Дневник 172. Читая Розу мира

Лёг с горчинкой. И сразу не мог утешить себя «Розой Мира». Да начался кашель с призывами к тошноте даже (совершенно нельзя мне пить сырую воду). Сходил вниз, навёл чай горячий с мёдом, попил, снова включил свет, стал читать. «Но непонятная прохлада на лоб ложится как рука…» Печаль ушла, вернулись покой, радость чтения, словно боженька прошел в лапоточках по сердцу. И я стал зряче читать, с наслаждением. Страницы «Розы Мира» промыли меня, избавили на время от обиды, себялюбия и неизбывной почти ежедневной горчинки последних лет.
Когда-то, лет 30 назад, я прочитал её запойно. Такие чтения оставляют во мне субъективные островки памяти, редкие: например, гибель Хрюши в романе Голдинга «Повелитель мух» или явление хранителей лучших книг человечества в антиутопии Брэдбери… Странный каток читательского запоя стругает вслед за собой строчки, страницы, светящиеся, обжигающие, и они быстро покидают меня, оставляя ощущение необыкновенного Света от книги. Без конкретики уже через год-два. Чувство, по накалу приближающееся к первому пониманию своей смертности. Это – сгорание в тексте, опаление им. Но остаётся Свет, и он неизбежно – всегда! – приводит ко второму, третьему чтению… Пожалуй, больше трёх раз я не читаю книги, которые меня «сжирали», не давали отвлечься от них ни на минуту… Скорее, я прочитаю раз 15-20 «Капитанскую дочку», «Мещёрскую сторону» и другие книги, вызывавшие у меня сильное, но достаточно ровное чувство при чтении. Второе чтение обжигающих, всего тебя забирающих книг только и даёт мне знание о них, как второе открытие их. И тогда в руках уже карандаш или ручка, тогда по нескольку раз перечитываешь какой-нибудь абзац, тогда начинает струиться под рукой, в голове и сердце, настоящее, прошлое и будущее, загораясь эхами различной силы и глубины, тогда появляются страницы, испещрённые выписками:
«…там, где вместо диктаторов чередуются политические партии, там сменяются, точно в калейдоскопе, дипломаты и генералы, боссы и адвокаты, демагоги и дельцы, одни – своекорыстнее, другие – идейнее, но ни один не способен вдохнуть в жизнь новый, чистый и горячий дух, разрешить насущные всенародные проблемы. Ни одному из них никто не может доверять больше, чем самому себе, потому что ни один из них не задумывался над тем, что такое праведность и духовность. Это – снующие тени, опавшие листья, подхваченные ветром истории»
Или:
«Образы искусства ёмче и многоаспектнее. Чем афоризмы теософем или философские рассуждения. Они оставляют больше свободы воображению, они предоставляют каждому толковать учение так, как это органичнее и понятнее именно для его индивидуальности. Откровение льётся по всем руслам, и искусство – если и не самое чистое, то самое широкое из них».
Странно, но мне было бы «оскорбительно» изучать «Розу Мира» Даниила Андреева… Понять, объяснить для себя тот Свет, сердцем и умом, перечитывая ещё раз. И всё. Как будто хочешь сберечь в себе неизмеримо дорогое и ничем не замутнить его. Поняв и приняв в них главное.
Странно и то, что есть книги, которые прочитав единожды с наслаждением, я могу до сих пор пересказать во многих деталях, обогащённых собственными накладками дофантазирования во время доверительного деления ими с кем-то другим – с учениками, прежде всего. Это, к примеру, романы Герберта Уэллса.
Конечно, наше чтение, его особенности – штука очень личная, порой необъяснимая и многообразная в своих проявлениях, что и говорить…