Черный Предел, предыстория написания то, что скоре

Мы стояли и смотрели в омут из перемен, сверху вниз, словно это не важно. Это традиция у нас такая. Каждый октябрь. Ровно двадцать восьмого числа. Мы встречаемся. Когда в реальности физической. Когда просто духовно. Созваниваемся. Списываемся. Одним словом, важно ли то, как видеться. Важна ведь только связь. Достаточно эмпирическая, и не всегда тактильная. Важно взаимопонимание. Поддержка. Опека, черт бы ее побрал. Он, мой убийца. И палач. И я, также, его убийца. Наши судьбы несколько раз сталкивался неведомым нам Колоссом. И как минимум дважды, наши пути заканчивались тем, что один, добивает другого. Тот раз, который помню я, в особенности сейчас, по прошествии такого количества времени, был особенно тяжел. И скажем так. Это нанесло непоправимую душевную травму. Не могу назвать Верга виновником. Надо вдаваться в подробности времени в котором все это происходило. А иначе, иначе и быть не могло. И на самом деле, если вспомнить. Могло все быть много много хуже.

В этот раз, мы как обычно стояли, и смотрели в омут перемен. В уходящую луну, что созерцала эту бренную землю с высот своих. Я тяжко вздыхал, вновь и вновь, отождествляя тогдашнего Саэрона, последнего правителя Артрейи Огненной, снова, смотрел в его затянутые глубочайшей тоской, и в то же время, безумным весельем, от того что и я, и он живы, и вроде внешне то, невредимы. Я снова толкал его, пытаясь негласно столкнуть в пучину омута небесного, терзающего мне душу. И повторял раз за разом. Ты убил моего брата, ты убил её, Верг. Ты в конце концов, хотел убить мою дочь. И, да. Ты и меня убил, Верг. А он, ну и что это меняет. Все равно вы бы не смогли жить с чувством вины. И он как всегда оказался тут прав. За все, что я совершил в той войне, прощения вряд ли удастся заслужить.

После чего, насколько помню я эту, нашу встречу, лично мне хватило небольшой дозы аментрофена, который достаю я из жил одного дракониса. Существа, которое можно найти только в нулевом Даате. И я отрубился. Где вновь начал видеть один и тот же, пожалуй, самый затянувшийся сон, из виденных мной после рождения на этой грешной, Богом позабытой планете.

Воспоминания….
О чем мечтает молодой правитель, с еще не расправившимися как следует крыльями, как не о самоотверженном служении народу своему, об оставлении всех дел незначительных и не имеющих ни цены, ни следствия за последствиями своими. Может ли, будущий правитель всех земель, объединенных в одно, могучее, имеющее цену самого Неба, государства, думать о чем-либо, кроме как не сделать ношу, данную народу и государю, посильной. Как можно более облегчить ее, усилить связь верхнего и нижнего. Правители древности редко заботились о теле своем, думая исключительно о духовном. Были конечно исключения, но здесь, они явно будут не уместны. И сами будут исключительны.

Шел 886 год с того момента, как я увидел ее воочию, и сделал осознанный выбор, что мой и ее путь едины. И еще тогда, когда я ценой своей жизни, положив на карту судьбоносного жезла, весь свой опыт, а также и заплатив огромную, немыслимую цену, которая есть спокойствие моего собственного мира, избрал в меру пресечения, свой смысл жизни. Ту цель наметил, ради которой когда то был зарожден. Да. Я не ведал тогда, что мой отец будет сражен и правление его будет скоротечно столь. Не ведал, что приведу свой собственный народ, коим так дорожил, к краху. И к тотальному уничтожению, в случае том, если сам не сдамся, не сойду со сцены. Что тогда, хм, тоже было не мыслимо. Я взял себе предельно точную цель, детально был настроен на успех. И уверен, все могло бы получиться, если бы в какой то момент, я в силу своей эмоциональной природы, не потерял самоконтроль, и не утратил излишнюю бдительность. В моей инспекции лежала на самом деле очень важная задача. Основная обязанность моя была перед Императором, отслеживать все связи, особенно те, которые возникали при посещении нашего мира другими цивилизациями. В моих прямых обязательствах было следить за каждым новоприбывшим. И подтверждать что все кто мир покинул навсегда о нем забыли. Одним словом, ничто не могло пройти в мир просто так. И покинуть наш мир дабы, необходимо было пройти достаточно болезненную процедуру дознания. Проще которой только смерть-матушка. Сам я, проходили процедуру эту раз 7 в год. И точно заверяю, это самое неприятное, что испытываешь проникая и переходя сквозь безвременье.

Но тогда, я думал вовсе о другом. Она была самой красивой, из увиденных мной. Меня мало волновал тот факт, что наши расы, возможно, не совместимы. Пожалуй, на сегодняшний день, этот вопрос даже острее стоит. Хотя я человек, и окружающие меня тоже, люди. Хотя, и не все из моих знакомых являются таковыми. Тогда меня мало заботило это. Я поставил себе задачей сделать во что бы то ни стало ее подобием себя. Все вэйданы существа глубоко эмоциональные. И если мы ставим перед собой какую задачу не выполненной быть она никак не может. И как уж так вышло, что ее родной дом был поглощен небытием, для меня даже сейчас остается загадкой. Что тогда, было решением проблемы. Учитывая нашу разницу в возрасте, нашу разницу в статусах, и главное, особенности наших цивилизаций. Собственно говоря, мы не могли ни в каком порядке даже ближайшими друзьями быть. Да, ее отец, как я называл его, Алькорн, ставил наше сотрудничество крайне высоко. Хотя, никогда не считал нас друзьями. Но и заклятым врагом мне он не был. Я же, со всей силой взял на себя обязательства о долгосрочном союзе между нашими народами, и даже заверил его о том, что мы будем опекать Атлантиду, всей силой своей, и если будет нужно, поделимся необходимыми ресурсами, и технологиями. Что и было сделано в течении первых пяти, семи тысяч после заключения союза между нами. Можно задуматься, сколько же жили сами атланты. Скажем, жили они не ахти как долго, но многие доживали до семисот лет. И сорок, шестьдесят лет, для них еще было детством. Сам же союз между нашими народами родился еще тогда, когда сам я был ребенком. Когда же прибыл в Мейнце, и в первый раз увидел ее, мне было по летоисчислению земному, примерно девять тысяч лет. Город, имеющий звучное имя Лунный цветок. Символично. Именно отсюда, я и взял идею, назвать будущую расу, лунными драконами. Конечно, пришлось немного видоизменить генную структуру Рода. Но о том позже. Значительно позже. Итак, я взял себе как тогда казалось, правильное направление. И чтобы следовать ему, мне как тогда наиболее логичным казалось, нужно было внедриться как то в сам логос атлантов. Став очередным носителем их знаний и ценностей.

Все это было у меня в крови, и было сделать достаточно просто. О чем, собственно и рассказ в дальнейшем пойдет…

«Безвременье».
Безвременье понятие сложное, и настолько сурово воспринимается моим сознанием сейчас, в час луны. Что я лучше промолчу, чем лишний раз, еще когда-либо, произнесу этот заветный знаменатель. Пытаюсь сейчас представить, как это время без времен. И не могу. Нет в принципе такого состояния как безвременье. Есть состояние, при котором время тянется несказанно много, все долго. Жизнь вечная, равна вечности. И главное, что нужно придать гласности. Ты не помнишь момент своей смерти. Каждый смертен, даже Бог. Но если он сознает свою гибель, мы не ведаем сего. Потому, для нас и существует понятие относительности, что есть время для нас, и для всего сущего. Это отрезок, в который укладываются дневные сутки, и промежуток, между которым свет от одной звезды превозносится до другой. Время тесно связано с световыми минутами. Но если для этой планеты, сутки тождественно равны одному земному дню. То для Артрейи, моей великой, маленькой вселенной, сутки заменяли собой жизнь. И длились бесконечно долго. Одним словом, за свою жизнь я все мог видеть. И падение мира, и его расцвет. И был причастен к этому всецело. В то время как для земного царства проживаю лишь кратковременный промежуток времени, но зато, я каждый день вижу повторяющийся рассвет и закат, и каждый месяц вижу я полную луну. Мне кажется, что ничего не меняется в этом мире. В то же самое время тогда, когда я не видел знамений там, мне казалось что в одну минуту можно уложить события анахронической давности. Мы не старели. Нет. Старость нам заменяло то, что ни у кого сейчас нет. Время.
Есть ли нужда отмерять световыми минутами, за которые свет солнца, луны, Венеры, меркурия ли, пройдет сквозь земную атмосферу и достигнет глаз, дабы испепелить их осознанием себя? Для нас не было нужды куда то торопиться, так как все что происходит, произойдет в нашем же сознании, покуда захотим того, или нет. И никогда, поверьте, не произойдет того до тех времен, покуда сами не решим.

Вот, что такое безвременье. Это полет мечты, полет фантазии. Управляемый полет, все, что вы сейчас называете снами. Только, осознанными снами. Мы могли управлять ими, как сейчас вы, правите космическими аппаратами, что пересекают небо, расчерчивая гладь бытия. Если сравнить нашу философию и вашу, у нас было что то вроде ответвления философии бытия. Осознанный, особый путь. При котором, все три равнозначные истины были приняты, и отторжению преданы. Одной из форм принятия той философии была истина, в которой мы освящались как некие разумные, но при том, неорганические формы жизни. Которые никогда, еще раз подчеркну, никогда, не покидают отведенной для существования точки зрения, и опять же, не исходя из нее, управляют дистанционно материальными воплощениями, которые есть для нас аватар. Это можно было бы представить, как если в огромном космическом пространстве располагается огромный по размерам межзвездный раутер (станция-заповедник, с функцией поддержания биологических форм жизни). И в нем, располагается некий гигантский мозг, который как раз таки, видит сны. И через них же, управляет нами. Да. Основа этой идеи представлялась как, единое сознание. Для всех. Различия же наступают только в способах интерпретации видений самими аватарами. Собственно, мы и есть они. И, было бы все предельно хорошо, если бы это было единственной, предельной истиной. Для меня. И для всех нас.


Был ничем не примечательный осенний день. А как оно тут бывает, осень наступает совершенно без предупреждения, ничем и никого не оповещая. Вдруг раз, и ливневый дождь как из ведра, и не абы какой, а такой, как в густонаселенных тропиках. И всегда чувство присутствует что дождя этого осушенная и блекнущая земля ждала целый год.
К берегам Наара пристал одинокий вэймар. Картина ничем не примечательная, не смотря на то, что имел экипаж его тайную дипломатическую миссию. Что даже в тот пасмурный, хмурый день, обладало некой странной противоречивостью.
Надо отметить, в Астрейю, одно из главных предместий Атлантики, названной древними еще, Атлантидой, в память о минувших днях своей славы, когда гордые стяги белых Ариев несмолкаемой чередой проносились над волнами черных вод Иссидры, невозможно было попасть ни коим образом минуя Легемат. Даже великие державы могли быть уязвимы, и мысль централизовать не столько власть, сколько сами центры управления, пришла еще к первым древним. Легемат же в свою очередь, исполнял весьма очевидную роль, и был базой первого поселения. В которое собственно, и попал на данный момент, тайный советник на службе у императора Артрейи.
А Артрейя в свою очередь, носила тайное ведо по отношению к седьмому правителю Астрейи. Даже названия схожие до безобразия. Что по звучанию, что по написанию. Даже дрожь пробирает. Сколь разные истории, и сколь одинаковы судьбы.

С переносного трапа, спущенного с вермайра, многоцелевого корабля Атлантов, который может передвигаться с большими скоростями, не имея никакого сопротивления о водную или воздушную преграду, спускался ольдмарх Тсаартана. Как и полагается по службе, он носил длинный, широкополый плащ с короткими, срезанными у основания, кромками. Одеяние его было предельно скромным. Плащ. Под ним тесно облегающая форма военного образца ВС-17.1.0. Когда то, эта форма была эталоном, образцом. И наводила трепет на целые системы. Во первых, удобство. Во вторых, маневренность. В третьих, то самое свойство. Отсутствие сопротивления среды, в которой мог находится обладатель её. Что само по себе, представляет огромный и вполне весомый аргумент в любом боевом столкновении. При том, что многие вэйданы сами по себе обладали скромной комплекцией. Не обладая большим весом, имели скелет достаточно прочный, легкий, и собранный специально для быстрых перемещений. Даже тогда, через множество поколений проведенных в изоляции, они не утратили в процессе эволюции ничего того, что могло им предложить мироздания. Правду говорят, Артрейя Огненная – Мать для всех миров. И все, что есть у мамы, есть и у детей её.

Он прошел по пирсу шелестящей походкой, волны соленой реки Наар омыли своими слезами плащ одеяний его, и смахнув слезы мановеньем левой руки с плеча, застегнувшись поплотнее, пересек он волны, что накатами своими порывисто перетекали от одного конца искусственной заводи на другой.
И говоря о самой заводи. Не понятно было и то, когда возникла она. И кто был ее архитектором, и планировщиком. Можно лишь отметить тот факт, что назвать ее полностью искусственной было бы нельзя. Наполовину естественная среда все таки сохранилась. Да. И сам тот факт, что волны не находили никакого препятствия на пути, и не сбавляя силы, бились друг о друга. Не естественно же было поведение их, что они врезались ровно на половине своего пути, встречаясь и расходясь единовременно, словно по мановению невидимого дирижера.

    - Люблю росу, что утром нежная как ночь. В потоке молчаливом своем, она роняется о землю также не принужденно, словно в этом испытывает свою чрезмерную радость. Вот я, слыша потоки вод, что ударяются о скалы, испытываю ту же радость, ту же легкость, эйфорию пустоты. Я испытываю облегчение, словно с души камнем вверх исключают все обязанности и надежды. И ты, Реаног, видя тебя, чувствую ту же самую тщедушную легкость, на тебя я могу возложить все обязанности свои в этом мире. Мир тесная клетка, в которой мне всегда не по себе. Единственная моя слабость, в соленых брызгах моря, что даже в безветренную погоду дают покой. И покорнейше благодарю судьбу за предоставленные мне прочные связи и узы семейные, по праву превосходными друзьями и знакомствами наделил меня Небесный провидец, будь он трижды слеп и глух, только бы не слышал от меня ни капли иронии и замечания.
-Рад, чрезвычайно рад, это слышать. Вы что-нибудь еще желаете слышать в этот час? Или вас заботит только судьба вод, что в тот час же ударяются о наши бренные тела. Быть может, мы все же покинем утренний бриз, и пройдем в покои, нам надлежащие. Напомню, владыка, у нас еще так много дел.
-Ты прав, Реаног. Как всегда, ты прав. Уверяю тебя, если бы не было столь много чрезвычайно важных дел. Таких как, скажем. Мудрые и к тому же, пустые, и мудрые. Хм.. что то есть в этом словесном обороте странного. Видишь ли. По праву своих обязанностей, вынужден я, ольдмарх самого Тсаартана, и в то же время, наместник его Величества, и стало быть, его сын, проводить все свое свободное от его незыблемого правления время, в каждодневных пиететах, и политических тренировках, вменяя всего себя их играм и многочасовым политическим этюдам. Я рожден для чего-то большего, чем простые чайные церемонии, обсуждение быта и культуры. Я бы сказал, что мне все это чуждо, если бы с рождения не было в моем характере тогда еще юном, вкуса к красоте и изыску.

-Из того что вы сказали, мне до тех пор известно, что вас с юных лет обучали наукам, мне известным как соэнория, и эвсемистика.
- Прикладные расчеты. Если мягко выразиться. Все это исходит из тех глубинных знаний, которые наш народ вывел из трудов первых предков Арахны. Труды, которые берут за основу правильное владение языком, делая из него орудие не сказать пыток, но управления сознанием масс, точно. Мой отец и я, сочли эти знания не имеющими под собой никакой истинной важности. И навсегда они оказались опечатаны в большой зале башни мертвых, что на северо-западе Варнаал. Я бы не советовал вам, друг мой, упоминать о них при ком-либо еще. Но со мной. Будьте краток. Ежели тебя интересует что, могу выведать все без утайки. Потому что знаю тебя еще с тех времен, когда завершилась последняя Адажэ.

-Что же еще я не пожелаю упоминать? В этом есть личный мотив?
- Нет, в том есть здравый смысл. Ну скажем. Представьте на секундочку мой юный друг, ситуация самая что ни на есть не замысловатая. Мы с тобой, приходим, как бы между прочим, на свадьбу. Но внезапно, по глубине духовной вводим себя в заблуждение, и перед тем как посетить столь сладостное предзнаменование жизни грядущей, мы уверяемы будем, что посещаем зал скорби. И всем, и себе, даем понять что тут должно быть, траур. Все веселятся, пьют вино, пускаются в пляс. А мы стоим у стенки, и молча недоумеваем. Нам кажется это абсурдом. И тут, тишина. Всем присутствующим все более становится заметно, что мы молчим, ничего не едим, не веселимся вместе со всеми. Настроение наше передается им, они и сами теряют праздный интерес, и все их мышление становится подавленным, задавленным горем, которого вы подумайте, и нет. Оно родилось из пустого места. Вот в этом, дорогой мой друг, и товарищ, и есть прикладная наука, которая некогда являла собой еще одну фундаментальную науку, такую как, метафизика. Мы нехотя можем воздействовать на окружение. И если позывы наши столь же стремительны и красноречивы, мы можем молчать, и в тот же миг, все наше окружение оказывается под чарами наших голосов, взглядов, даже незримых глазу, взглядов на жизнь и точку воззрения.

Оступившись как бы невзначай, и плотнее прижав руку к сердцу, он продолжил:

-Так что, при дворе, ведите себя подобающе. Вся суть таких мероприятий, быть на одной волне, и не сходить с нее во что бы то ни стало. Нельзя давать повода никому выступать из этой намеченной черты. И особенно я тебя прошу. Не зрите дальше чем можете. Не стоит намечать особо больших планов  и надежд. Нужно думать здесь и сейчас. Это очень важная черта политика. Развивать то, что сейчас. Не в будущем. О нем тоже думать конечно.. но если мы добьемся для себя лично ли, для нашей ли стороны, исключительных выгод, в будущем мы не сможем сделать ничего более. Запомни это хорошенько пожалуйста.

Так, они и шли, не принужденно, говоря о единственно простых и упорядоченных истинах, как для них, так и для дела, которое занимало все их существование. Один, был рожден по воле случая, и занимал на данный момент времени, роль не равнозначную. Вот уже двадцать шесть лун, которые в мире сем, отнимали время равное примерно двум третям года. Все равно это, как если бы весь год кроме месяцев покрытых снегом, он занимал этот пост. И таких лет, ровно двадцать шесть будет.

Издревле, в мире было множество званий, имен и обозначений силы. И сделано это было отнюдь не для того, чтобы добившись особого предрасположения, пользоваться некими благами неисчерпаемыми. Во всем, согласитесь, должен быть порядок. На Небе ли, на Земле ли, порядок должен быть особенный. Все равнозначно в порядке вещей своих. Есть рабы, и есть повелители. Есть ученые, а есть вечный ученики равноденствующего светила Разума. Есть те, кто могут научиться большему, но есть те, что постигнув одну сторону бытия, непременно отринут иную ее сторону, не преминув исказить данность, исходя из средств существования своего. Одни становятся мудрецами, стяжателями древнего нестяжимого. Иные становятся учителями и личностями значимыми, превосходящими Разум. Одно, не может существовать от другого. И равноположенно оно по сторонам света своего.