Сказ третий. Стерва. Часть четвертая

       - Эй, дурень разумом окстись, в святом углу перекрестись. Хорош как бес метаться - в чертогах бесноваться, чай мы не в вытрезвители, а в сказочной обители. Присядь покудова сперва, коль хочешь созерцать меня, возьми очки волшебные для разума целебные. Узришь материй нефизический основ, сею секунду - присно и вовек веков. (я так и встал, как вкопанный нежданностью прихлопнутый, а голоса вещают, нейроны возмущают)  Прислушайся к совету! Оставь ты каску эту, покуда эго злобствует - общенью поспособствует. (действительно очки одел и дух бабусин разглядел, сказал - едва успев присесть)
       - Ты кто ж такая бабка есть?! 
       - Я?! Бывшая хозяйка, само собой всезнайка на поприще волшебном, для страждущих потребном. Не шарлатанка – погляди, другу такую не найти! Чудес отсыплю с цельный воз, проникну в тютельку наскрозь. Хоть енто и без толку - в стогу сыщу иголку. Внушаю имидж базовый…
       - Давай-ка мать, рассказывай! Откудова сякая, взялась ты тут такая?! Не то непритязательно, обгажусь обязательно! (сам про себя в сердцах молюсь, со страху лепестком трясусь, а бабка обретается, в пространстве растворяется)
       - Ну, что же, бедолага! Похмельная отвага, куда-то подевалась? Пужать и не пыталась! О том давно молчала - начну-ка сказ сначала...
       Той истории в Завете боле двух тысячелетий, и гласит она о драме приснопамятной Сусанны. Её в скрижалях изложил, священно-вещий Даниил. Но только я не погнушаюсь, и не кривя душой признаюсь - ходить привыкла по ножу, всю правду о себе скажу.
       Всё началось, как водится, когда сложилась троица. Роману лучшему под стать: мой муж - которого ненать, не задарма недаром таким аксессуаром, я - грешная молодка и Данька с околотка. Супруг мой, на любовь был скуп, но как мужчина был не глуп и осознал тверезо, что рано или поздно - жену скомпрометируют, а после спровоцируют глобальную измену. Сам, подчиняясь тлену, души давно гниющей и чтоб не было скучно, знакомит с писарем меня, красавцем - из небытия. И тут же ревностью гоним за мной догляд учредил.
       Привлек для этой цели, двух старцев. Свято веря, в их непорочность пред людьми, коль скоро в качестве судьи, случайно или походя, возьмут кого ни попадя. А я ни сном, ни духом. Хотя, к ходившим слухам, могла б прислушаться молодка. Но как?! Моя любовна - лодка уже плыла, назло волнам к уютно - тихим берегам.
       И вот настал тот день, и час о чем веду рассказ сейчас. Казалось бы, всё просто мой «вожделенный остров», без страха и средь бела дня под дубом ждал в саду меня. А там словами одурманил на грешный путь меня наставил, дарил - мой милый обалдуй благоговейный поцелуй.… В руках любимого жена - хрупка, податлива, нежна. Вся сила мира не способна сломить порыв любви природной. Вот так и я, дыханью внемля и стрепетом флюид, ловя, готовилась принять безмерно предмет мужского бытия…
       - Эй! Чёй-то тут не сходится? В рассказе кривда водится! Ведь даже школьнику понятно, что можно - только аккуратно, завЕсть хоть армию пажей, но токмо не дуплет мужей…
       - В данном случае жена не супружницей была, а женщиной в фаворе – не менее не боле! (умнО заметила старуха, я тупо почесал за ухом, она ж немного обождала и грустно как-то продолжала)
       - Но не случилось Божьей волей, грехом насытиться в саду, вкусить плода девичьей доли. О чём жалею – не могу! Те двое, аспидов-наймитов, либидо злое не уняв, и юной плоти вожделея, предстали посередь дубрав. От жажды грубого насилья их лица враз перекосило. Тут пыл любовника остыл, и Данькин след в момент простыл.
       На силу от самцов отбилась и через сад, стремглав пустилась, я под защиту мужнюю – обрыдлую, ненужную. Однако там меня, связав, но прежде грубо оболгав, не вняв и толике мольбы, на суд народный повели. Бреду в повОд, что лошадь - на рыночную площадь.
       Как водится в базарный день навесить тени на плетень и позабавить публику под силу только жулику, тем паче еж ли он умён и властным жезлом наделён. И вот сии законники в беде моей виновники, снабдив хулой и ересью свою худую версию, облапили для верности мои срамные прелести. Мол, дескать, мы свидетели измене добродетели! Торговцы дружно ахнули, в сердцах по бёдрам жахнули, и как узнали, что стряслось, вокруг такое началось!
       Люд мирской с регалиями топает сандалиями, объявляя мне вердикт, как предписывал эдикт. Сразу без разбора избавить от позора, благоверного супруга, так же преданного друга, в заверениях раввина - с орденами гражданина. Пуще оных, оказалось, зла-золовка расстаралась, требуя моей хулы - сбросив стерву со скалы!
       В голове мелькнула мысль. Как забавна эта жизнь! Ведь сама же давеча, во саду гоняя чай, мне украдкой ведала, как мужчину предала - в неге сладострастной, и как ей было классно. Где же люди справедливость?! В бедах женских - Божья милость!
       Промеж тем толпа резвится – неприлично матерится, антураж вокруг такой, хоть волчицей дикой вой, так сказать - тряси мотнёй под неправедной петлёй…
       - Однако, что за предрассудки? Не уж-то жители – ублюдки, и впрямь не видят разницы, кто предает, кто дразнится?! (видение слегка качнулось и горько только ухмыльнулось) 
       - Предательство не состоялось, верно, но в сущности другое скверно. Страстям я душу отдала и в том повинною была! Нужды оправдываться нету, долги вернула белу свету. Закончу лучше свой рассказ, раскрыв судЕб взаимосвязь как ключевую ипостась.