Мертвая голова. Сказка

На окраине большого, шумного города,в доме на тихой, зеленой улочке жил бедный поэт.Жил он в комнатке, которая выдержала за время своего существования два ремонта, три протечки и...тьфу, тьфу...держалась кое-как. Днем он в основном был занят тем, что мучился. Отчего поэты мучаются? Пустой вопрос, ибо ответа на него не существует. Это просто их основное занятие, вот и все. В общем, у него болела душа(впрочем, как и у всех поэтов). Наличие души у поэта вопрос не обсуждаемый, равно как и её недуги, поскольку со здоровой душой поэтом не станешь. А так как он нигде в общепринятом понимании не работал,т.е., выражаясь фигурально, "бил баклуши" (кстати, именно по этой причине а не по какой-то иной, он и был бедным), то душевные муки занимали все его время, точнее, светлое время дня. Не то ночью. Ночью, при неверном свете луны и уличных фонарей, бросавших через окно огнистые пятна на стены в маленькой комнатке поэта, он жил. Муки лишь обострялись, но он жил. То есть, грезил новыми сюжетами несостоявшихся еще своих сочинений, пил крепчайший чай а иногда кое-что и покрепче чая, много курил и даже выходил из дому на прогулку. И видел то, чего не замечали другие. После захода солнца одна неразрешенная тайна более всего донимала нашего героя и тянула его на ночные улицы. Днем, выглядывая в оконце своей комнатенки, он видел напротив старинный особняк и на эркере его фасада каменную статую прекрасной девушки. Ночью же она исчезала, а в окне четвертого этажа, где , собственно, и стояла статуя, загорался волнующий желтый свет. И казалось ему, не спавшему по ночам, что он видел в этом окне иногда то появлявшуюся, то исчезавшую женскую фигуру. И вот, в одну из таких ночей, поэт как всегда вышел из дому. На пруду, в сквере возле старого особняка, ветер дробил черную воду на вспыхивающие под луной пятна. То была осень и аллеи сквера замело прелой листвой, остро и горько пахнувшей и хрустящей под ногами как крылышки высохших насекомых. В окне четвертого этажа уже зажегся таинственный желтоватый свет и мелькнула как всегда женская фигурка.
- Во что бы то ни стало я должен разгадать эту тайну!- сказал себе поэт, глядя на силуэт в горящем окне. Возле дома росло крепкое старое дерево. Толстые ветви изгибались словно чудовищные змеи. Подтянувшись руками за нижнюю ветку, влез поэт на дерево и заглянул в окно. И вот что он увидел. В залитой неярким золотым светом просторной комнате, бросая изломанную тень на паркетный пол и на стену, стояла молодая девушка в длинном белом платье.Рядом с ней прохаживался по паркету большой черный ворон. Персонажи эти о чем-то негромко разговаривали. Поэт прислушался. Окно было чуть отворено и он слышал каждое слово.
- Отпусти его, - говорила девушка, - отпусти бедного юношу. Каждый раз, когда ты обращаешь меня в камень, мне больно. Невыносимо больно. Болит и ноет каждый мой член. Так и стою, налитая болью, под солнцем, ветром и дождем не в силах даже пошевелиться и позвать на помощь. Как он должно быть мучается, бедный мальчик, не зная даже, не ведая, кто терзает его душу. Зачем тебе его мучения?
- Ты говоришь чушь, - хрипло отвечал ворон, причем поэт наш нимало не удивился тому, что птица разговаривает, воспринявши это как должное. Ты говоришь чушь! Поэт должен страдать, иначе из сердца его не вырвется ни строчки. И кто же тогда будет указывать людям на их жестокость? Поэты только на это и годны. Более от них все равно никакого толку.
- Эге, - смекнул поэт, - да ведь эта девушка моя душа. Так вот отчего нет мне ни днем ни ночью покоя. Так не дам же я этой проклятой курице издеваться над нею.
И вот, подумавши так, толкнул он рукой створку окна, растворил его и спрыгнул с ветки на пол, в комнату.
- Ага, вот и ты,- проскрипел ворон. Что ж, я ждал тебя. Ну, теперь, коли ты все знаешь, тем лучше. И что же ты хочешь от меня?
- Немедленно прекрати терзать мою душу! Иначе я не знаю, что сделаю! Сверну тебе шею! - воскликнул юноша.
- Но, но, полегче, полегче, не так грозно, мой мальчик,- насмешливо прокаркал ворон, -прежде выслушай-ка что я предложу.
И с этими словами распахнул он крылья и взлетел на стул, стоявший посреди комнаты возле большого дубового стола. И чудо- со стула спрыгнул вниз уже не ворон, а горбатый, мерзкий старик в черном сюртуке с длинным хрящеватым носом, похожем на клюв.
- Так вот, юноша, - начал свою речь горбун, прохаживаясь по комнате.Так вот.
Добудь мне Мертвую голову. Добудь.Сейчас мне подвластна только твоя душа, но когда я обрету Мертвую голову, могущество мое неизмеримо возрастет. Не будет больше ни боли, ни страха, ни страданий, ибо все живое обращу я в камень.Добудь мне ее и ты спасешь не только свою душу,но весь ваш гнусный мирок. Никто и ничто больше не будет страдать. Мир и покой воцарятся на Земле. Подумай, цена высока.
- Я готов, -отвечал не задумываясь поэт. Только где её искать? И что это? Ежели надобно кого-то убивать, то так и знай, я откажусь.
- Нет, нет, убивать никого не надо. Отправляйся туда, куда я  пошлю тебя, там все сам поймешь и сам все увидишь.
И с этими словами вскинул кверху старик свои крючковатые пальцы и...

- Сила полная луны,
Волки у кривой сосны,
Собирайся, злая нечисть,
Душу глупую калечить.
Изготовим для начала
Из души твоей мочало.
Отправляйся, человек,
В город,за семнадцать рек.
Темен будет путь во мраке...
Ведьма на хромой собаке,
Награди его потом
Собачьим хвостом! -

прозвучало страшное заклинание. И поплыло все в глазах у поэта... И исчезло разом...


...Раннее утро. Намечается уже день, наползает с востока, сухой, солнечный, синий... Бескрайняя равнина, дымно-фиолетовый лес, убегающий за линию горизонта...Там, неизмеримо далеко, на кромке земли и неба едва намеченные голубым туманом горы...Они манят, зовут к себе, притягивают. Там, за ними, это так ясно ощущается, какая-то тайна, нечто такое, не узрев, не увидев, что же это, жить далее совершенно невозможно. В лес, под душный зеленый полог, спускается с высокого холма всадник на блестящем черном коне. Вот он нырнул уже в чащу, под изогнутые, причудливые. темные ветви. От нежданно нахлынувшей вдруг как ливень лесной темноты тревожно всхрапывает конь, волнуются под коленями всадника его влажные, глянцевые бока. Подрагивая малиновыми ноздрями, оборачивает он голову к хозяину, скашивает умный свой глаз с рубиновым полумесяцем белка, словно пытается спросить - куда мы? зачем?
Но всадник успокаивает друга своего, гладит по шее и торопит, торопит, сжимает нетерпеливо бока... И гаснут рубиновые полумесяцы на нервной морде коня, обращаясь в черный блеск устремленный вперед...Лес шепчет, шелестит и поет...А над головой, в кружевных вырезах листвы проглядывает иногда светлое небо.
К горам, к горам...
Что нас ожидает? Какая тайна? И кто этот всадник?
Да это же наш поэт! Да, это он. Куда он мчится?
Лес тихонько нашептывает и поет...Он полон невидимой жизнью, он словно тело гигантского существа дышит и волнуется и словно сами деревья обмениваются мнениями о всаднике и его коне. Но не страшно а как-то беспокойно. Льется солнечный свет, нарезанный на полоски черными стволами, решеткой стволов. Стелется по траве солнечный дым. Словно пожар в лесу. Клубится отовсюду солнечный дым. Но вот поредели темные стволы. Раздвинулся лес и с высокой горы увидел наш всадник большой разноцветный город на дне зеленой долины.
В узких улочках спешили по своим делам горожане. Вздымались в небо высокие шпили, зажигались на солнце купола церквей, слышны были звонки трамваев, из пекарен пахло свежим хлебом...
Безмятежен и весел был город. Смотрели в небо в свои телескопы мудрецы, перед зеркалами расчесывали волосы красавицы, на театрах пестрели афиши а в скверах и парках играли дети...
...Вдруг, поднявшись из-за далеких гор, встала от горизонта темная, густая, непомерная туча и полетела к городу. Она подлетала все ближе и ближе, надвинулась на город и вот уже можно было различить тысячи и тысячи черных ворон, хлопьями, как черная сажа, кружившихся над крышами. Из клювов их вырывалось пламя и ливнем обрушивалось на дома, на деревья, на людей и на всё, всё...
Черный столб дыма, подкрашенный снизу встающим солнцем, взметнулся над городом, раскинувшись в полнеба, ввысь и вширь, как огромная наковальня...
Из этого дымного столба выпорхнула и полетела вниз большая черная бабочка. На спине у нее зловещийй знак смерти- пустые глазницы, оскаленные зубы, скрещенные кости. Поэт глянул на город и обмер. По улицам, между разрушенных, обугленных домов метались обезумевшие люди. На мостовой, на осколках битого стекла, сидела маленькая русоволосая девочка. Глаза ее, расширенные, полные недоумения, подняты были на бабочку, слетавшую из дыма на разрушенный город.
И вот опустилась на развалины домов страшная бабочка, коснулась лапками улиц. И тотчас окаменело все, остававшееся еще живым в городе. Застыли в нелепых позах бегущие люди, окаменели их искореженные страхом лица, опустели глаза. Окаменела и маленькая, сидящая на осколках девочка. Окаменело всё. А бабочка сидела на развалинах и помахивала крыльями.
В ужасе от увиденного стоял неподвижно наш поэт над мертвым городом.
Но вот очнулся от оцепенения, спустился к городу, ведя в поводу коня. Сняв свой длинный плащ, накинул он его на зловещую бабочку, поднял свою ношу, сел на коня и пустился в обратный путь. Он вернется, отдаст бабочку злодею-ворону и исчезнут в мире страдание и боль. Может быть, старик и не такой уж злодей, когда-то должен этой муке наступить конец. Теперь перестанет терзаться его неспокойная душа, не будут больше люди страдать и мучиться, будет мертво все. И хорошо, и слава Богу. Наконец-то. Что ж. Судьба мира в его руках.
Но вдруг замедлил бег коня задумавшийся поэт. Остановился, слез с седла и долго-долго стоял безмолвный, устремив взор на матерчатый сверток с несчастной своей ношей. Перед глазами его сидела на камнях девочка с недоуменным, вопрошающим взглядом. В нерешительности стоял поэт. Но вот медленно развернул он сверток и выпорхнула пленница, полетела в высь, уменьшаясь с каждой минутой, пока не скрылась за горизонтом.
Долго вслед ей глядел поэт и губы его шептали:
- Улетай, улетай прочь, проклятая бабочка.Улетай за горы, за леса, улетай за семь морей, провались в черную бездну, откуда ты вышла. Да не исчезнут в мире боль, сомнение, страх... Я вернусь и встречу свою живую, страдающую душу. Мы будем жить, жить, испытывая боль ежеминутно, ежечасно. И мы будем страдать. Да, мы будем страдать. Мы будем мучиться еще больше чем прежде. Но мы будем жить. Мы будем ЖИТЬ!