Nostalgie

У меня философия старая:
Успокоиться, вроде, пора,
Но люблю посидеть я с гитарою
С пацанами родного двора.

Шмурдяком затоварившись розовым,
Для начала по литру всосав,
За столом у аллеи березовой,
Там, где раньше был клуб ДОСААФ.

Под навесом со сгнившими бревнами
Побренчать на аккордах блатных
И исполнить басами неровными
Старый гимн подворотен родных.

Подойдут и соратницы рыжие,
Когда спать убежит детвора:
Две подружки, и обе бесстыжие —
Ну, как есть, королевы двора.

И затянут про жизнь беспризорную
Так, что сразу завянет ландшафт,
И, конечно, совсем не зазорно мне
Выпить с дамами на брудершафт.

За сараями с ржавыми крышами
Буду я, сигареткой дымя,
Целоваться с лахудрами рыжими
По одной или сразу с двумя.

Я такой. Я с народом. Я с массами.
Плоть от плоти. Без всяческих «но»!
Это Маркс мерил общество классами —
Я не меряю, мне все равно.

Я могу даже водку стаканами!
Ну не всю — я уже не герой,
А когда-то дружил с хулиганами —
Хулиганом был каждый второй.

Если только не скачет давление,
И в парную сходить мне не лень,
Чтобы там получить искупление
За неправедно прожитый день.

А в обед разговеться бы водочкой,
Подлечиться — душою я хвор,
Нелупехи с лучком и селедочкой
Навернуть под хмельной разговор.

И, отведав прозрачной по маленькой,
Осознать, когда схватится хмель,
Что не нужен цветочек нам аленький
Из заморских далеких земель.

Здесь своих дефицитов достаточно!
Своего тут добра, как собак,
В том числе, и растений загадочных
(Как мне кажется, это про мак).

Под грибочек соленый на вилочке,
А в сметанке! — хоть оду пиши —
Чтобы завтрашним утром в парилочке
Скинуть накипь с размякшей души.

По второй нужно сразу, но с выдержкой.
Можно молча: своих помянуть.
А за Сталина пили навытяжку:
Тост короткий — и сразу же в путь.

После третьей, — а это, как водится, —
Песню нужно с безбрежной тоской
Про дороги, что где-то расходятся,
И про клен, что шумит над рекой.

Споры, слезы, обиды тягучие
На дурацкое наше житье,
И, уж если удастся, при случае,
То и драка, а как без нее?

Так же прадеды наши далекие
Жили здесь и любили свой край,
Так же девушки их синеокие
Приходили гулять за сарай,

Так же пели сиротские песенки,
Прижимаясь друг к другу в ночи,
И сидели на сломанной лесенке,
Ковыряя ногой кирпичи.

Так же водочку пили по праздникам,
А на чай выставляли фарфор,
Мылись, правда, из медного тазика
И в сортир выходили во двор.

Так же в бане березовым веником
Выбивали прилипшую блажь —
Эту жизнь не понять современникам,
Лифт зовущим на третий этаж.

Все проглотит система иммунная.
Небольшая лишь разница есть:
Их гитара была семиструнная,
А теперь полагается шесть.

Жизнь идет: бани стали притонами,
Вместо тазика — водопровод,
И за квасом с пустыми бидонами
Не толпится у бочки народ.

Бабки, тачки, шмотье — с жиру бесятся,
Старый дом наш теперь расселен,
И никто на поломанной лестнице
Никогда не споет мне про клен.

Я приеду и взглядом внимательным
Двор окину в душевной тоске,
Двух лахудр помяну словом матерным,
Сединою сверкнув на виске:

— Где же ты, моя молодость рыжая?
Ущипни меня, память, ужаль!
Но в ответ ничего не услышу я:
Тихо, грустно, тревожно и... жаль.