Пустота

Что я чувствовал, когда меня предали?

Я был заточен в голых стенах.
Голых стенах безразличия.
А вчера сидел на кровати,
Сидел будто мое тело несколько лет
было беспомощно, а разум туманным.
Кроме опустошения я чувствовал
странное движение душ-
Будто за это время меня обманули.
Меня обманули. Я сам себя обманул, в том числе.
Но вкус теперь был в ином.
Лишь пятном на листе белоснежной бумажки я быть больше не мог. Но.

Тогда я решил, что хочу прикоснуться к бытию и тяжелым движением рук сдвинуть с места его постоянство.
Но уже на пути по горлу вздымались вибрации чуждые,
И в голосе дрожь, как обычно, не вовремя.
Боже, как же я мог. Как я смог позабыть, что этот смех щекотит уши,
голос греет душу, а взгляд...
Взгляд  слишком родным оказался, но больно стреляет лучами непонимания. Лжет.

Мое тело вспомнило что-то про плечи-
Будто они должны расправляться на юг от лица - в объятия теплые, того самого. Человека. В Твои.
А речи мои должны быть добрее, как прежде,
Не выдавая во мне родившегося подлеца.
Я мысленно снова начал касаться плеч, губ, сильных рук.
Только не от тоски,
А лишь разборчивости ради.

Ты сказал мне- наш апрель впереди, а пока снаружи -мороз,
И он что-то на улице у кого-то щиплет,
А я не чувствую этого.
Будто со снегом в одной туче, кричу им - не мучайте! Больно! Мне совсем уже больно! Ну же!
Я начал вспоминать очертания чьи-то.
Ха-ха! Вовсе не чьи -то, а только Твои.
И с ними - незримые ассоциации.
Как же важно, и для радости нужно было всего-лишь знать твое имя.
И вместе с ним громоздить цивилизации новые!

Новое имя, увы, теперь для тебя.
Только совсем не восторженно -
Завороженно я воспринимал эту весть  как и любой сухой факт.

Восклицая о преданности настоящей, я представлял медных львов, в чьих глазах слезами сворачивались мысли о человеке. О том самом человеке. Угадай же, о Ком?
Я смотрел на тебя, как на горы взирает море.
Я молился к тебе, как шепчут о сокровенном на едине,
в объятьях у Бога.

На этой планете, среди изувеченных душ, твоя была более, чем изумительна ,
А мысль о разрушении того - ужасающе горькая.
Теперь я увидел - голые стены -  и есть весь мой храм с твоим божеством, а в них всегда была дверь.
Я так просил про себя - не открывайся, пожалуйста.
Я так боялся, что мир слишком жесток.
А жестокость царила внутри. Оказалось.
Я вышел в нее.
Так жаль.
Ты ведь не мог.
Но я был посмертно влюблен.
В тебя.
Выбивался из сил. И лгал. Лгал о вечности, что ты мне дарил в один миг.
Таков и уйду.
Как жаль.
Все есть пустота.
И я в ней один.
Теперь.
Боюсь, так было всегда.