Скамья

Из какого множества суетного, бессмысленного и бессодержательного рождается что-то действительно важное? Сколько нужно пройти и переделать, едва вспоминая, едва оборачиваясь назад, чтобы, наконец, присесть у края этого шумного шоссе на той самой скамье, где ласковое Солнце коснётся твоего лица, и где нежный ветер обнимет своим дыханием твою беспокойную душу? Как же бесконечно цинично можно тратить всю свою жизнь на то, чтобы забыть её просто прожить?
Мужчина, с дико седыми морщинами старика, но всё же мужчина, покойно сидел и упрямо смотрел вдаль, заискивая перед Солнцем и ветром, перебирая все эти форменные вопросы и мысли, раскидывая остатки слёз на грустную чёрную землю. Серый аккуратный костюм на удивление сидел впору и выглядел элегантно и современно, очки угрюмо висели на переносице, но как-то уверенно и хорошо, без сомнения намекая на состоятельность личности хозяина. Длинный чёрный автомобиль брызгал фарами в темноту чуть поодаль скамьи, и неплохо дополнял весь этот пейзаж из уже наступившей дряхлости и пустоты, словно изящный бокал с маслянистой каплей коньяка на самом его дне.
Он старчески протянул руку и погладил каменную плиту, врезавшуюся своим ребром в землю, как нечто давно здесь существующее, как нечто такое, что так и должно быть.
- Сорок лет… Сорок лет назад, а ведь больше ничего, просто ничего, - он гладил и шептал, шептал.
И вдруг, что-то вдруг расхлестало память, закрутилось вокруг, как будто снежная буря в лютую сибирскую зиму, и нарисовало, просто нарисовало то, что он давно не хотел помнить, но всё-таки не забыл.
Дикое утро, невозможное щекотание внутри от чего-то важного, глупое осознание беспомощности и - она.
Она, с нежной ухмылкой ангела в его серой футболке, и пережаренная яичница, и ещё почти сырые помидоры сверху. А потом, потом поцелуи и спешные сборы на работу, улыбки и нервы, пустые вопросы, напоминания о вечере и каком-то выходе куда-то с друзьями и главное, главное её пушистые губы невзначай, но так значительно и так ощутимо.
А дальше, дальше, будто что-то лишнее ворвалось, что-то размазало молодые тела по стенам и уничтожило самое бесценное и воздушно-лёгкое.
Жизнь так забирает чувства, глотая души, слизывая мечты до шероховатого основания.
Она ушла, и он ушёл.
А ведь так просто всё составляет такое необходимое свойство во всём – давать и отнимать. И ведь, в общем, она прожила неплохую жизнь, - подумал он, - да, неплохую, но не со мной.
- Дорогой, прости, прости, но ты же говорил ненадолго, может мы уже поедем? – окно автомобиля опустилось и почти те же пушистые губы произносили слово за словом, поблёскивая молодостью, но уже не той, что была, уже с привкусом разврата и его утраченной жизнью.
- Да, едем, - сказал он. Медленно встал и пошёл в сторону большой чёрной машины, где водитель смотрел новости, а молодая женщина на заднем сиденье теребила инстаграмные лайфхаки, как нечто важное и почти не убивающее её жизненное время.
Я ничего не чувствую, - подумал он, - совсем ничего, господи, как же так, сколько в этом во всём бессмыслицы, - и он сел в автомобиль и обнял её, - совсем ничего…
Серая скамья, упираясь ножками в грудь Земли осталась одна. Вместо Солнца ярым светом замёрзшей холодности пылала Луна и раскидывала беспомощные зайчики на всём её морщинистом от стареющей краски теле. Она бы хотела протянуть руки, она бы хотела много сказать в ответ, передавая голос угрюмой и вертикально стоявшей плиты, она бы хотела вернуть его и обнять, как подобает теперь и как ему нужно, но так не бывает, так не бывает. И пошёл дождь, и ей стало совсем сыро и одиноко, также, как это происходит с нашими уставшими душами.
SH