Римские каникулы

Выхожу из отеля, как будто для вида,
Облака на качелях, небеса суицида,
Светофоры, машины, спешащие люди,
С ядовитою миной начинаю свой путь я.
Мимо плеска фонтанов и мрамора курий,
Где в обмане, купаясь, хохочет Меркурий,
Мимо камер и вспышек, вылетаемых без меры,
Выпивает излишек внимания Венера,
Мимо арок, побед, сражений и фарса
Раздаётся привет на агонии Марса,
Мимо врат и оград, в подножье у трона
Еле слышится зов чародея-Плутона,
Мимо плясок забытых, утраченных литер
Мне ломает все карты громовержец Юпитер,
Мимо пыли, оттенков, обугленных плах,
Где строчит на коленках расслабленный Вакх,
Мимо масок, теней, пиццерий и кофеен
Мимо ламп и огней, я устал и рассеян.
Наконец заблудился, брожу бесструктурно,
Средь колец, переулков и улиц Сатурна.
Километры шагов. Не чувствую ног.
И с собой и опять я веду диалог.


Как замок на заборе, решётке, бойнице,
Открываемый хором в замурованных лицах,
Укротитель желаний в морской тишине,
Поджигаемый фитиль на эго-волне.
Обесценивать все, что сильнее и выше.
Постранично сжигать и развеивать с крыши
Синтетической правды, абсолютных воззрений,
Оставляемых в гландах минутных сомнений -
Что любил, почитал, превозмог, предрекал,
Что был пыл, где урок, где впросак, где обвал.
Цепей пауз, троеточий, побегов, возвратов
Белоснежно-порочно, нет награды, есть плата,
Путь линеен и прям, для любой и любому
Бесконечно упрям в собственных идиомах.
Против всех, напролом, с видом гуру и сноба -
Твой апломб как потеха, как веха, зазноба.
Вне систем и традиций, днём или ночью
Ты на страже себя, ниц и воочию,
Ты завис и  растёкся в формах Дали
И на бис ты поджёг свой комочек земли
Идеалов, кумиров на цепях ДНК,
Вместо этого лишь прошлый день на венках.


Да, я мог бы молить свою музу явиться…
И на шелковых узах, гранатовых спицах
Научила бы ритму метафор и строк               
И игре не крестившихся рук или ног.
Убивать сочленёно толпу запятых?
По часам окрыленным? По щелчку. И поддых.
Эпитафии спален на прологах любви
И предельно сакральны. Лишь ее позови.
Научила б всему. Не секрет. И мгновение -
Лучше сделать, чем нет, если всё сожаление.
Лейтмотив так понятен, желанен, бон шанс,
Но нет света без пятен. И ведь тут есть нюанс.
Всё цена, все усилие, всё смысл, без правил,
Чуть в утиль ты себя вместе с ней не отправил…
Хотя с ней ли? С собой, ведь ушла уже раз
Или два? или три? на покой, в парафраз -
В пересказы того, что известно заранее,
Те тона, послевкусия, вехи и грани -
Катастрофы в очах, апокалипсис в жилах,
Так легко впопыхах, так легко через силу,
Искушение, страсть, на порог и на пламя
И червонная масть и игра между нами.
Эти губы и стать, и укусы, уколы …
Музы нет. Твоя жизнь - рифмовать на глаголы.


На клочке я земли, что не трогает взгляд,
Птицы песни вплели в разукрашенный сад.
Пусть волнуется бриз, пусть кокосы и пальмы,
Там вопросы легки, а ответы формальны,
Там созвездия ясно читают друг друга
И известия скопом прячутся в угол.
Официанты снуют вдоль рассохшихся ваз
И по венам вольют отрешённость и джаз,
На раскиданных снастях, в разобранном слове,
На пленительных танцах заблестит босанова
На столах вместо блюд календарные цели,
Вмиг тебе подадут холостые, мишени
И восторженный крик, полушёпот, мольба,
Как потушенный блик на остывших углях.
Там грустит лишь закат в перламутровой пене -
В звёздах прячет он взор, он себе не изменит,
В сердцевине светил, в созидаемом плане
Там себя победил. И рассыпал в нирване,
На песок по частям, по своим доминантам
И ни тут и ни там, будто вещь в себе Канта.
В тупике мириад, в неисчислимом  едином,
Без находок, утрат, вне последствий, причины…
Только ветры снуют до последней поры,
Увлекательный труд и на мыслях миры
Разукрашивать в вязь от концовки до края
Я ни с кем не делюсь. Никого не пускаю.


Так хотелось б жену. И дочурку. Свой домик
Вместе таять ко сну под огнём кинохроник.
На улыбках, смешинках, на гроздях забот
Без запинки, по гвоздю свой строить оплот.
Созидать эти чувства через кончики нервов
И вбирать что желаемо, любимо и верно,
Пикники на природе, ламповый быт
По семейной погоде, на цветах маргариток.
Там для плюшевых зайцев стынет обед,
Но я щёлкаю пальцами. И мечты уже нет.
Я желал и я стал собственным киллером
На оси, без вины, в тропиках Миллера,
На потоке сознания, в атомах бешенства
Под заранее проигранной арией первенства
По канату, на глаз, над сочащейся бездной
И что будет сейчас мне примерно известно.
Подо мной гулко блеют цикличные кляузы,
Разливается клеем в мировой менопаузе
Тень занюханных встреч, обывательских масок,
Обретаемых увечий на будничных трассах
Из дешевых пантов, этикеток, неона
Зажигалок в букетах гнущейся кроны.
Долго тонут в пакетиках едкого чая
Под камнями конкретики, свою жизнь избегая,
Толпы дев и сынов в колпаках по колено,
Хор замученных слов в карамельной геенне,
Одиноких детей, не рожденных младенцев
Неваляшек и фей в кровяных полотенцах,
Болтунов, изуверов, взлелеянных чад,
Я кричу, но наверное, не стоит назад.
Мне не стоит обратно, уже слышится шум
Окрыленных утратой - те ползут наобум,
Ограненных свободой - те шепчутся жестом
Под волшебные оды, никому неизвестные.
Слышен гогот литавр, тромбона и арф
Я устал и мне кажется, что не был я прав.
То всё партия, фильм, оперетта, игра
Извергаемых моментов под топпингом бра.
В ней неписаны правила, и нет победителя
Кто сказал, кто добавил, что она восхитительна?
(Всё равно что смешать праздность фламинго
С прорезиненной ратью боксёрского ринга.)
Мой последний прыжок, и уступ мной захвачен
И убью цель я в срок. Невозможно иначе.
Щёлк! Только пара шагов, вижу цель я в анфас
Рвётся времени шов. Мне не сдать свой заказ.


Где-то ревом взорвались сирены полиции,
Приглашённые дали, не уйти им, не скрыться.
Бары льют подчистую, ожидают холуев,
Пары в избранных позах, в начищенной сбруе,
Развлекаются вывески в красном и синем,
Плачет маслом и камнем слон у Бернини.
Мерно с ленью взывает кондитерский мусс,
Продаёт дребедень рябоватый индус,
Семенят, озираясь, в сутанах монахи,
И расставлены в ряд плотско- детские страхи.
Вяло спорит таксист со своим пассажиром,
Сонный гид потерялся в одеялах ампира.
Фриковатые клоуны бредут в эпатаж
И в холодном пылу тишина входит в раж.
На асфальт осторожно вечер капает воском,
На мольберте художника стынут наброски.
Замедляется темп, движение, веселье,
Отстранённо несет клерк бремя портфеля.
Поедает созвучие шагов тротуар.
Еле слышен часов запоздалый удар.
Всё стирается разом. Все стираются лица.
Только небо в алмазах. Мне пора приземлиться.