Родился, чтобы оттенять... а что это такое, такого

Родился, чтобы оттенять...
а что это такое, такого и не бывает, да ты просто не хочешь ничего... их было бесконечно много, тех, кто не принимал такого...
но если это так, тогда почему он понял в какой-то момент - нет, не тем, доступным всем пониманием, а тем неуловимым, но неизбежным, когда ты на верном пути, - так почему он понял, что должен заняться своим жизнеописанием, сам, немедленно и бесповоротно...
причём не тем описанием, когда ты хлопаешь факт по плечу и говоришь ему: а я и тебя сейчас опишу, для тебя уже и цвет определился, и контуры наметились...
а когда до тебя что-то само дотрагивается, всегда непредвиденно и всегда по-разному... оно такое, такое... но ему как раз и не находится оттенка, ему, дающему о себе знать то сжиманием какой-то частички в груди, то весёлой искоркой, проскакивающей где-то в висках, то холодным злым комочком, поселяющимся уже ниже груди, то тёплым ветерком, коснувшимся щёк, а то просто пружинящей походкой, несущей тебя поверх толпы... ах, если бы она знала, что по ней можно ходить, растерзала бы, но к ней оно не приходит, то понимание...
и как только он понял, сразу нашёл себя в неведомом царстве, невиданном государстве, в котором нет ни цветов, ни контуров, - они бы резали ему глаза и понимание сразу бы обиженно уходило... да и зачем тогда он - ведь он же и родился, чтобы быть для него всем...
и он снова и снова откликался на каждое прикосновение того понимания - он не мог пропустить ни одного - такое условие было его рождения...
и о нём знали только он и она, та, которая ждала его страницы...
кто-то назвал бы её звездой, кто-то его музой, а кто-то самою жизнью, а для него ей не было названия, но он знал, что без неё оно бы его не посещало... другими словами, его бы и не рождалось...
а она, потихонечку вздохнув, потому что более глубокий вдох уже спугнул бы этого гостя, только шептала про себя: да, ты не даёшься цветам, я уже пробовала и не могла... я напишу тебя пятьюдесятью оттенками серого...