Пролог

Это просто пульт управления

INRI! INRI!
SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS

Сказано – сделано.
 
 —

Когда Свобода уходит, она уходит не первой, уходит не второй и не третьей,
Она ждёт, чтоб ушло всё остальное – она уходит последней.
Walt Whitman

Поэтический проект семи авторов:

OPERA

НЕЕВКЛИДОВА СКАЗКА


И видел я как бы стеклянное море, смешанное с огнём, и победившие зверя и образ его,
и начертание его, и число имени его стоят на этом стеклянном море, держа гусли Божии (Откровение 15, 2).

И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга, и лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные, в руке у него была книжка раскрытая. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю, и воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тогда семь громов проговорили голосами своими (Откровение 10, 1-3).

 —

Тот мир объявлен вне закона.
На новый выписан мандат.
Как почерневшая икона,
Висит повешенный солдат.

Верёвкой веру не навяжешь –
Ее инерция страшна.
Россию всю пройдёшь – и ляжешь,
И не изменишь ни рожна.

История сменила скорость
И не берёт теперь в расчёт,
Какой уезд, какую волость
В какую сторону качнёт,

И по каким таким мотивам
Кричат «Ура!» или «Долой!» –
Она летит локомотивом,
Полна жестокости одной.

В семь дней весь мир перевернуть бы,
Железный выковать финал,
А чьи-то души, чьи-то судьбы
Удобны, как оригинал.

История наводит глянец.
Солдат ей высунул язык.
И вся Россия, как германец,
Уже насажена на штык.

Валерий Новоскольцев


ПРОЛОГ

ПЕРВАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Герои пьесы:

Джеффри – молодой человек, одержимый идеями нигилизма и страстью к разрушению, поклонник Чака Паланика.  Удивительно корректен сердечно, очень привязан к Дженни.

Дженни – подруга Джеффри, не разделяет его убеждений, но сердечно сочувствует. Перенесла потерю близких и сильнейшее духовное потрясение.

Джеффри убеждает Дженни отправиться в путешествие, к морю – развеяться, отдохнуть.
Дженни не хочет, тоскует, но, видя искреннее беспокойство друга, уступает Джеффри.

Аэропорт. Регистрация. Ожидание.

Джеффри трогательно заботится о Дженни. Шутит. Пытается развлечь.
Дженни слабо улыбается на шутки, но отвечает невпопад: вся – в себе.

Объявляется посадка. Гром аэродрома. Дженни встревоженно прислушивается, начинает тосковать, но в самолёте успокаивается.

Девушка (дерзкая, цыганской крови) – смелая до безрассудства. Религиозна, но без рамок и канонов. Катастрофически опаздывает. Успевает. Влетает в самолёт буквально в последнюю секунду и сталкивается с Джеффри, глаза в глаза.

Пересечение сердец и голос:

сквозь условность границ культур и цивилизаций
наугад не забыв закрыть за собою двери
есть куда уходить но некуда возвращаться
есть с чем можно играть но не во что больше верить.

просто смерть – лишь одна из многих проекций жизни
просто штиль – лишь одна из реализаций шторма
а сознание преломившись в незримой призме
принимает любые виды любые формы.

только мысли опять сплетаются в инвективы
эфемерность всего казавшегося нетленным
девять уровней девять робких шажков к обрыву
мы познаем себя приблизив коллапс вселенной.

Напряжённый взгляд. Смущение. Взаимные извинения.
Все рассаживаются. Обычная речь стюардессы. Самолёт разгоняется. Взлёт.
Ночь. Приглашение ко сну. Монотонный шум двигателей. Джеффри берёт руку Дженни в свою и засыпает.

Дженни заворожённо смотрит в иллюминатор.
В тёмном небе появляется алая точка, которая постепенно разрастается в косматую пульсирующую звезду. В зрачках Дженни ответно загорается алое пламя. В кровавом сиянии девушка видит, как сворачивается пространство. В гигантской воронке мечутся тени людей. Выхода нет.

У Дженни начинает  кружиться голова. Сильнее... сильнее... У самого края воронки она видит маленькую женщину из прошлого или будущего, которая, обхватив руками голову, КРИЧИТ, но слышен только шёпот:

очень страшно очень хочется к маме
очень хочется никогда не родиться
кто-то очень жестокий напичкал череп мозгами
а можно быть просто снегом на острове Диксон.

кубатуры-периметры странных каких-то комнат
перемотанные насквозь разнообразного размера кругами
сжимаются до размеров малюсенького в горле кома
очень страшно очень хочется к маме.

паутины на потолках монстры откуда-то из-под
у каждого первого за пазухой настоящий камень.
очень хочется никогда не родиться
очень страшно очень хочется к маме.

Дженни чувствует, что это родной, очень дорогой для неё человек. Она протягивает руки к маленькой женщине – над головой начинают биться языки белого пламени. Всё видимое пространство заливает светлое сияние.

Дженни резко приходит в себя. Монотонный гул двигателей. Джеффри спокойно спит.
Ночь.

ВТОРАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Небольшая церковь. Только что закончилась вечерняя служба. Народ расходится, мирно беседуя.

У входа расположилась маленькая женщина, очень похожая на ту, что привиделась Дженни. Временной взрыв!.. Горящий Йерушалаим покидают последние христиане. Не-ет!.. «Нет у нас иного царя кроме кесаря!..» Временной взрыв!
Шель заhав!..

Маленькая женщина сосредоточенно смотрит на дорогу, иногда всплескивает руками и начинает нервно расхаживать из стороны в сторону. Для стороннего наблюдателя это выглядит смешно и нелепо, но стороннего наблюдателя нет!

Маленькая женщина живёт при церкви, зарабатывая на хлеб торговлей церковной утварью, товарами золотыми и серебряными, камнями драгоценными и жемчугами, и виссоном, и порфирою, и шелками, и багряницею (Откровение 18, 12)... Раньше она торговала не только свечами и ладаном, но тайные страсти лишили её и того, что имела от честн`ых трудов. Временной взрыв!.. Царица Египта играет на ложе со змеями. Священные царские змеи сворачиваются кольцами, преображаясь, переливаются, свиваются тонкими водяными нитями... Веретено. Всплеск! Временной взрыв!

Темнеет. К воротам подъезжает старенький автобус. Из автобуса выходит невысокий худой человек. Маленькая женщина мгновенно успокаивается, приобретает вид неприступной крепости и забирается на водительское сидение.

Невысокий худой человек – это ревностный прихожанин, приверженец всевозможных церковных правил и постановлений. Народ, небрежный и негодный /к исполнению устава/, прозвал его Фанатиком.

– Эй, раба Божия, никуда негожая, брысь от штурвала!

Хитрая маленькая женщина делает вид, что не слышит.

Фанатик идёт в храм за благословением и, возвратившись, всё же прогоняет маленькую женщину с водительского кресла: «Брысь!»
Сожалеет, что припозднились они с батюшкой, но делать нечего, придётся ехать...

Маленькая женщина, ворчащая про злых фанатиков, расхаживает рядом аки тигра. Ждёт, и ей конечно же не нравится, что «этот ревизор» следит за каждым тайным вздохом о церковной кассе, но без Фанатика ей как-то неуютно. Эх! эх!..

Тихонько  поднимает голову и столбенеет:  на небе мечется косматая звезда, пульсирует кровавым пламенем. Пространство сжалось, полилось материей, и маленькая растерявшаяся женщина увидела, как падает горящий самолёт.

В ушах звучало:

Мне не хотелось умирать,
Мне не хотелось быть песком,
Хотелось над землёй летать,
Из радуги построить дом...дом...дом...

Очнулась лёжа на земле. Привстала, отряхнулась.

– Господи!!!
Привидится же ТАКОЕ!..

Спешит к автобусу, осторожно присаживается рядом с Фанатиком, чем вызывает его крайнее удивление. Впервые, вопреки внутреннему своему уставу, он не прогоняет от себя маленькую алчную женщину и, перекрестившись, трогается в путь.

ТРЕТЬЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Ночь. Поезд. Отдельное купе.

Неизвестный – человек с определённой, очень серьёзной, единственной в своём роде  внутренней миссией, ещё не осознавший до конца своего призвания.

Задумчиво смотрит в окно.

Монолог Неизвестного – к Богу:

А вокруг меня – бездорожье,
Мчится поезд в ночи земной.
И дана мне Премудрость Божья,
Чтобы я приобрёл покой.

Принимая подарок царский,
Обнимая ноги Твои,
Понимаю ли я, несчастный,
Бескорыстность Твоей любви?

Слёзы катятся тихим градом,
Заменяя мне сонм молитв...
Бесконечна Твоя награда
Перед утром духовных битв.

Мы готовы к рассвету, Отче!
Как апостолы, мы сильны!
Покажи мне, Великий Зодчий,
Новый контур моей страны.

И простым строителем новым
Стану я на земле Твоей
Поднимать на работу Словом
Неразумных Твоих детей!

В чёрном небе разгорается красное зарево.

Неизвестный, глядя на пламенеющую в небе таинственную звезду:

Страшно тем, кто глазами недетскими
Смотрит в небо и видит её.
Значит, мир наш наполнится зверствами
И пришло, значит, время моё...

Отворачивается от окна, склоняется словно под бременем:

Наступает Второе Пришествие.
Пять инфарктов у Бога-Отца.
И земное грозит сумасшествие
Тем, кто хочет дойти до конца.

За окном небо начинает полыхать огнём.
Простирается огненная дорога, на которой появляется Неизвестная, поющая:

Зарёй таинственной свободы
Над бездной духа занимаясь,
Шестокрилатым листопадом
К ногам Божественным прольюсь.

Неизвестный слушает.

Чтоб Ты был счастлив, созерцая,
Чтоб Ты был счастлив, прикасаясь...

Внезапно поезд ускоряет ход.

Танец Молний!


ПЕРЕСЕЧЕНИЕ

Резко темнеет.
В небе, как разверстая рана, пульсирует страшная кровавая звезда.
Реально сворачивается пространство.

Старенький автобус пересекает железнодорожные пути. Навстречу летит поезд с Неизвестным. Маленькая женщина, в ужасе обхватывая голову руками, видит рушащийся на поезд самолёт... В гигантской воронке мечутся тени людей. Выхода нет! Пространство сжалось, полилось материей.

Маленькая женщина кричит – в небо, но слышен только шёпот:

очень страшно очень хочется к маме... очень-очень хочется к маме...
очень хочется никогда не родиться
никогда не родиться
никогда-никогда!..

Ощущение ужаса и безнадёжности усиливается. Дрожание земли. Грохот падающих каменных глыб и шелест утекающего песка, как будто слышится Цветаевское: Мера! я не умещаюсь. Время! я не поспеваю.

Повелением свыше ВРЕМЯ останавливается.

Звучит голос Неизвестной:

– Повремени! Повремени!
Наступает Получасовая Апокалиптическая Тишина.

ДАЛЕЕ...

Все герои  проходят сквозь некую таинственную дверь и преображаются.

Во время перехода голос Джеффри звучит над миром:

а жизнь казалась такою длинной и бесконечной дорога счастья
возможность выбора до предела остановиться или свернуть
мы никогда не стреляли в спину нас укоряли за безучастье
клаустрофобия совершенства прыжок падение Млечный Путь.

глубоководные рыбы в толще чернильной бездны безликих страхов
что оживают с приходом ночи стальною цепью сжимая грудь
а шарик жизни катился к лузе устав от взлетов застоев крахов
морские звезды мечтали тоже увидеть небо и Млечный Путь.

и кто-то счастлив а кто-то болен смертельно страшно неизлечимо
он балансирует на пределе закрыть глаза и перешагнуть
черту взрыв газа в квартире снизу как жаль что время необратимо
для всех ступивших босой ногою на уплывающий Млечный Путь.

ЗАНАВЕС!

И тогда, сострадательным покрывалом
Долу, ЗНАМЕНЕМ прошумя.
Нету тайны у занавеса – от зала.
Зала – жизнь. Занавес – я.
/Марина Цветаева/

в ПРОЛОГЕ использованы произведения
Валерия Новоскольцева, Вадима Фомина, Ольги Гуляевой, Екатерины Лысянской, Марины Сергеевой-Новоскольцевой

——

План

——

ЧАКРАВАРТИН

——

Фиал

Когда меня не станет, заплачьте...
Цветов – не надо.
Пусть они растут, живые!

М.,
огонь, хрусталь

——

Сумеру ки, ни мрак, ни свет…

Вода играет и рябит, горит янтарным великолепием осеннего листа, льнёт, обнимает волнующимся мёдом… по золотому Ареалу, пронизывая время, летают ультрамариновые сполохи, исправляя некоторый беспорядок после ночных метаний кисти гения…

——

Арти

Где взять мужества, силы найти,
Чтобы встать и дойти до небeс?
Мне не надо чудес, только сил.

М.,
сапфир

——

Море. Закат горит…
Голос от великого моря:

——

Тогда раздробилось: железо, глина, медь, серебро и золото сделались как прах на летних гумнах, и ветер унёс их, и следа не осталось от них; а камень, разбивший истукана, сделался великою горою и наполнил всю землю...

Книга святого пророка Даниила

——

Эхо, издалека:

Der Himmel sammt…
Der Himmel sammt funkelnder Sternen…
/Nikolaus Lenau/

когда-то её звали Дженни
когда-то её звали Дженни
и дым проходил сквозь стены…
и волны всех океанов
и волны всех океанов
ласкали её колени
прохладной солёной пеной
и время лечило раны
и время лечило раны
когда-то её звали Дженни
когда-то её звали Дженни
и пули ложились в цели…
слова покрывались пылью
и не было больше смысла
нам не было больше смысла…
куда-то вели ступени
туда, куда мы хотели,
наверное, просто были
над нами не властны числа…
когда-то её звали Дженни
и мы ещё были живы…

В. Фомин, Джеффри

——

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ! ДЕНЬ ВТОРОЙ!

Валерий Новоскольцев
Марина Сергеева-Новоскольцева

——

Эхо…

и просто хотелось верить…
и просто хотелось верить
во всё, что шептали тени,
рисуя на стёклах взрывы,
пока не закрылись двери
пока не закрылись двери…

В. Фомин, Джеффри

——

Был вечер, и было утро...

Страж.
Весь, словно в багрянице из света, в лучах восходящего солнца…

Море.
Волны накатывают на берег и плещутся у ног. Страж входит в воду, обращает лицо к разгорающемуся небу.

– Да...
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.
IM

Тень давнего воспоминания ложится на лицо.

——

Голос

——

Глубокой зимою, в день ужасного мессинского землетрясения, утром, я был с гончими у себя на Бильдине. И вот часов в десять – одиннадцать на совершенно безоблачном небе вдруг расцвела радуга. Она обоими концами касалась горизонта, была необыкновенно ярка и имела в ширину градусов сорок пять, а в высоту двадцать – двадцать пять. Под ней, такой же яркой, изгибалась другая радуга, но несколько слабее цветом, а дальше третья, четвёртая, пятая, и все бледнее и бледнее – какой-то сказочный семицветный коридор. Это продолжалось минут пятнадцать. Потом радуги растаяли, набежали мгновенно, Бог знает откуда, тучи и повалил сплошной снежище.

А. Куприн, Чёрная молния

——

ЧЕЛОВЕКА накрывает волна. ещё раз... ещё...
ЧЕЛОВЕК выходит из воды, обращается на восток.

Вечная Arco Celeste.
Музыка волн.

——

Зеркало

——

Комната. Юная девушка.
Отражение её колеблется, пропадает.

На маленьком столике рядом с распахнутым окном растекается хрустальное блюдо с засахаренными плодами. Плывёт, пылает…

Девушка берёт одну ягоду, пристально рассматривает её и отправляет в рот.
Рушится в сон.

У-ух…
Крылья крупной полярной совы окутывают мягко: взмах – в снег, неожиданно.

——

Пересечение пространств

——

IM, мер

Я стану – снег
С небес, с берёз, слезами с рук.
Мне ветер бог,
Мне время бег,
Мне падать вниз.
Я чист пока, касаясь ног,
Срываю грязь.
И пусть горячая рука, я суть цветок,
Остынет мной, я суть вода,
Стеку к земле.
А там – отчаянный разбег,
Полёт...
Мне время бог,
Мне ветер бег,
Я стану – лёд.

М.

Отражение колеблется, пропадает.
За окном начинает хлестать дождь. Сильнее… Сильнее…

Чёрная молния!.. Ураганный ветер. Град.

У-ух…
Крылья тёмной неясыти застилают сияющее небо.

Пересечение. Шёпот набегающих волн:

– О, что это была за ужасная ночь! Эти чёрные молнии наводили на меня необъяснимый животный страх. Я до сих пор не могу понять причины этого явления: была ли здесь ошибка нашего зрения, напряжённого беспрестанной игрой молнии по всему небу, имело ли особое значение случайное расположение туч, или свойства этой проклятой болотной котловины? Но иногда я чувствовал, что теряю с каждой секундой разум и самообладание. Мне, помню, всё хотелось закричать диким, пронзительным голосом, по-заячьи. И я все шёл вперёд, лепеча Богу, точно перепуганный ребёнок, несвязные, нелепые молитвы: «Миленький Бог, добрый, хороший Бог, спаси меня, прости меня. Я никогда не буду…»

А. Куприн, Чёрная молния

——

Временной взрыв! всплеск!

——

Элуль, улулу

——

А-лу-лим. Море.
Alumnus

Сердце в пепел упало и пену
И, как листья, устало застыло,
Как осенние листья, застыло.

Э. По, Ulalume,
нарастающий грохот вулканов…

——

Пересечение. Шёпот набегающих волн:

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней…
1877 г.

– Посмотрите, какая роскошь тканей! Какая девственная чистота и свежесть! А эти тычинки? Это папское кропило, концы которого напоены золотым раствором. Теперь загляните туда, в глубину таинственного фиала. Глаз не различает конца этого не то светло-голубого, не то светло-зелёного грота. Ведь это волшебный водяной грот острова Капри. Поневоле веришь средневековым феям. Эта волшебная пещера создана для них!

А. Фет, С. grandiflora

——

Веретено. Всплеск, временной взрыв!

——

Девушка внезапно приходит в себя, пытается закрыть окно, борется с ветром, задевает столик и переворачивает хрустальное блюдо с засахаренными плодами.

Море.
Шёпот набегающих волн…

МЕР, im

Голод бродит по улицам белым,
Где, крыла простирая в рассвет,
Горе смотрит на бледные стены
Свеже-рытыми дырами бед.

В безбережное снежное море,
Где царит Непокой да Зима,
Свеже-рваными ранами горя
Ослеплённые смотрят дома.

К детям, к детям Последней Столицы
Тихо тенями стынут дома
Под крылами истерзанной Птицы,
Дико мечущей вниз зеркала,
Дико, гибельно внутрь, зеркала,
К сердцу, гибельно, дни-зеркала.

М.

——

Дуновение невидимого пламени.
Кристалл.

Шёпот…

По упавшим на мёртвой дороге,
Отдохнуть, воздыхает зима,
Под небесные стоны тревоги,
Под стенанье небесной тревоги,
Под рыданья небесной тревоги
Безбережные смежив крыла.

М.

Страж припадает к монитору слежения, движением руки сметая всё, что находится на древнем каменном столе.

Звон-н!..
Время, шелест утекающего песка.

Голос, подобный Голосу от Великого Моря:

А воздержание есть крепкий страж от вора и врага, да не расхитит драгоценные сосуды. Но если связан крепкий, враги опустошают дом!

Страж, тихо:

Хранитель Целомудрия...

——

Дуновение невидимого пламени.
Вселенский ураган бушует над образом Великого Моря.

Удар бичом!
Тень давнего воспоминания, как шрам, ложится на лицо.

Голос:

– А хорошая сказка: как весна была, ветер плакал...
А. Блок

Страж, тихо:

– У меня сердце в крови.
А. Блок

——

Далее действие разворачивается, расцветает к. грандифлорой на особом экране для наблюдателя. Всё – в замедленном темпе.

Ягоды катятся, рассыпаются...
Блюдо, переворачиваясь, преображается, отсвечивает золотом и рушится на пол.

Звон-н!..
Пересечение. Шёпот набегающих волн:

——

Разумеешь ли,
Жизнь, душа моя?..
Жизнь, душа моя… Жизнь, душа моя…

Песня исполнена всевозможных переливов, управляемых минутным вдохновением…

А. Фет, С. grandiflora

——

Нарастающий грохот вулканов, ледопад и новая лавина.
Rock avalanche…

Отражение занесённого над чьей-то головою меча.

——

Февраль. Налить чернил... и выпить!
Мир – разноцветие страниц.
Иосиф, сосланный в Египет,
Не знал закрытости границ...

В.

——

Удар бичом!
Семизубый меч падает, теряет форму, изображение плывёт...

ЧЕЛОВЕКА в окровавленной разноцветной одежде накрывает волна. ещё раз... ещё...
ЧЕЛОВЕК выходит из воды. Обращается на восток.

Блюдо рассыпается в пыль!
Тьма.

——

Ночь. Четвёртая стража. Глубокое небо усыпано яркими звёздами. Рисунок созвездий несколько иной, чем в видимой реальности.

Пустынный берег моря.

——

Девушка, наконец, справляется с ураганным ветром и захлопывает, закрывает окно.

Музыка волн.
Вечная Arco Celeste…

ЗАНАВЕС!


——

Голос

——

В знак особенной любви подарил Израиль сыну одежду разноцветную.

А братья…
Бытие, 37 гл.

——

Ангел:

Яд и вино. Звон хрусталя.
То ли Харон, то ли Заря,
То ли Хеврон, то ли Дамаск?
Стон хрусталя. В ярости ласк –
Девственный плеск зреющих мер.

Воздевает руки к Небу:

Да обретёт зренье Гомер!
Да осенит царственный Кедр
Роды и кровь женственных недр.

——

Вход по приглашению.
Бесстрастный голос произносит, обращаясь к наблюдателю:

– День четвёртый!

——

IM, мер

——

На древнем экране пылают поля зацветающих алых анемонов.
Аэродром. Мегиддо. Лес.

——

Юная девушка идёт по взлётной полосе,
напевая:

Поток, дробящий отраженье
Ветров…
И вечное решенье –
Не разбивать!

Исток, изглаженное счастье
Листов,
Печально шелестящих –
Не разрывать!

——

Библос. Море.

——

Тревожный крик чаек. На горизонте, там, где небо сливается с морем, появляется белая точка. Точка растёт и, приближаясь, постепенно преображается в огромный Белый Корабль.
Приветственный залп!

Перезвон корабельных склянок.

——

Капитанская рубка

——

Арти… Мерцание в о з д`у х о в.
Этюды и эскизы; чертежи…

Дуновение, взмах! – сон,
носящиеся по чертежам и рассыпающиеся искры служебных саламандр.

МЕР, im

Воздух в каютах становится прозрачным, светоносным. Ветер. Ветер…
Капитан – у себя.

——

Несгораемый томик А. Блока, в который раз неторопливо перелистывает каминный огонь…

«Однажды в тот час, когда воздух начинает становиться незаметно влажным и тёплый ветер приносит особенно пряные ароматы душистых трав, – в поле шёл грустный человек с телом лидийского юноши Диониса, с лицом кающегося аскета…

Земля тайно дрогнула».

——

Разноцветные шарики плазмы сыплются, катятся по странно обновляющейся материи недочитанной книги, освещая её страницы всё новыми и новыми живыми картинками молниевидных иллюстраций, – и пылят, пылят тут же испаряющейся росой.

——

Дуновение, взмах! – сон,
оранжерея Гесперид, роща из апельсиновых деревьев. Приглашение к прогулке.

Прогулка)

Временной взрыв!
Бег, блиц на двенадцать тысяч стадий.

Стадий греческий – расстояние в 600 ступней…
По преданию, именно столько шагов успел сделать Геракл с того момента, как первые солнечные лучи появились над холмом Крона в Олимпии и до того, как солнце поднялось над землёй.

Временной взрыв,
Шалимму!..

Город.
Шель заhав!.. Панорамирование.

——

В. – шутка, чтобы не нагнетать…))

И дворникам, в лапах железного храпа,
Где выдох – лавина гравия,
Чудится подвиг бродяги Геракла
В конюшнях бедняги Авгия.

——

«В столбе пыли за копытами коней Цезаря не важна отдельно каждая сущая пылинка; не так уж важен и отсвет луча, бегущего сквозь лиловые вихри за белым пятном золотого императорского шлема. Цезарь пылит...» – А. Грин.

——

Капитан Nem-anch

Занят древними географическими картами, но присматривает и за живыми аэрокартинками нисану,

улыбаясь:

-

Неру

Стадия – просто этап, каждый этап вкл. 600 шагов.
Каков этот бег?

Смотря какая дорога…
Бег по дорогам времени, к примеру, – своеобразный танец)

——

Шар

Свиток, атласные угли:

http://stihi.ru/2019/11/14/1041

——

Черн-к

——

Нижняя палуба,
зала со старинными зеркалами.

Одно из зеркал, как будто густой сетью, сплетённой из разбегающихся нитевидных молний, покрыто трещинами.

Не отражает ничего.
В других – отражаются Трое.

Высокопоставленные Незнакомцы сидят за круглым правительственным столом. Беседуют.
При внимательном взгляде на эту картину, возникает ощущение странной внутренней пустоты, фальши, фарса, какого-то дикого маскарадного действа.

——

Неизвестный в задумчивости бродит по летящей, несущейся в среде некой туманности зале и, наконец, устало прислоняется к одной из древних дорических колонн.

Играя горящим свитком, пробегают саламандры…
Свиток:

http://stihi.ru/2010/02/13/1180

Тень давнего воспоминания ложится на лицо.

——

– Да...
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.

——

Когда мы выйдем торговать
В своих рубахах по колено,
Китайцев доблестная рать
Рассеется по всей Вселенной.
У нас попробуй не купи!
С такою волей непреклонной
Торговлей родину крепи,
как раньше было – обороной…

——

По зале, подобно юрким ящеркам, пробегают язычки занимающегося пламени.
Неизвестный спохватывается и, преображаясь в стража, мгновенно выметает пламя.

——

В зеркалах ярится тьма надвигающегося огненного потопа.

——

Дуновение, взмах! – сон,
этот пепельный ужас в глазах
потухающий свет…

————

М. – шутка, чтобы не нагнетать…))

Здесь, спьяну заплутав в веках, озоном дышит каждый камень, сверло и молот, серп и пламень, и звездокары в облаках!

Но ледокол загнав в гараж, покинул землю экипаж.

————

Мелькают безмолвные тени проносящихся с невероятной скоростью пилотируемых поездов.

——

Покрытое трещинами зеркало начинает тонко напряжённо звенеть.
И вдруг…

——

Время.
Шелест утекающего песка,

от центра поля зацветающих алых анемонов сначала медленно идёт, потом бежит прекрасный юноша-охотник. Быстрее. Быстрее…

Зеркальная панорама.
Эхо.

в этом городе нет приливов и фаз луны
нет солёной волны точащей подножья скал,
в этом городе пустота пожирает сны
Как расплата за всё что видел и что познал,
слишком поздно мечтать покинуть уютный плен
вслед ушедшим и не вернувшимся поездам...

——

Время.
Шелест утекающего песка…

ночь стучалась порывами ветра в окно Мадлен,
ночь стекала дождём по белым её щекам.

——

Из тьмы звенящего зеркального пространства, украдкой оглянувшись, выходит в залу Некий человек.

Бесстрастный голос продолжает:

– И в этот час в пустые сени войдёт подобие лица. – А. Блок.

——

За ним, неловко вылезает следующий, зло оглядываясь, и, то ли радостно заискивая, то ли оправдываясь, произносит:

——

В тяжёлое, но радостное время,
Когда мы утвердились у руля,
Нам не простят, когда чужое семя
Вдруг примет внутрь красавица-земля.
И потому – ни грамма и ни пяди!
Пусть зарастёт бурьяном чернозём!
На нас всегда работать будут дяди,
А мы не будем думать ни о чём.

А, впрочем, слух доходит из Синода,
Что старчество, вися на волоске,
Смущает дух унылого народа
И снова строит замки на песке.
Мол, говорят, народным ополченьем
Когда-то все бывали спасены…
Вот так возьмут и, с первым воскресеньем,
Нам разнесут полцарства и Стены,
Которой мы от всех отгородились.

Синод не дорабатывает, м-да...
Мы до сих пор с ним не определились,
На сколь концов у нас теперь звезда
На всех официальных атрибутах.
Им некогда, как некогда и нам!
Так дорога последняя минута,
Когда мы разойдёмся по домам.

——

Внезапно звон прекращается. Зеркальный лист взрывается; пыль, пыль…
Гул, громовые раскаты сходящей лавины.

——

Страж, тихо присвистнув:

——

Мы – на пороге Последней Зимы
В облаке (образе!) пыли
Этой серебряной, звёздной такой…
Можно потрогать горячей рукой,
Пробовать можно губами,
И не растает она ни фига!..
Небо открылось – упали снега,
И прогремело стихами!

——

Некий человек мгновенно припадает к земле. Прислушивается. Крадётся, точно барс, и исчезает тихо.