Психопат Арлекин

Положение идей, тез
без усилий в душу влез,
не сверкая, как Ролекс,
неожиданный эффект,
вряд ли сразу и пойму
пафос, питающий тех тез.
Кому-то на язык просвиру
кладут в служении богов месс.
Со служителем столкнись
лбом, в глаза его вглядись,
то, что полыхает дико век
может совсем не от небес.
Гангстер, ежевика, черный глаз,
бледнолика страха стона
по венам уклон
от всего.  Пароля
звук к нему изволя,
впустит он.
Сначала будет соло.  Хм.
Потом его глаголы.  У.
Мы выросли на деле дворовыми детьми,
и сердце от обид падало, защеми,
сознанье по утру плакало, преломи,
и отойди подальше от приличных людей.

Носит, просит, взгляды косы,
нигде не находя на ответы вопросы.
Тики, ники, стихи разнолики,
что сводит нервы у меня, него, на сдвиге.
Сегодня будет ноги на педалях, топи
и пар из двух ноздрей белый, клуби.

Ночь откровенна и лиха, возьми,
безлунное явление проси.
Нам все приходится писать самим,
у них еже иси у люси.

А у нас...

Заусенцами цепляешь стиха,
из серебряной сельди сыплется икра,
кругла и мала,
у рыбы ломается кость.
Куда я тебя вела?

Я залезаю через крышу твоего такси,
сетчаткой глаза сними.
И как ты умеешь легко загнуси,
чтоб только потом посрамить.

Высоко вздыбленный бугор,
скупой и строгий рыбнадзор,
а мои ласки на повтор,
и твои лески, и топор.

И ты тверд и уперт
к лепесткам
достигаешь велением
эмблем рос.

Свяжем, к рукам, ногам привяжем гири, они нежат,
пойдем на улицу, там, где меня нашел.
В витрины нацелен арбалет бом-бом, стреляет он.
И сердце в алкоголе будет снова.  Бога ради.
Из темных зон люстры неон,
врываемся тайно в автосалон,
машина сверкает, ее на угон
будить гудками спящий район.

Меня по нежнее к себе обними, и тающий лед поскреби...

А ночь нежна и тиха, ломи
все то, что сосулькой висит.
И голосом сигаретным дыми,
дождь пока моросит.

Кричи, чтоб никто не слыхал,
как кораллами сыплется икра,
вот луна,
нос примерз,
и я с тобой поплыла.

Этот демон Галла сам себя превзошел,
убитые цветы обвивают кол.
Воскрес, занежен и снова убит,
на земле груда листков лежит.  На земле.
Кладбище, невеста, могильный холм,
плачет снова.  По ком?  О нем.
А земля трясется под ней и дрожит,
дождь или лед, или град моросит.

В тепле...

Поднимаешь роль шута до моих степенств,
моих нирван и неземных блаженств.
Из петлиц сюртука ромбы сыплют тлен,
чайным розам роса один тупик.
И в захлеб плачет, луч горит,
отражает свет луна, и знобит,
слезы так текут, что-то говорит,
города масса на нас лежит.

Еще одно мгновение...

И новая Супернова горит.