Листая старые журналы 25
7
«Тоска подступится, беда ли –
и меркли, удлинялись дни,
слышнее делались медали
на пиджаках чужой родни, –
заслуженные, понимали,
по праву всей страны видны!
Но – мы одни, одни, одни…
И слёзы в сердце закипали.
Ещё, дичась, глядели мы
Волчатами на свет из тьмы
Не выболевшей в нас обиды.
И несмышлёным мудрецом
Я не к пришедшим, а убитым
всегда был обращён лицом.
8
Всегда был обращён лицом
слепец незряче вдаль куда-то, –
туда, где вражьим сжат кольцом,
не выпустил он автомата:
с моим отцом, с чужим бойцом? –
держался до конца, как надо…
Два наших мысленные взгляда
сходились там – гонец с гонцом.
А на груди у инвалида,
гвардейской лентою обвита,
гармошка плакала навзрыд.
И каждый, за Отчизну павший,
тревожил память, не забыт.
И это стало сутью нашей!
9
И это стало сутью нашей:
наследники солдат, сыны,
Любовью, смертью смерть поправшей,
И мы пожизненно сильны!
Слова Присяги повторявший
в свой срок перед лицом Страны,
в себе я слышал гул волны
Любви той, сердце разрывавшей.
– Клянусь!.. и вздрагивало поле,
и матери – от той же боли,
дошедшей из далёких лет:
как всколыхнуть себя не дашь ей,
когда на твой вдруг выйдет след,
ничуть за годы не ослабшей?!
10
Ничуть за годы не ослабшей
тоской навалится – хоть вой:
на сквозняках сиротства зябший,
не представляю мать живой.
А помню: шелестела замшей,
завязывая шарфик мой!
Но след теряется домой
в листве, до времени опавшей…
Быть может, это не она
в дверь подтолкнула, а – война,
войдя, сломав границу, в семьи?
Что пересуды и суды!
живу бедой, одной со всеми,
возвысившей до Доброты.
11
Возвысившей до Доброты,
пребудь во мне до дней исхода,
Поэзия! Слова пусты,
когда в душе не дали всхода.
Но песню, что явила ты,
я пел, смелея год от года,
с достоинством – дитя народа! –
и со слезою сироты.
Не позабыт, не позаброшен,
жил-был не попеченьем божьим,
Отечеством усыновлён…
А песня, от простуд осиплой,
вдруг прилетит из тех времён –
И сердце наполняет силой!»
Евгений Ерхов
(«Москва», 1989, № 1)
Свидетельство о публикации №119110305010