Заезжай брат!

    Солнце медленно садилось за скалистый холм. Его лучи вяло скользили по макушкам березняка, сжавшегося небольшой рощицей у скалистого склона. На обочинах конной дороги, горные травы расправлялись от дневной жары. Вечерний холодок покачивал яркие бутоны, разливая божественный аромат.
    Уморенные кони лениво тащили сельповскую повозку, груженную винными бочками. Высмотрев пригожее место, извозчик Григорий Басканов остановил коней. Спрыгнув с воза, осмотревшись, с наслаждением размял свои затекшие ноги. Затем неторопливо, выпряг взмокших лошадей.
    — Вот здесь заночуем. - сказал он им.
Кони, одобрительно зафыркали, треся своими потными гривами. Любил лошадей Басканов, с детства прикипел к ним и был уверен, что те как люди понимают его.
    — Вижу согласны, — довольно улыбнулся Гришка, привязывая их к поручням телеги.  — Сейчас, я вам сенца, подкошу!
По-хозяйски пошарившись в возу, Басканов достал косу, осторожно размотал рогожу и шагнул в цветущую гущу.
«Эх, хороша травка»! — блажил он душой. — «Нам бы в степях такую, вот коровки бы наелись».
Но не успел Григорий окосить у ног, как за спиной услышал конский топот. Придержав литовку, он обернулся. По дороге, стегая коня, летел всадник. В мгновение ока, ругаясь матом, стрелой подлетел «просмоленный» ветрами степняк.
    — Ты что это, шайтан делаешь! — сузив свои глаза, рявкнул калмык,* удерживая уздой танцующего коня.
    — Ты что мой покос косишь?!
    — Я ж не себе, коням чуть-чуть подкошу, сильно не убудет. — спокойно ответил Гришка и повел плечом смачно подрезая траву.
    — Ах, ты мать твою! Засеку! — брызнул пеной азиат и занес над головой плеть.
    Взрыв бешенства мгновенно помутил разум Басканова. Откинув косу, он злобно шагнул к всаднику и с силой рванул его из седла. С хрипом упал конь, мешком свалился калмык. Но едва коснувшись земли, он вскочил на ноги. Следом за ним, грудно фыркая, поднялся конь и испуганно косясь отошел в сторону. Обозленные противники, яростно сжав кулаки бросились друг на друга. Схватка была короткой. Оглушенный ударом калмык, рухнул навзничь, подминая шелковые травы.
    — Заночевали, в бога мать!
    — Ты как, живой? — оглянувшись, склонился над ним Григорий.   
Злость прошла и ему стало жалко этого человека, ведь по совести тот был прав, но как бы оправдывая себя, пробурчал:
    — Нет бы по-хорошему, так ты с кнутом...
Степняк, к его радости зашевелился, открыл мутные глаза. Крупный пот покрыл его тело, насквозь смочив старенькую засаленную гимнастерку.
    — Где это я?  — присев, помотал он головой.
    — Погорячились мы тут с тобой немного. Как ты?
    — Гудит все. Ну и рука у тебя, — сморщился калмык.
    Отведя взгляд, Гришка виновато присел рядом. И недавнишние враги молча уткнулись в затухающий закат.
    — Закуришь? — прервал тишину Басканов, доставая кисет.
    — Давай.
    — Где воевал? — затянувшись, спросил калмык.
    — С первых дней, в пешей диверсионной роте. — выдохнул сизый клуб Григорий.
    — Я тоже в разведке с сорок третьего, в кавалерийском корпусе генерала Крюкова. А на каком фронте?
    — На Карельском.
    — Я на Центральном. Батыр Бадмаев! — протянул руку азиат.
    — Григорий Басканов. — пожал ее тот.
    — Слушай брат, зачем тебе под открытым небом ночевать. Айда ко мне в гости! У нас тут стойбище недалеко. Женка махан сварила, кумыс созрел. Посидим поговорим, лучшим гостем будешь.
    «Мягко стелет». — подумал Гришка. - «Как бы тут самому не угодить в махан».
Увидев его сомнение, Батыр расхохотался:
    — Разведчик ты что, испугался! Законов наших не знаешь? Кто честно калмыка сбил с ног, тот брат ему на веки. Отныне, скажи что я брат твой и всяк из наших поможет тебе. Запрягай, здесь рядом.
    Дом Батыра находился на другой стороне холма. Это был убогий, облупившийся под дождями саман. В нем было две комнаты, — пропахшая дымом кухня да небольшая спальня с досчатым настилом, укрытым кашмой. Посреди кухни стоял коротконогий стол с дымящейся миской вареной баранины. У стола при свете фонаря, колготилась молодая калмычка.
    — Гостя вот привел, ужин готов хозяйка? — радостно просиял Батыр.             
Женщина молча кивнула и принялась пристально рассматривать незнакомца.   
    — Агуя. - оторвав наконец взгляд вытерла руки калмычка.
    — Григорий. — стесняясь пробормотал Басканов, легонько сжав ее маленькую ладонь.
    — Иди брат, садись, — заметив его смятение усадил гостя Батыр.
Их простота и скромный быт быстро развеяли стеснение Григория. Они были такие же как он и были готовы отдать лучшее, лишь бы угодить гостю. Расставив пиалы, Агуя принесла бурдюк.
    — Погоди-ка брат,- остановил Басканов потянувшегося к бурдюку Батыра. - За нашу встречу и дружбу, мы покрепче что-нибудь найдем. Бери посудину!
Выйдя во двор, Григорий запрыгнул на воз. Нащупав в бочке кляп, с силой выдернул его. Запах водки, перебив ночную свежесть резко ударил в нос.
    — Держи-ка брат ведро! 
Отлив литра три, Гришка ударом кулака вогнал затычку.
    — А как сдавать будешь? — встревожился Батыр.
    — По дороге водичкой «женю».
Поистине непредсказуема и проста душа нашего народа. Скромный стол и вино делает  его радостным, а в хорошей компании счастливым. Через час, наши подвыпившие счастливые друзья, обнявшись пели фронтовые песни. А напротив, через стол, радовалась их дружбе веселая Агуя. И казалось что на всем белом свете не было счастливее их.
    — Постой, брат! — прервав веселье вдруг помрачнел Батыр. — Нехорошо как-то получается. У нас праздник, а соседка наша Баира одна, не по-человечески это. Давай пригласим?
    — Давай! Большой беды не будет. — согласно кивнул Басканов.
    — Агуя, иди, зови! А мы с братом пока покурим. — встал из-за стола Батыр.
Поднявшись, они дружно вышли. Над сонным стойбищем, белым серпом висел молодик, стояла тихая звездная ночь. Лишь иногда, блея в загоне, эту тишину нарушали овцы. Ночная свежесть быстро остудила их потные лица. Баира вероятно жила где-то рядом. Не успели друзья докурить, как зашуршали шаги и из тьмы выплыли две женские фигуры.
Баира была молода, красива. Ее темные глаза, излучали поток женской ласки. Она сразу же, понравилась Григорию. Обвороженный ее взором, он вдруг поднял пиалу и предложил:
    — Давай брат за женщин, за их любовь! 
За любовь пили все, искренняя радость простоты царила за их столом. Первым спился Батыр. Агуя увела его на постель. Подвыпившая Баира, маняще смотрела на Басканова. Тот поднял ее на руки и понес на раскинутую кошму. Хозяйка задула фонарь.
Эх горяча была калмычка! Лишь только под утро уснул Григорий.
Разбудил его Батыр, когда солнце уже властвовало во всю.
    — Вставай брат, пора тебе. Агуя с Баирой уж часа два как ушли с отарой.
Поднявшись, Басканов наскоро сполоснул лицо из кадки и впряг лошадей в конку.
    — Давай на дорожку, — предложил Батыр.
    — Не! Оставь себе. — отказался Григорий.
    — Ну тогда присядем, — пригласил хозяин, усаживаясь на перевернутую колоду. 
Друзья присели, молча щурясь от лучей утреннего солнца.   
    — Спасибо тебе брат. — нарушил тишину Батыр.
    — За что? — не понял Басканов.
    — За то, что радость нам доставил, за Баиру. Я ее такой счастливой давно не видел. У нас и до войны мужики редкость были, а теперь сам знаешь. Понравился ты ей. Обед вот тебе в дорогу собрала. — кивнул он на воз.
На передке конки, лежала набитая холщовая сума. Помолчав немножко друзья встали.
   — Ну мне пора. — выдохнул Григорий протягивая руку.   
   — Счастливой дороги тебе. Заезжай, брат! — крепко пожал ее Батыр.
    * Калмык - так на Алтае называли народ проживавший на Калмыцких мысах.