Ломанный

Будто разорвали

И теперь опять

по неровным кусочкам все собирать.

Ежедневно вздрагивать.

Односложно и неотложно

приумножая скорбь.

Словно дробь

Пробивает

И осторожно, глубоко, подкожно

И стынет кровь.



Вновь уходит земля из-под ватных ног

Он бы смог, но желание убивать

Заставляет неделями не писать.



 — Я всего лишь мальчик

Я плох и глух

Больше двух признаний твоих — потух.

Мне хватило недели,

Чтобы сжечь мосты.

Так  попробуй и ты.



 — Ты прости меня, солнце,

Я  — гром, беда

Я привыкла справляться со всем одна,

Но сейчас так сложно мне без тебя

И в глазах прохлада.



Теперь чаще дым

И окно открыто.

Все, что хорошо —

Все тобой забыто.

И немые мы,

Будто пантомимой,

И бросаем взгляды куда-то мимо.



Притворимся, что не было разговоров,

Переломов и чертовых этих надломов.

Ты прости мой упрямый, холодный норов

Это просто пыль.



Наши встречи, как вниз по горе скатиться.

И от страха глаза отводя, молиться:

«Лишь бы не разбиться»

И потом опять:

Собирать, раскладывать, воскрешать.



Я не знаю, где силы мои берутся.

Надрываюсь, потом начинаю дуться.

Но я возвращаюсь всегда в начало.

Будто мне все время чего-то мало.



Видимо, дефицит тебя

Меня заставляет быстрей крутиться,

легче двигаться, чаще не заводиться.

Это слишком свежо, слишком щиплет, тревожит

Бьет под дых, и множит мою печаль.

Мне не жаль, но кожа моя углится

Заставляя все чаще открыто злиться.



И мне, честно, совсем не до дружбы с тобой

На убой не готовилась я морально.

Это ненормально: будто под конвоем

«В дружбу вступают двое».



Если нет желания — не могу заставить.

Переплавить прошлое в «грош цена»,

Почему я все время плачу одна?

Палачу признания свои строча

Все надеясь услышать, что сгоряча

Он сказал о смерти.



В этой круговерти ночей и дней

Все равно я уверена:  кто для меня важней.

А ты одевайся там потеплей

И смотри не болей.