О роли личности в истории

Хочу вам рассказать про роль личности в истории. Я раньше к этому делу относился сильно скептически и никакой путной роли отдельной личности категорически не признавал. И только в старости признал свою ошибку.
Так случилось, что я этой зимой загремел в больницу. Слёг. На нервной почве. Ну, как на нервной? Старуха заначку мою нашла, а я в сердцах кадушку с огурцами пнул. И меня увезли на скорой помощи лечить подозрение на перелом. Только в травмированном отделении мест не оказалось, и я попал в палату, где лежали всякие недобитые нервной болезнью: у кого рука не шевелится, у кого нога, кто глазом дёргает.
Ох, доложу я вам, и народец! Сроду я такого не видал. Лаялись чуть не круглые сутки, даром, что больные. Я так думаю, если бы они шевелиться толком могли – добили бы друг друга на хрен. А так по большей части просто собачились. Главная, конечно, была причина – телевизор. Олимпиада шла. Ну и, как водится, одному лыжи надо смотреть, другому катание, и на этой почве обстановка сильно накалялась и часто перерастала в мордобой по мере возможностей, предоставляемых ихним заболеванием.
Больше всех Тимофеич шумел, который напротив окна лежал. Ох, задиристый старикан! Вынь да положь ему кёрлинг. «Включай, говорит, и всё тут, так-перетак! Мне, говорит, против вас льгота положена как слепому!» Ему дочка по телефону звонит, когда кёрлинг, и, если другое включишь, он начинает блажить и обещает удавить после отбоя, кого первого нащупает. Это он не видит ни хрена, а бегает, как таракан. Так что кёрлинг смотрели все. Но по другим видам спорта постоянно разгорались разногласия, обострённые тем, что дедок, который до меня выписался, спёр пульт.
У нас поначалу кто попало телевизор тыкал. Один Семёныч не участвовал – бывший профессор. То ли по причине повышенной интеллигентности, то ли потому, что у него руки тряслись и он пальцем в кнопку попасть не мог.
А потом определились два фаворита: Генка Рыжий – он лёжа до кнопок костылём доставал, и Толян, который на ходунках курсировал. Основные сражения между ними происходили.  Остальная публика отступила со следами от Генкиного костыля на разных частях тела.
Но общее положение было ничего, терпимое. Самое страшное началось, когда телевизор сломался. Причём, сломался-то как-то не по-человечески. Главное, когда кёрлинг – он исправно показывает, а в остальное время самостоятельно на хоккей переходит. Включит Толян себе лыжи, пока до кровати дошкандыбает – опять хоккей! Три дня прояснялась эта загадка. Оказалось: Семёнычу жена пронесла в батоне пульт. И этот интеллигент три дня втихаря стрелял им из-под одеяла. И пока эта невыносимая тайна над палатой витала, народ до того успел раскалиться, что стали всерьёз опасаться смертельного случая. Издёргались и запугали друг друга напрочь. В такое состояние вошли, что почти не ели. Исхудали, лечение забросили. Ночью под одним кровать скрипнет, семеро холодным потом покрываются Да ещё обнаружилось, что кто-то у Тимофеича из тумбочки вилку украл. Тут и вовсе паника пошла. Пять дней жили в таком диком страхе.
И вот тогда в нашу палату подложили Витьку –  здорового бугая со сложным диагнозом: у него нога отнялась, говорил он не шибко понятно и всё это происходило на фоне осложнения запором. И ему сразу от основного заболевания выдали горсть разнокалиберных таблеток, а от осложнения – пузырёк со слабительным. И пока сестра за пипеткой бегала, он, конь, всё это сожрал и из пузырька запил. Потом уже, когда сестра раскудахталась, выяснилось, что на пузырьке для дураков написано: употреблять по пять капель после еды, а ни в коем случае не хлебать целиком не жравши.
С полчаса после этого в палате затишье было. А потом началось. Ох, как началось! Гром и молния! Буря мглою. Мы, конечно, Витьку за воротник: «Ты что, говорим, падла, творишь?! Ты зачем весь пузырёк вылакал?!» А толку-то? Поздно уже. У него уже у самого глаза, как у рака. «Думал, говорит, не поможет, если помаленьку…» Не поможет, как же! Помогло. Так помогло – мы весь день в коридоре на скамейке сидели. Сидим, молчим, а за дверями – прямо мировая трагедия разыгрывается. И взрывается, и свистит, и грохочет и два раза даже как будто конь заржал.
Семёныч, интеллигент наш, первый не выдержал. Послушал этот грохот: «Да-а, говорит. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые… Это, говорит, экологическая катастрофа. Крепитесь, мужики.»
Ну, слово за слово, оттаяли мы. Разговорились. Кто про что, да кто откуда. И оказалось – нормальные люди. Обычные. А ведь до этого, страшно подумать, друг друга зубами грызть готовы были. Сами удивлялись потом: как могли до такого дойти? Но вот появилась личность – Витька, и сыграла свою огромную роль в этой истории.
И благодаря ему мы перешагнули этот этап и досмотрели олимпиаду без человеческих жертв, мордобоя и разных обидных слов и сравнений.
Правда, ухо у Семёныча с неделю ещё было синее – из-за пульта, но следы от Генкиного костыля с тех пор только на потолке были  – Тимофеич им комаров бил. Мы его наводили, а он бил.
Вот ещё, кстати, вопрос. Что за больница такая: кругом зимняя олимпиада, а у них комаров – пропасть!