Ну, вот и поговорили. из серии дедЫ

Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей, а это скверно.
А.П. Чехов



 Пелагей умел писать автоматически двумя руками, возможно, не хуже чем та звезда, произведения которой в своё время наделали немало шуму среди нацпатриотов русского этноса. Смею предположить, что именно "Разоблаченная Изида" удержала моего героя от совершенствования такого своего незаурядного таланта. И если "Тайная доктрина" оставляла какой-то след в душе: надо  же!, то вся эта бабья чехарда только подливала масла в уверенность: не стоит потакать чьим-то прихотям. Нужны тебе стенографисты: заплати и спи спокойно. Не стоит думать: мол, меркантильный интерес сгубил дар автоматического письма. Пелагей вполне осознано протестовал против сей практики, понимаемой им как духовное рабство.

- Иш-шь, на свободу захотел, - подтрунивал над сверхспособностями приятеля Сашка Строгин, с которым когда-то они вместе працавали в одной конторе.

У Сашки способностей к таким штучкам не было, отчего Пелагею иногда казалось, что бывший коллега смотрит на него как Сальери на Моцарта: халявщикам и черт люльку качает. Так говорила когда-то его покойная бабушка про тех, кому доставалось в этой жизни не по средствам.

- На кой мне эта морока, - так подводил итог остротам над своей абыяковостью до возможности взаимодействия с иными инстанциями Пелагей по молодости.

Как раз в то время вся трансцендентная кухня полезла на экраны телевизоров: о людях с врожденными способностями к экстрасенсорике заговорили в открытую. Похоже процент подобных людей в обществе нарастал столь стремительно, что скрывать истинное положение дел стало глупо. Вероятно, подобных операторов  старались выявить как можно раньше с приземленными целями: кого использовать, кого просто взять на карандаш - как дело пойдёт.  Пелагею что-то подсказывало избегать втягивания в контакты не только в открытых случаях, но и чисто из личного интереса.

- Неужто тебе не интересно узнать что-то для самого себя, к примеру? - спрашивали его знакомые, которым он по первости, неопытности и непонимании как это у него получается, демонстрировал свои способности.

Любопытство, если оно и возникало первые времена, быстро рассеялось:  к Пелагею лично воспроизводимая информация отношения практически не имела, а если и имела - то исполнялось всё столь хаотично, что вопру было считать верные предсказания, когда они проскальзывали, элементарными совпадениями в рамках теории вероятности.

- Так дай им время настроиться на твою волну - дело пойдет лучше, - уверял кто-то из сослуживцев, похоже понимающих толк в происходящем.

Пелагей стоял на своём: Лонга, позиционировавший себя, как белый маг, убедительно доказал, что лучше не знать лишнего для себя, потому как перебрасывая какую-то информацию инфернальные сущности кодируют поток. Оно-то им может и с руки - а ты отдавайся им как девка на привозе.

Так вот Пелагей и погубил свой талант. Это был один из любимы доводов вышеупомянутого Сашки, когда тот пытался в каком-либо споре одержать верх над незадачливым контактёром. Чаще всего разногласия между товарищами возникали по вопросу "доколе нам это терпеть".

Собственно, Сашка не был близким другом Пелагея в молодости. Да и звали тогда Пелагея совсем не так. Это после выхода на пенсию он резко сменил все свои координаты. Уступил сыну с молодой женой квартиру, которую ему когда-то выделили по службе: раз уж не смог заработать наследнику на то, чтобы как в старые времена отделить сына в новый дом. Его собственная жена переехала к своей овдовевшей сестре, устав от мужниных привычек, которые с годами обрастали все большей шершавостью. А Пелагей перебрался на дачу. И за последнее время, поскольку вышел на пенсию практически молодым еще сильным мужиком, временное летнее жилье было превращено в добротный сельский дом, который и водой, и теплом был на зависть соседям обеспечен круглогодично. С тех пор и повадился к Пелагею нахаживать по-соседски этот самый Сашка, с которым они когда-то работали в одном управлении, но особого знакомства не водили.

Да и теперь приятельство было мерой вынужденной. Строгин, которому в личной жизни повезло как бы даже больше, чем Пелагею, был, тем не менее, весьма деятельным оппозиционером действующей власти, в которой быдло и навозники заняли на годы вперед места себе, своим не только внукам и детям, а и крестникам и племянникам. Нигде больше не ценились личные качества человека - только отнесение к определенной группе крови (расе-пидорасе), что и являлось процессом вырождения как экономики, так и политики. Но всех в принципе сюжет устраивал: все равно было ясно, что вся отпочковавшаяся химера самомстийных государств будет распродана с кондачка.

Так и сегодня Сашка зашёл не просто: собирался ехать в столицу на митинг оппозиции против действующей власти. Выслушивая веские доводы и обоснования подоплеки готовящегося противостояния, Пелагей в конце концов почувствовал тайную пружину сашкиного визита: похоже тот считал возможным получить от посредников предуказания к грядущим событиям с помощью пелагевых подвязок.

"Гарантий захотел", - усмехнулся он на хождения Сашки вокруг да около  бесконтактного общения с так называемой матрицей.

Улыбку, которую редко можно было видеть на сухих резких губах Пелагея, собеседник не мог оставить без внимания:

- Напрасно лыбишься. Этому козлу надо дать понять, что не всё им схвачено. Тупица безграмотная, на него же смотреть без тошноты невозможно.

- Да ты што? Он же тебе - отец родной, - Пелагей как раз обернулся от грубки, где жарил свинину с лучком к картошке - было самое время обеда, а на пару и выпить не грех, потому как, боясь спиться в одиночестве, хозяин доставал наливку только когда в дом кто-то заходил по-свойски.

Сашка вспыхнул:

- Да я б на одном поле с ним не сел ..., - окончание фразы скомкалось между пары одновременно произнесенных грубых ругательств.

Пелагей по-домашнему сервировав застланный клеёнкой под ситчик стол, начал разливать стопки:

- Ты под еду не матерись - плохая примета. А раз уж зашел разговор, то даже не начинай: пенсию тебе без всякой люстрации платят не чета какому работяге или инженеру, да и тем еще пятнадцать лет вкалывать, пока они дослужатся, до такой чести - какую тебе дали эти самые власти.

- Так я на них сколько отпахал!

- А те пахали не на них? Всех наших заслуг - что пропустили сквозь пальцы развал того, что должны были охранять. Так нам ещё и бабки за то платят - во фигня! Мне моя всегда говорила прямым текстом: уроды вы там все. И рты они вам закрыли пенсионом этим за то, что вы им до власти дорваться не мешали.

- Что ж мне от заработанной пенсии в их честь отказаться? Это ты хочешь сказать, - Сашка был заметно уязвлён, потому как до сего дня считал Пелагея своим человеком, с которым можно говорить как с допущенным к тайнам управления народом и государством в отличие от чмошников.

- Да, откажись. Работай до шестидесяти как все. Потом получай в половину меньше - вот тогда ты будешь иметь право наезжать на самовыдвиженцев. Я тебе за мою кралю не договорил: она ж со мной и не развелась, чтобы не лишиться нашего спецмедобслуживания: поликлиничка с новейшим оборудованием, госпиталь с предупредительным персоналом - не дай боже кто-то пожалуется. Тебя как в госпитале кормят? Ты видал мазню зековскую, которую дают в простых больницах.  Ну, понятно, ты заслужил. Грудью родину защищал от врагов. От их врагов между прочим - так какого ты сука руку пытаешься укусить хозяйскую?

Тут только Пелагей заметил, что они так и не выпили: чернорябиновая наливка стояла в рюмках полная до краев. Сашка молчал, только кадык нервно ходил вверх-вниз.

- Я не прав? - примирительно вернулся к трапезе хозяин.

Кто его знает: прав - не прав. Жизнь одна. Каждый ищет где лучше. Но такие провокаторы, как его приятель, сбивают с толку молодёжь - и в этом Пелагей был убежден твердо. Эти опытные, выйдут сухими из воды - случись что, а те заплатят кровью, а то и жизнью. Сашка-смутьян и пожил, и теперь у него всё не так плохо как у большинства - но он-то равняет себя с нуворишами, дело ясное, а тут уже и видна эта гангрена, которая разъела все общество, разделив на быдло и знать, которая вышла из того самого простонародья, но так взяла на понт всех, что теперь её никаким оперативным вмешательством уже не сковырнуть. Поезд ушёл.

Вечером перед сном Пелагей достал одну старую рабочую тетрадь: он изредка почитывал, пытаясь тренировать память, свои прежние заметки, восстанавливая подробности событий.

"Не пришло твоё время". Такие буквы появились неожиданно на пустом месте листа. Пелагей не заметил, как матрица, дала о себе знать. "Какому хе ру ты нужен?" - это вероятно был ответ. "Ну, вот и поговорили", - Пелагей захлопнул папку и погасил свет.


© Copyright: Татьяна Ульянина-Васта, 2018
Свидетельство о публикации №118082003353