдруг убежит, и во сне
Не похмелишься. Так кто друг тебе?!

                Возможно.
Ты окружён заботами, делами и хлопотами,
Но временами хочется тебе остановить
Ход времени усталого, и повторить сначала всё,
Всё то, что убивало То, Что просто не убить.
Ты знаешь это. Маешься, что нет опоры. Каешься,
И кубарем срываешься опять в «свои» миры.
Но, если хочешь, я скажу. И, если понял, покажу
Короткий путь домой. Иди легко на пик Горы.
Когда достигнешь Цели ты, глубинами и мелями
Фарватер точный проплывя, проснёшься, и тогда
Вернётся Сердце, а слова не пригодятся никогда
Тебе и тем, кто видит День,
В ком Кровь, а не вода.

                Война.
С рождения до смерти в тебе идёт война.
Когда, меня ты спросишь, закончится она?
И ненависти этой когда придёт конец –
И мы восторжествуем в триумфе всех сердец?
От малых лет известно, что быть так не должно,
Но процветает бездна уродства, и давно,
Казалось бы, пора уж закончит их шаги.
Но день пришёл, и снова гремят их сапоги.
Я за себя отвечу, от детства принял бой.
А для тебя отмечу: воюй и будь Собой.
Нет вещи боле сильной, чем малое дитя.
Их простотой обильной ты победишь, шутя.
Лови Момент, не бойся, и шею наедай,
И с головой заройся в Волшебный Пьяный Май.
Родительскою волей закончится война.
И их не станет боле.
Да и была ль она?!

                Питеру.
«Мой город, мой город!» -- я всюду читаю:
В каналах, в колодцах, в мостах и в дыму.
Гордиться им повод, как меч, принимаю,
Упав на колено. В молчаньи сомкну
Я пальцев замок на резной рукояти -- 
Так врезался в душу истории ток.
Мы – дети Петра. Без понтов и обьятий
Немногих своими назвать бы он смог.

                Крапива.
Я никуда не иду, и ничего не открыл.
Крапивой злой я расту, и доброту позабыл.
Любви я не знаю, ни верха, ни дна,
Но мною не в шутку одёрнут обидчика-пацана.
Ко мне бесполезны молитвы, и ноги меня не убьют,
Меня не придёте косить вы, и в честь меня странен салют.
Я Ветру в ответ лишь кивну, будто эхо,
Одетый в обычный зелёный мой цвет.
И мной ребятня, заливаясь от смеха,
Не зная о мне, закидает весь свет.

                Мой путь.
Мой путь – всего лишь мой, он не был устлан розами.
Хотел – и был собой, с мечтами и угрозами,
Шептавшими во мне одно: «Останься с нами, Друг,
Или сгори в огне! Ты – наш, и прочен Вечный круг!»
Я им не отвечал. В печали и страдании,
Как лузер, я молчал – и в том было признание,
Что благодарен был всего за лучик солнышка
Я Небу, и убил огромный мир, а зёрнышко
Росло и «стало» мной (себя-то знаю с детства я),
И остаюсь Собой. И так тесна Вселенная!

                Считалочка.
                Ты об отдыхе забудь.
                Знай, что бесконечен Путь.
                Но живёшь ты Миг один,
                И в Нём будь, как господин.
                Кайф тогда тебя догонит,
                Твою душу силой тронет.
                Ты Им не пренебрегай,
                Обороты набирай.
                Только щас и только здесь
                Будешь жить, и жил, и Есть.

                Вне.
Я знаю, что есть две системы. Взаимно «похожи» они.
Хозяин же этой дилеммы ( чью выбрать), -- конечно же ты.
Но так нелегко ошибиться, коль видишь и любишь ты То,
Что в Свет тебе дало родиться, о Чём не жалеешь потом.
Потом, когда странные люди толпою окружат тебя.
Спокойно и весело будет. Совсем как малое дитя,
Играть с великанами станешь, мелки разбросав по ковру;
И радоваться не устанешь кайфухам, друзьям и Добру,
Добру, что ломает все стены. Добру, что подобно стене.
Я знаю, что есть две системы: моё – Здесь, а прочее – вне.

                «Мыслителю».
                Ты горд от идеи, что стал не как все,
                Ведь дивные мысли открылись тебе,
                Что знаешь про всех всё, и чем дышит мир,
                И любишь вкушать тонкий чувственный пир.
                И ты вечно в курсе мельчайших вещей,
                И пальцы на пульсе больных и врачей,
                На все сто уверен, что сможешь совсем
                Ты поразить точно любую мишень.
                В чём соль твоих действий и мыслей твоих?!
                Довольство, и им ты мараешь других.
                Зачем ты родился, дешёвый пижон?!
                От мамкиных титек ты помнишь закон.
                А что «не поверил», так зависть – твой груз.
                На дно пойдёшь. Время отречься от муз.
                «Не знаю», -- скажи им, «вообще ничего, --
                Прощайте, старухи, в вас нет Моего,
                Того, что забыл я, бокал теребя,
                Но Что крепко держит Другого Меня».

                Отморозки.
                Руки бережно ставят стаканы.
                Расползаются прочь тараканы.
                Отморозок скрипит табуретом.
                За окном непролазное лето.
                Мы довольны, и наши ухмылки
                Шире неба, а острые вилки
                Не воткнутся куда нам не надо,
                Знайте это вы чётко, ребята.
                Всю мы силу на Дело потратим.
                Но старанья здесь будут некстати.
                И пока все терпилы в сомненьи,
                Мы секунду проводим в движеньи.
                Наша Жизнь – это просто уродство,
                Бессловесное Сумасбродство.
                «Кто вы?!» -- «честно» спроси, и отвечу:
                «Дураки, -- и помочь Просто нечем.»

                И.
И распылить сию страну ничуть совсем не сложно.
Что там, куда, за кем и кто – лишь посмеяться можно
Потом: пока летит она под стол, лови в молчании Прикол,
И сохрани Глаза в себе, пока вернётся весь к тебе
Твой Мир. Держи, и колом стой, коль дорога Дорога. Хой!

-------------  --------------  --------------  -------------  --------------
                Знаешь – понял – делай Вещи.
                Понял – сделал – не уменьшат
                Никогда твоей заслуги
                поролоновые слуги.

----------------------    ------------------------   ---------------------------
           = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =
  Так замёрз я. Трудно жить, рваным миром представляя
То, сквозь что: раз – и забыть, ностальгию прогоняя.
То, что воля -- Чудо – бред: воля – вольное Движенье
За Любовь и против бед, вплоть до головокруженья.
Отогрей меня, Любовь, -- Там, Где не был я как будто
Никогда совсем, и вновь моё сердце биться будет.
О себе я начертать пару строк себе позволил,
Чтобы после понимать муки деда внук изволил.
А поймёт ли? Верю – да. И готова будет Тропка,
Где гулять, и не беда, что сначала так неловко,
Непривычно, не всегда, что-то против, как бы тесно, --   
Всё прольётся, как вода сквозь песок, оставив место
Для тебя, Родная кровь, чтоб играла в крепких жилах.
И узнаешь, что Любовь не напрасно с нами жила.

                Муза и я.
Спустилась ко мне Муза. «Завидую тебе!» -- мне говорила.
Ответить ей не мог. Лишь, почесав изъеденное оспой пузо,
Харкнул в её, не виданное мною, рыло.
«Зачем?» -- спросила Му с укором, -- «Тебя ж одного полюбила!
Или, может, ты хочешь, с вором чтоб все я ночи проводила?!»
Ответить ей не мог: не объяснишь же дуре,
Что так завидует лишь тот, кто не причастен к тайной Процедуре
Стихов творения и прочих Тайн, которые
Без спросу будоражат сердце;
О коих знает тот, кто открывал
Им Дверь, иль Дверище, иль Дверцу,
Да крыл на Стол, стелил Постель,
И молча убирал разбитые Стаканы.
Другим не открывал ни  дверь, ни спину, и терпел,
Когда горели раны, врагами причинённые,
Хоть не искал он их.
Друзьями приведённый, мне читал он этот стих.
А Муза та обиделась. Наверно, сгоряча
В ебло ей смачно плюнул я. Наверно. Ча- ча-ча.

                В Небо.
Выхожу на арену «тира», в мир «случайностей» и «грехов».
И туманное небо мира я зубами рвануть готов,
В непогоду, погоду любую, как покойника простыню.
И, идя среди них, негодую, что «наивны», и верят в херню.
Верят, любят, и счастливы люди, будто ангелы. Так почему
Сердце с печенью вижу на блюде, подносимом в подарок Ему?
Расчленить по частям будут рады Его мир, и забудут легко,
Где живут и какие награды заслужили вы все от веков;
За борт кинули – не обессудьте,
В мир «случайностей» что и «грехов»
Провалились! Тем правы и будьте,
В Небо врезавшись пнями рогов
Своих богов.

                Слова.
Не говори наверх твои слова,
Осмысленны они или убоги.
Слова летают между нами, да,
Но их вернут тебе таинственные боги.
Они творят свои дела без слов,
И понимают души, упреждая
На сто шагов в любую из сторон,
Чтоб не убился некто, побеждая
Неведенье своё иль неуменье
Любить и Видеть, Делать и Творить.
Когда ты просветлел, иль мучают сомненья –
Наверх вчерашних слов решись не говорить.

                От улыбки.
Улыбки разные бывают. Не буду все перечислять.
Но (…буду), хуже не бывает, когда не пойманная ****ь
Растянет моську, как параша, и тушкой двигается в такт
В трухе урчащей пшённой каше, халявности смакуя факт,
Что, мол, простым она канает, чё как, путёвым пацаном,
И уважуху принимает, как должное, купаясь в том.
Не знает ****ь, когда подъедет
Беда – за всё долги подбить,
И сокращается и бредит, что знает: будут больно бить.
«Не ведаешь стыда ты, сука, -- базар, быть стало, не о чём!» --
Ей скажут, окружив, и мука
Всё разжуёт ему о нём.

                В.П.В.С.
…А в своих глазах он – ковбой, и «совки» для него – педерасты.
Видя их, он доволен собой, словно член кем-то
Избранной касты.
Но шаг ночью на кухню, за куревом, и –
Сквозь дым «Винстона» Небо сверкает.
Ещё мелким Его он запомнил огни
И дыханье Неведомой Дали.
Так смотри же ты чаще, ковбой, на Него,
Чтоб себя видеть чётко и ясно,
Чтоб расти тебе вверх – и делов-то всего!
И поймёшь – они жили напрасно!
               
                Когда Приходит Время.
Есть в мире семь цветов, семь нот,
У каждого объекта – срок износа.
И на прямом шоссе есть поворот,
Ответ – у всякого вопроса.
Нередко на камнях растут цветы.
Мы знаем это, и не носим бремя.
Но что же, друг мой, делать будешь ты,
Когда внезапно уходить твоё настанет Время? –
Вверх уходить, оставив Жизнь
С её привычными заботой и укладом.
Ты ж так хотел уйти и бросить их – держись:
Твой конь стрелой летит, сметая Небеса и Ады!               

                Музыка – Страшная Сила.
                Снова взяты простые аккорды.
                Вновь сияют довольные морды.
                Пульс Природы колдует в их венах,
                И Триумф Этих песен отменных.

                Любовь.
           К чему избитые слова – про Это мне давно всё ясно.
          Трещат в огне сосновые дрова. Так для него же и слова:
          Послужат ему только – и погаснут.

                Ушельцам.
Мне никогда вас не понять. Про вас смотрю я кинофильмы.
И впечатленье не унять – игрою я сражён умильной!
Так и чесал бы за ушком звезду Вселенского Экрана,
Рыдали все и ржали чтоб. Но, чу, уже зияет рана
На белом полотне. Финал пришёл, по ходу, кинофильму.
Когда включили свет, я спал – не оценил Любви Всесильной,
Поднялся – и пошкандыбал.

                Dead Religion.
А что если предположить, что за макетом – Пропасть,
И вы, мечтая Вечно жить, обречены на Дно пасть?
«Но смерти нет». -- вам говорят, -- «Вы спасены Навеки!
Так вознеслись, блюдя обряд, Святые Человеки!»
Но не помогут мощи их, и правильные книги,
Бессмыслен тут разящий стих, и грубые вериги.
На мертвеца похожа вся Иисусова Система,
Надеясь, каясь, и смердя – безвольна, как полено.
А сколько жизней унесло Святой Войной во Имя!
И знай – убийцы ремесло камлает и поныне.
 
                Неприкаянный.
По свалке я брожу свободно.
Пинаю весело золу и прочий хлам.
Моё занятие, увы, не модно.
И вы предпочитаете, что ненавижу сам.
Я сам это задумал представленье,
Чтоб был я неприкаянным, а вы, наоборот –
Любя и каясь, лёгкой тенью
Мелькнули и отправились в осенний небосвод!

                Customs.
                Я ими жив, ведь они – Кровь моя!
                Резвятся и гуляют в моих венах!
                И знаю: хоть и были до меня  –
                Останутся со мною непременно!