Смерть монаха

Пылали, разгоревшись, свечи… Младой монах читал Псалтырь...   
Перстом Всевышнего отмечен, юнцом пришел он в монастырь,
Каков был путь монаха к Богу, никто доподлинно не знал,
Болтали, что познал тревогу, что видел дьявола оскал,
Что живо принял все обеты и Богу ревностно служил,
Любовью Господа согретый, лишь этим благом дорожил…

Монах читал, горели свечи, сияли радостью глаза…
В ночи, убив волшебный вечер, нежданно грянула гроза!
Земля подобьем наковальни служила молниям теперь!
Монах закрыл проворно ставни и затворил покрепче дверь.

Взял крест, его в руках сжимая, опять читал… Невнятный страх
Чтеца томил — строка живая слегка дрожала на устах.
Вдруг он услышал стук негромкий, какой-то жалкий, робкий стук,
Но содрогнулась вся каморка — и крест он выронил из рук!

«Кто здесь?!»- монах предельно строго спросил, предчувствуя подвох...
В ответ: «Откройте, ради бога!»  (Но помогал ли деве Бог?)
Как не открыть Чертог Спасенья?  В часовню девушка вошла,
Дрожа, как мокрый лист осенний, и, как Мадонна, хороша.

Одежда к телу прилипала, вода с волос ее лилась,
Подол девица отжимала, весьма игриво наклонясь...
Монах смотрел завороженно и молча дал ей в руки плед...
Её увидев обнажённой, забыл безбрачия обет!
Соски пунцовые торчали… Дыша, её вздымалась грудь…
Девичьи прелести смущали, но взгляд не мог он отвернуть.

Она легла под образами, в плед завернувшись, на скамью,
Он вожделел ее глазами, не зная, что пригрел змею…
От страсти сам себя не помня, он тело девичье ласкал…
Ликуя, чёрт из преисподней следил, ощеривши оскал.

Монах больным проснулся, бледным  (а девы той простыл и след...)
И всё не мог поверить, бедный, что был нарушен им обет.
Упал, волнуясь, на  колени,  шептал слова молитвы он,
Своих видений давний пленник решил: содеянное — сон!

Святой водой чудак умылся  и  с облегчением вздохнул…
Но столь спасительною мыслью был недоволен Вельзевул,
И потому он взор монаха навёл на тёмный уголок -
А там его ночная птаха ему оставила чулок!

Лицо несчастного покрылось холодным потом, он поник,
«Так значит, это мне не снилось...» -  шепнул, взглянув на Божий лик.
Потом у Господа прощенья просил и бился лбом об пол...
А через час один священник его повешенным нашел!
И лишь чулок, что стал петлёю, всё объяснить, наверно, мог,
Хотя догадкою такою люд монастырский пренебрёг.

"Никем не мог он быть повешен - кулик уж больно невелик,
Самоубивец трижды грешен! - таков был праведный вердикт, -
Похоронить, не отпевая,  вдали от кладбища, в лесу,
В округе вся земля святая, пятнать нельзя ее красу!.."

Быть может, был монах безумен?.. Устав монашеский  жесток -
И  разбирать не стал игумен... Он - настоятель,  а не Бог...    * 

*По христианским законам, если самоубийца был признан душевнобольным, то его разрешали по благословению правящего епископа отпеть и захоронить в черте кладбища.